Алекса Райли - Заарканить невесту-девственницу по каталогу

Он возил меня купаться и рыбачить на озеро на его земле. Он брал меня на шоппинг в город и на экскурсию на его квадроцикле. Я хотела взять одну из его лошадей, но он сказал, что я не могу пока на них ездить, до тех пор, пока мне больше не будет больно. Он сказал, что единственное, что я должна хотеть, — это ездить на нем.

Все это было так идеально. Каждое мгновение с ним. Я никогда не чувствовала себя настолько счастливой и цельной за всю свою жизнь. Как будто я, по — настоящему, принадлежу какому — то месту.

Я беру одеяло с края кровати и возвращаюсь на кухню, где замечаю Кэша с корзинкой в руках. Он забирает у меня одеяло, а потом берет за руку.

— Уберитесь за собой, парни, когда закончите, — бросает он через плечо, уводя меня из дома. Парни прощаются с нами, когда мы уходим. Как только Кэш уводит меня из помещения, раздаются громкие возгласы. Скажем просто, что этого больше не повторится. Мне пришлось сдерживать смех, когда я вспомнила его вспыльчивость в тот вечер. Ему даже не нравилась сама идея, что люди подумают, что я занималась сексом, даже если это было с ним.

— Куда мы идем?

— К конюшням. Я покажу тебе кое — что.

Когда мы добираемся до конюшен, он тянет меня к дальней лестнице, которая практически скрыта. Я поднимаюсь первой, а Кэш — следом за мной.

На самом верху площадка с огромным открытым окном, которое выходит на поле позади дома. Отсюда я вижу, как солнце садится над озером. Очень красиво.

— Отсюда видно озеро, — я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Кэша, сидящего на одеяле, которое мы принесли, и еда уже разложена из корзины, а он просто наблюдает за мной.

— Да. Я обычно поднимался сюда, когда был ребенком, постоянно. Я даже организовал тут штаб на несколько лет. Считал, что это самое клевое место на свете. Как будто это был мой собственный дом.

Я подхожу и сажусь рядом с ним. Кэш устраивает меня между своих ног, прислоняя мою спину к его груди. Он немного рассказывал о своем прошлом, никто из нас, на самом — то деле. Мы просто опускали некоторые вещи то тут, то там.

— Это очень легко, — отвечаю я, поднимая кусочек курицы и откусывая от нее.

— Это, правда, так и есть.

Я оборачиваюсь на него, сбитая с толку от того, как он легко меня понимал. Он уже знал, о чем я говорю. Мы оба потеряли свои семьи, но потеря не настолько парализующая теперь, когда мы есть друг у друга. Кэш, похоже, может читать меня как никто никогда не мог.

— Я любила свою маму. Она была всем для меня, но все стало сложнее, — чувствую, как губы Кэша касаются моей макушки, когда он сжимает меня чуть крепче. — Ты же помнишь, что я жила на ферме до шестнадцати лет, но потом мы уехали от Блэквеллов, чтобы вернутся в город. Мы уехали потому, что мама заболела. Нам необходимо было находиться ближе к врачам. Я поддерживала ее несколько лет, а потом она просто ушла, и я осталась совсем одна. Мы сливали все наши деньги на этих врачей, а когда она скончалась, мне едва хватило на ее похороны.

Чувствую, как тело Кэша полностью замирает, как будто он почти не дышит. Я оборачиваюсь на него, и впервые вижу выражение, которое никогда прежде не видела на его лице. Панику. Или, может, вину.

Я полностью разворачиваюсь и седлаю его. Его ладони поднимаются к моему лицу, обхватывая его.

— Я не могу отпустить тебя. Я узнал немного о твоем прошлом. Я спрашивал в агентстве. Они рассказали мне, что ты разорена и что у тебя не такой уж большой выбор. На самом — то деле, в тот день я просил Эрла отправить тебя обратно. Дать тебе немного денег и передать, что я передумал. Я мог бы найти для тебя выход, когда ты приехала сюда. Помог бы устроиться как — то или что — то подобное, предложить тебе просто работу здесь, но я был эгоистичным ублюдком. Все, о чем я мог думать в тот момент, когда впервые увидел тебя, что я обязан утащить тебя к алтарю и связать с собой. А потом этого стало недостаточно. Теперь же, все о чем я могу думать — как создать с тобой ребенка. И тогда ты, действительно, не сможешь уйти от меня. Ты останешься здесь навсегда. Моей. Я даже украл твои противозачаточные в ту первую ночь, когда ты отключилась. Ты оставила их в ванной. Смыл их прямо в унитаз, чтобы их не было возможно найти. Даже, когда я рассказываю это, я понимаю, что не позволю тебе уйти отсюда, даже после своего признания. Я не смогу.

Я с секунду изучаю его, а потом взрываюсь от смеха. Я, вообще — то, абсолютно забыла о своих противозачаточных таблетках. Вероятно, потому что не привыкла принимать их. Знаю, что должна разозлиться, наверное, но это Кэш и его грубые выходки пещерного человека. Это то, что я больше всего люблю в нем.

— Почему ты смеешься? Я заманил тебя в ловушку, — его руки падают с моего лица, и он проводит своей гигантской лапой по своим волосам.

— Нет, не из — за того, что ты заманил меня в ловушку, — я снова смеюсь, вынуждая его обернуть на меня свой строгий взгляд, тот, который не срабатывает со мной, как с его работниками. — Из — за того, как ты любишь меня, из — за того, что заставляешь испытывать — все это заставляет меня оставаться рядом с тобой, Кэш. Именно из — за того, как ты оберегаешь меня, и продолжаешь все это делать. Я никогда не уйду.

Чувствую, как он расслабляется, часть напряжения покидает его тело.

— Ты никогда не покинешь это место. И точка.

— Хорошо. Я никогда не уйду, — подтверждаю я. Он захватывает мой рот в глубокий поцелуй. В нем нет ничего хитрого или соблазнительного. Этот поцелуй наполнен чистыми эмоциями и облегчением. Как будто его цепляла эта единственная вещь, которая могла забрать меня у него, а сейчас все напряжение растворилось.

Он отстраняется, мы оба задыхаемся, и он упирается своим лбом в мой.

— Я был тоже таким одиноким. Черт, ты же видела тот чердак. Боль приходила в дом по ночам, поэтому я убрал так много вещей касающихся родителей, как мог, чтобы не было так тяжело. Это не очень — то помогало. Я скучаю по ним, но еще думаю, что страстно желал той связи между ними. Я считал, что у меня такого никогда не будет. Это было подобно двойному удару каждый раз, как я входил в дом. Я потерял их и так же потерял возможность повторить их счастье самостоятельно.

Он оставляет еще один поцелуй на моих губах. Этот нежный, как будто ему нужно завершить то, о чем он рассказывал.

— А сейчас я не могу вернуться домой достаточно быстро. Черт, я помню тот первый день, когда вышел на работу, зная что ты осталась там, в главном доме. Я надрывался закончить со всем дерьмом, чтобы сбежать обратно и просто проведать тебя. Я думал, что ты можешь изменить свое решение и уехать. Я просто хотел еще раз взглянуть на тебя, чтобы убедиться, что ты настоящая, или, возможно, я просто свихнулся и размечтался о чем — то. Я провел прошедшие несколько лет, стараясь держаться подальше от дома, а теперь, похоже, я не в состоянии держаться от него в стороне. Ты это сделала. Именно поэтому я не могу отпустить тебя. Ты нужна мне, Клэр. Ты вернула меня к жизни. Я не могу вернуться к работе до полусмертельного состояния. Именно этим я и занимался. Вставал с первыми лучами, трудился не покладая рук весь день, чтобы, когда вернуться домой, я мог только поесть, а потом свалиться на кровать и вырубиться.

Чувствую, как мои глаза увлажняются, и комок растет в горле.

— Я люблю тебя, Кэш. Ты заставляешь меня чувствовать себя самым важным человеком на земле.

— Так и есть.

В этот раз я целую его. Я чувствую, как катятся слезы по моим щекам.

— Не плачь. Хочешь, чтобы я разозлил тебя? — дразнит он, заставляя меня улыбнуться.

— Как так получилось, что ты никогда не пытался? — вздыхаю, не знаю точно, зачем спрашиваю об этом, потому что не думаю, что хочу знать, но вторая часть меня — хочет. — Ну, знаешь, познакомиться с девушкой и все такое. Не скажешь, что ты плохо выглядишь. Джун же не единственная девушка в этом городе.

На щеках Кэша появляется намек на красноту. Он что краснеет? Ни за что не поверю, что мой пошловатый ковбой покраснеет от моего вопроса.

— Кэш, — настаиваю я, теперь уже действительно желая знать.

— Я уже рассказывал тебе, что не сходил с ума по девчонкам. Я всегда был со своей лошадью или помогал отцу. Я ездил однажды в город с несколькими рабочими. Им нравилось заходить в бары несколько раз в месяц, чтобы развеяться. Ну, скажем, я позволил себе слишком развеяться в свой первый раз. Слишком напился и чувствовал это еще три дня. Я никогда больше не принимал их предложения снова, — он глубоко вдыхает. — Тогда я потерял своих родителей, и все мои силы уходили на то, чтобы поддерживать жизнь на ферме. Чтобы заставить их гордиться.