Яна Мелевич - Заберите вашего сына

Бросаю взгляд на капельницу, сглатывая сухость в горле от волнения. Все вокруг вертится: образы, мысли, видения, воспоминания. Пока Серов продолжает стоять рядом и молчать, ожидая моего ответа. Даже не пытается дотронуться, когда я приподнимаюсь, опираясь одной рукой в кровать.

Я пыталась сделать фотографию и его толкнули? Но толкнули ли? Человек, из-за которого я сюда попала, все время работал на него. Он всегда был незримо рядом, но держался в стороне от любых событий.

Казался добрым, милым, чутким человеком.

— Я не говорила о клубе, — выдохнула с трудом, собираясь остатки сил и пытаясь справится с собственной слабостью. Хватаюсь за тумбочку, отчего ваза опасно пошатывается. Моя рука пытается нащупать айфон, который вновь начинает вибрировать. Мне даже смотреть не нужно — просто знаю, что это Амир.

Михаил продолжает улыбаться, наблюдая за моими потугами. Он ничего не делает. Ни тогда, когда с тумбочки падает айфон и закатывается под кровать. Ни тогда, когда ваза летит следом, а прекрасный букет падает на пол в луже воды с осколками битого хрусталя. Делает шаг вперед лишь заметив, что я пытаюсь сползти с кровати. Мои пальцы бесцельно шарят по полу, натыкаясь на осколки, воду и цветки лилий, один из которых остается у меня в руке.

— Не подходи!

— Лиля, да брось, — мурлычет утробным довольным голосом, тихонько посмеиваясь. — Я лишь пытаюсь тебе помочь.

Мы встречаемся взглядами, и я снова вижу этот холодный, расчетливый блеск в его взоре. Из горла вырывается всхлип, пока Серов подхватывает меня, удерживая руками. Бросает взор на цветы, чтобы снова посмотреть на меня.

— Ты знала, что белые лилии многие народы с незапамятных времен связывали с непорочностью, невинностью и чистотой. А древние египтяне считали, что эти цветы выражают кратковременность жизни, свободу и надежду.

Я пытаюсь дернуться, но все конечности будто онемели. Почти не чувствую ни рук, ни ног. Все тело будто погружено в вату, оно меня практически не слушается. Едва могу ворочать языком, а сил практически не осталось.

— Лилия — цветок непорочных девственниц, символ воскресения и чистоты. Он часто используется на могилах женщин. Использование лилий при погребении символизирует восстановление непорочности души в смерти, — я всхлипываю сильнее и чувствую, как соленая слеза катиться по щеке. Михаил большим пальцем стирает ее, убирая нависшие волосы с моего лица.

— Ну-ну, не плачь, — голос мягкий, обволакивающий. Где-то вдалеке слышится тихая вибрация айфона, по которому до меня хотят отчаянно дозвониться.

— Ты мне правда нравишься, Лили, — мурлычет в ухо этот подонок, касаясь его губами. — И мне жаль, что приходится причинять тебе боль. Но Доронов сам виноват, он должен понести наказание за грехи своего отца. Не волнуйся, милая, если все пойдет по плану — это закончиться очень быстро.

Прости меня, Амир. За то, что думала о тебе так плохо. За то, что многого не сказала, или говорила неправильные слова. Бабушка была права. Я очень-очень сильно жалею.

В моем ускользающем сознании проноситься картинка: Семен пытается бороться с кем-то, но люди, напавшие на него, не дают ему никаких шансов. Наверное, он пытался меня спасти. Его вытаскивают из палаты в коридор, откуда слышаться крики и звуки пожарной сирены, а меня подхватывают на руки, поднимая в воздух. Я успеваю только повернуть голову в сторону постели, под которой находится телефон. Мелькает знакомая медсестра, быстро подхватывающая букет и часть разбитых осколков.

— Убери тут все. Видео с камер ваши программисты подотрут, так что можешь не бояться, — голос Серова доноситься будто издали. Он крепче сжимает руки, держа меня на весу и шепчет, склоняясь ко мне:

— Когда мы приедем, Лиля, я расскажу тебе всю правду. Обещаю.

Темнота накрывает меня вместе с угасающей мыслью. Разжимаю ослабленные пальцы и смятый цветок падает, затоптанный в суматохе убегающих сотрудников клиники. Найдет ли его Амир? И главное, сможет ли понять подсказку?

Лиля

Это больше не было забавной игрой. Никогда в своей жизни, ни разу на минуту я не могла представить себе, что окажусь в руках настоящего одержимого психопата. А его цель — уничтожить любимого мне человека. Почему? За что? Чем провинился Амир? Его отец? Или моя семья? Пока мы двигались по бескрайнему лесу в сторону заброшенного поселка — я все пыталась ответить на эти вопросы самостоятельно.

В глазах рябило от света, мышцы казались просто каменными, а в горле пересохло — результат снотворного, что мне вкололи. Или это было не снотворное? Какой-то наркотик, туманящий рассудок — сейчас хотелось знать меньше всего. Особенно, когда нас с Семеном втолкнули в частично развалившийся сарай, продуваемый со всех сторон зимним ветром и прицепили наручниками к какой-то деревяшке. И если я еще была в состоянии думать, ходить и соображать, то на начальника службы безопасности Амира было просто страшно смотреть.

Избитый, тяжело дышащий и едва способный передвигать ноги. Господи, они серьезно собрались нас тут оставить? Я в больничной одежде в мужском сером пуховике, который нисколько не спасал от холода. Ноги уже промерзли в тонких штанишках, даже зимние сапоги не спасли, которые они хотя бы додумались забрать. Семену тоже выдали его вещи, только сейчас они ему не особо помогали.

— Ты серьезно вот так нас оставишь? — выдохнула я с трудом, сглатывая ком в горле от сушняка, мучавшего меня последние пару часов. — Здесь грязно, опасно и Семен может умереть!

Михаил бесстрастно оглядел грязное помещение, где кое-где валялись остатки деревянных клеток, всякий мусор и даже обрывки старых мешков из-под картошки. Рядом валялись полусгнившие от времени и сырости доски — видимо, тут когда-то были или свинки, или коровы. Окна частично закрыты фанерой, частично заколочены. Кое-где разбиты окна, а через щели и дырки в крыше залетает ветер со снегом.

— Что ж, одной проблемой меньше, — улыбнулся Серов совершенно безумно, поигрывая тяжелым ржавым замком. Честно говоря, глядя на него я сомневалась, что он откроется во второй раз.

— И зачем все это? — я кивнула, тихо ойкнув от звона в ушах и резкой головной боли, сдавившей виски.

— Боюсь, вы пока мне нужны живыми. Оба, — развел руками, пожав плечами и совершенно дико улыбнулся.

Прикрыла один глаз, чувствуя, как шапка спустилась почти на глаза. Черт, и не поправить даже. Руки намертво скованны, любое резко движение — тяжелые браслеты затянуться сильнее. Уже пробовала. Настоящие, полицейские, не подделка из секс-шопа.

Он вышел, а под подошвами его ботинок хрустел мусор, снег и разбитое стекло. Я прямо порадовалась, что нам хотя бы кинули старую шубу, на которой мы сейчас сидели. Потому, когда лязгнул замок, поежилась и попыталась устроиться с комфортом.

Не зря бабушка мне всегда говорила, что паника — верный путь к смерти.

А я очень хочу паниковать. И рыдать, и плакать. И к Амиру. Буду долго-долго просить прощения и клясться больше никуда без его ведома не ходить. Займусь бьюти-блогом, рожу ему прекрасных кавказских сыновей — в количестве две штуки. Нет, три. И девочку, обязательно. Все мужчины любят девочек, назову ее Аврора, буду любить, холить и лелеять. Запрещу заниматься журналистикой…

Первая слеза скатилась по щеке и тут же оказалась подхвачена ледяным потоком, проникшим внутрь. Затем вторая, по коже прошел холодок, а я сама тихо всхлипнула и уткнула в скованные руки, поднятые немного над головой.

— Лилия… Дмитриевна, — с трудом выдохнул Семен, едва способный приоткрыть опухший глаз. Он смотрел на меня так уверенно, будто сейчас встанет, порвет наручники и всех тут раскидает. От его вида мне еще хуже, и я всхлипнула громче. — Не плачьте…

— Если я умру, пообещай, что скажешь барану о моей любви, — проскулила я в отчаянии, вытирая о грязный рукав лицо, пытаясь рассмотреть хоть что-то в бесконечном соленом потоке. — И пусть не называет дочку Лилией. Имя неудачное.

Он усмехнулся разбитыми губами, едва качнув головой и тут же поморщился от боли. Как минимум у него отбиты ребра, хорошо если не сломаны. Они ведь могут проткнуть легкое и тогда смерть наступит очень быстро. Одно плечо явно выбито, многочисленные гематомы и скорей всего сотрясение. Но Семен держится. Чуть-чуть улыбается кровавой улыбкой, пытаясь меня ободрить.