Вероника Орлова - За зеркалами

— Он мне не отец!

Прорычал низко и угрожающе, настолько резко склонившись ко мне через стол, что я со всей силы сжала пальцами кружку, чтобы не позволить себе отпрянуть назад.

— Что такое, Натан? Что из себя представлял этот мужчина, что один его сын не хочет признавать своё родство с ним, а второй не скрывает своей радости по поводу его смерти?

— В наш договор не входил ни Крис, ни члены его семьи.

Всё с тем же предупредительным грудным рычанием, сквозь которое прорывается еле сдерживаемая злость.

— Ошибаешься. И если ты на самом деле так заинтересован в поимке убийцы, если всё это для тебя — не просто способ увеличить свою власть в определенных кругах, если твои слова о ненависти к этому ублюдку Живописцу — правда, то ты должен быть откровенен со мной.

— Крис не убийца!

Сквозь зубы процедил. Хлёстко. Практически без пауз между словами.

— Тогда расскажи мне, кто он, Натан Дарк? Что его связывает с домами сирот?

— Я.

Он рассмеялся снова. И снова с той же ледяной злостью.

— Его связываю с ними я. Крис замаливает вину своего подонка-отца передо мной таким образом.

Он с грохотом отодвинул стул назад и вскочил.

— Кристофер Дэй — лучший человек из всех, кого я знаю, Ева. Он лучший человек, которого могла бы знать ты. И я не позволю никому причинить ему вреда. Никакого.

Встала, не желая смотреть на него снизу вверх, не желая предоставлять этого преимущества над собой, несмотря на закравшееся ощущение мимолётного триумфа. Как обычно с ним, когда получается хотя бы на мгновение вывести Натана на эмоции.

— Возможно, ты забыл…но я знакома с твоим братом. И он мне показался кем угодно, но только не белым и пушистым добряком, помогающим бедным и обездоленным по доброте душевной.

— А каким он тебе показался? — усмехнувшись цинично и сложив руки на груди.

— Опасным. Способным на что угодно ради достижения своей цели.

И ещё одна ухмылка. На этот раз в его глазах появляется отблеск. Так бросает слабые блики на кипейно-белый снег зимнее солнце.

— Это так. Он очень опасен. Я бы не советовал кому бы то ни было связываться с ним.

— А как же самый лучший человек на свете?

— Но далеко не беспомощный.

— Послушай, Дарк, — подойдя к нему и глядя в напряженное лицо. У него желваки заиграли на скулах, и крылья носа трепещут как у разозлённого зверя, отстаивающего свою территорию, — я не знаю Кристофера Дэя. Но у меня к нему куча вопросов. И пока ни ты, ни он не дали мне ни одного ответа на них. Только разговоры вокруг да около. Ты…ты не просто защищаешь своего брата. И не нужно изображать братские чувства. Ведь ты его не знал. Значит, между вами нечто другое. Что-то, что тщательно скрываете вы оба. И ты знаешь, мне надоело идти по ложному следу. Дэй засветился меценатом в приютах, из которых пропадали дети, он приезжает сюда, а после мы находим искалеченного Кевина, которого кто-то убивает. И при всём при этом Кристофер Дэй зарегистрирован как постоялец отеля, но его в нём никто не видел. Он даже не заезжал в него. У меня есть показания дворецкого о частом отсутствии и неожиданном переезде Дэя в столицу. Его имя всплывает слишком часто, не находишь? Где находится Дэй сейчас, Натан? У тебя дома? А может, в катакомбах? Или же у тебя есть другие варианты, куда спрятать брата?

И отступить назад, когда начал надвигаться мрачной тёмной тучей, кажется — всего лишь мгновение, всего лишь неосторожный шаг, и молнии, рассекающие угольно-чёрное штормовое небо разгневанного взгляда, обрушат его, чтобы впиться обжигающими электрическими зигзагами в почву, пошатнувшуюся под моими ногами.

Но нельзя останавливаться. Нельзя позволить ускользнуть вот этой ярости, которая сейчас застыла в его глазах подобно готовящейся к нападению змее, ядовитой и голодной.

— Уже готов ордер на его задержание.

— Кристофер — не убийца.

Снова, не размыкая челюстей, заставляя отступить назад.

— Тогда ты?

На одном выдохе, боясь пропустить хотя бы толику его эмоций. И мысленно застонать, потому что они вдруг исчезают все. Шквалистое небо снова затягивается нечитаемым покровом отчуждения, плечи напрягаются так, словно лед оковал их и теперь медленно опускается по всему его телу.

— Не бывает таких совпадений, Дарк, — облизнув пересохшие губы, — а если и бывают, то…докажи. Я не позволю ему покинуть этот город.

И вскрикнуть, когда молниеносным движением схватил за шею, прижимая к стене и прожигая тяжёлым взглядом.

— Что?

Кажется, я не могу вздохнуть. Но не потому что он сжимает пальцами моё горло, а потому что воздух закончился ещё в лёгких. Исчез мгновенно, как только изменился его взгляд. Как только в нём стало отчаянно мало того Натана Дарка, которого я знала…если знала, конечно. Если не видела в нём лишь то, что он так старательно мне показывал.

В голове всплыли слова Люка о его женщинах, точнее, о том, что он делает с ними. И теперь страх оплетает липкой омерзительной паутиной нервные окончания, заставляя цепенеть. Теперь, когда его лицо кажется незнакомым, кажется принадлежащим абсолютному незнакомцу. И ужасающая мысль о том, насколько далеко находится моё пальто с оружием в кармане.

— Ты слышал. На него. И на тебя.

И вскрикнуть, когда он ударил кулаком прямо возле моей головы.

— Ты всё портишь! Какого дьявола ты всё портишь, глупая девчонка?!

— Что именно?

И с отчётливой ясностью понимать — не ответит. Не ответит ни за что.

— В тот день ты специально поехал со мной. Чтобы отвлечь. Да?

И еще один вскрик, потому что ударил повторно. На этот раз едва не задев костяшками пальцев моей скулы.

— Ты зашёл в палату.

— Чёрта с два. Ты была там со мной, ребёнок спал, и мы поехали в лес вместе.

— Ты, Натан. Ты сказал, что, когда приехал в больницу, — Боже, как же напряжены его пальцы. Словно металлические прутья, опутывающие моё горло, — ты узнал о смерти Кевина.

Склонил голову набок и перевёл взгляд на свои пальцы, смотрит так, будто раздумывает, позволить договорить или сдавить их сильнее.

— Но у меня есть свидетель…она видела, как ты заходил в палату. Она мне сказала об этом той же ночью.

— Тогда к чему вот это вот всё?

Спокойно спросил. Без какого-либо намёка на эмоции.

— К чему эта отсрочка в несколько дней? Почему не арестовала раньше?

— Я не хотела верить, — широко открыв рот, чтобы суметь сделать вздох, и не смея отвести взгляда от его лица, — я ошиблась, Натан.

— В чём?

Зачем он спрашивает, если мы оба знаем ответ? Словно хочет некоего выстрела. Сигнала. Но к чему? И я вижу в его глазах эту готовность его получить. И в голове выстраивается вся цепочка. Выстраивается стройным рядом, ровными звеньями, среди которых выделяются два особенных. Его волосы, обнаруженные Флинтом. Свидетели, указавшие именно на него, как на мужчину, который уводил погибших детей в сторону катакомб.

— Кто из вас, Натан? — сама себя не слышу, продолжая мысленно собирать кусочки пазла и чувствуя, как внутри скручивает от осознания, насколько они идеально становятся в эту жестокую мозаику, — Ты или он?

— А это имеет значение для тебя? — он усмехается снова, и я ненавижу его за это. За то, что эта усмешка выглядит как подтверждение самых худших моих подозрений.

А я ведь не замечала самого очевидного. Точнее, находила оправдания себе в том, во что отказывалась поверить.

— Джонсон называл даты, в которые Дэй отсутствовал дома. Они…они совпадают с датами убийств детей.

Он выдохнул и опустил голову. А когда через несколько секунд поднял её, я даже не успела закричать от той дикой боли, что взорвалась в голове. От хлёсткого сильного удара.

Я приходила в себя медленно пытаясь вынырнуть из состояния какого-то липкого тягучего состояния сна. Глубокого ощущения небытия, когда ты не просыпаешься, а будто воскресаешь заново, заставляя пробуждаться каждую клетку своего организма. Странно. Я ведь не спала, а упала в обморок после удара. Сознание пока ещё в какой-то полудрёме, но уже цепляется за звуки и запахи, и вроде не в состоянии анализировать, но всё же отстранённо отмечает их. Здесь пахнет сыростью и плесенью. Эта вонь плотным клубком молекул вбивается в нос, облепляет глотку, оседает во рту противным привкусом некой затхлости, вызывая желание чихнуть, стряхнуть с себя остатки этого омерзительного смрада. Внимательно прислушиваться к собственному телу, пытаясь найти хотя бы отголоски боли и одновременно понять, есть ли кто-то рядом, возможно ли открыть глаза, показать, что я проснулась. Тихо, если не учитывать доносящиеся откуда-то сзади, а может, и снизу или сверху, я не могла пока точно определить, звуки.