Жизнь моя — сплошная не романтика. Даже сейчас стою, разглядывая древние развалины времен великого СССР, вглядываясь в провалы пустующих окон, пытаясь вспомнить важную вещь…
Где вообще должна была встреча пройти?
И ведь на номер тот не дозвониться — отключен. Почему для конспирации надо обязательно выпадать из реальности? Эй, люди, мы не в старых временах, когда с балкона о встрече под левой рукой у тела Ленина в мавзолее договариваешься. Связь нужно держать постоянно. Вот если бы я сейчас бабуле не отзвонилась, получив очередное наставление на тему мужчин, она бы потом весь город на уши поставила и старые связи из КГБ подняла.
Повсюду какой-то строительный мусор, а за забором то и дело мелькает одинокий свет фонаря охранника. Здание собрались сносить еще года два назад, но то ли руки не дошли, то ли деньги опять не туда распилили. В общем, бывшее общежитие так и стоит, превратившись в местечко для тайных встреч всяких молодежных группировок, любовных парочек, жаждущих пощекотать нервы и меня. Той, кто тут на встречу собрался. Поэтому пригнувшись, стараюсь не попасть на свет фонарика, аккуратно пробираюсь к дыре в деревянном заборе — там, где пару досок местные хипстеры выломали, чтобы пробраться внутрь.
И надо же такому случиться, едва не запнувшись о большой булыжник, натыкаюсь прямо знакомого бомжа — Антона Николаевича. А я его поначалу приняла за кучу мусора и тряпок в груде всякого хлама, который вытащили рабочие, дабы не мешался технике. Теперь за забором свалка рядом с жилыми домами, и никто ничего поделать не может.
— О, дядя Антон! — радостно выдыхаю, едва не наступив на мужчину, пытаясь забраться наверх по сваленным плитам и камням к заветному входу.
— Мнямнхурхрр… — невнятно дышит парами спирта Антон Николаевич, отчего тяжело вздыхаю. Он пытается с трудом приподняться со снега, сбрасывая грязную фуфайку, которой накрывался и с трудом переворачивается на спину.
— Понятно, вы не в теме. Давайте-ка, поднимайтесь, — тяну руки, не обращая внимания на ужасный запах. Хватаюсь за испачканный пуховик, а в нос ударяет стойкий аромат алкоголя, дешевых сигарет и мочи. Стараясь дышать ртом, пытаюсь тащить тяжелого мужчину Бомж — тоже человек. Мне совесть партийная не позволит дать ему замерзнуть на улице. Тем более, в прошлый раз, когда я караулила очередную местную звезду, именно он привел меня погреться к теплотрассе. Чтоб вы знали — высшее признание у людей без определенно места жительства. Не каждый из них, с вами местечком теплым поделится. Так что, пришлось едва волочащегося дядю Антона тащить до ближайшей патрульной машины.
Полицейские на меня так посмотрели, потом один из них пальцем у виска покрутил и ласково так сказал:
— Юродивая.
Главное, про биту ничего не сказали, отделалась фразой об игре в гольф. Подозреваю. Мне не особо поверили, но сделали скидку на то, что я девчонка и вреда обществу принести не должна. Но дядю Антона благополучно отгрузили в бобик с мигалками, отчего моя совесть успокоилась и я, провоняв до основания настоящим уличным амбре, поспешила назад, понимая, что на все про все ушел целый час. Они же меня подождали? Те парни, которые с неким чеченцем связаны? Должны же понимать, что такое девушка и почему она иногда задерживается. Бомжей, к примеру, спасает.
Никого в округе не наблюдалось кроме прохожих, спешащих домой с работы да собачников, выгуливающих своих псов неподалеку от дома. Лишь подбегая обратно к зданию успела застать каких-то ругающихся матом мужиков в черных костюмах, тащащих за собой тощего парня в тонком пуховике. Еще мысль мелькнула, как он не мерзнет. Он что-то кричал про барана, они ему в ответ, что девки нынче странные пошли. Ничего не поняла, но к дырке в заборе поспешила. И вовремя, едва только пролезла внутрь, бросившись к окнам первого этажа, перескакивая валяющийся гнилые доски, камни и часть плит, как внутри мелькнул фонарь. Даже не один.
Воодушевилась, воспряла духом и побежала в ту сторону. Пролезать в окно оказалось крайне сложным делом даже для тренированной меня. Во-первых, достаточно высоко — удобные входы давно и прочно заколотили, дабы всякие люди не лазали и ничего себе не отбили. Во-вторых, вся перепачкалась, варежки из белых стали почти черными, мамин светло-желтый костюм, без того воняющий бомжом, превратился просто в кучу грязного шуршащего тряпья. Порвался в трех местах, зацепившись за осколки разбитых стекол по углам, потому теперь сверкал синтепоном в местах разрывов. Отлично, меня еще и мама убьет, если где-нибудь здесь ногу не сломаю.
Едва спрыгнула вниз, под ногами что-то хрустнуло. Остатки бутылок, стекла, какие-то фантики, ошметки тряпок, банки из-под кофе, набитые окурками. Куча грязи и пыли с кусками штукатурки. Местами валялись брошенные инструменты из тех, что еще не успели утащить. Пнула ржавую пилу, включая фонарик на смартфоне и оглянулась, ища взглядом лестницу. Эта видимо была одна из комнат, потому что в коридор вел проход, в котором виднелся такой же хлам с пылью вперемешку, куда поспешила, продолжая освещать себе путь.
— Эге-гей, тут есть кто? Я пришла насчет встречи! — позвала, потянувшись к бите в рюкзаке. В эту секунду ощутила себя борцом с монстрами из фэнтенезийного сериала. Сейчас на меня вампир напрыгнет, а я ему сходу битой — на-а. А потом добавлю шокером, главное его найти в забитом всякой всячиной рюкзаке.
Только лямку спустила, дабы достать предмет борьбы со злом, как кто-то дернул несильно за руку, вытаскивая в коридоре прижимая к стене. Яркий свет фонарика ослепил на мгновение. Даже струхнула, услышав:
— Кто такая? Следиш-ш-шь за нами? — произнес некто зло шипящим, почти змеиным голосом. Ничего общего с басом, который я слышала по телефону. Попыталась проморгаться, однако яркий свет фонаря бил в глаза с такой силой, что они начали слезиться.
— Вован, одурел совсем на капусте? Отпусти девчонку, это новенькая, наверное, — тут же послышался другой голос. Меня отпустили, правда фонарик убрали не сразу. Кто-то в темноте изучал меня, затем недовольно засопел отпуская.
Перед глазами прыгали цветные круги. Ничего не видела, лишь ощущала державшую меня руку и слышала два мужских голоса и один женский. Писклявый такой, чуть-чуть истеричный.
— Почему девка?! Миша, я же просила!
— Ну, уж извини, не всех так заботит природа. А большинство наших повязали на акции!
А-а-а, точно зеленые. Нашла их, наконец-то, они, оказывается, сами опоздали. Ничего, бывает, но больно нервные, разве так поступают с теми, кому назначают встречу?
— А вы тоже все от чеченца? — мямлю, пытаясь привести в порядок зрение. Получается плохо, от попытки протереть глаза, шиплю от боли — в глаз попало несколько пылинок с варежек и грязь, теперь они слезятся сильнее, отчего все вокруг становится мутным.
— Какого чеченца? — озадачился тот самый, со змеиным голосом. Странный голос, чуть свистящий, будто часть звуков проглатывает. Видать беда с дикцией, оттого слова тянет. — От Максуда что ли?
Откуда я знаю, он имен не называл. Вот, все-таки надо было до Ибрагима дозвониться, уточнит кто ему эту информацию кидал.
— Ага, — говорю на всякий случай, ощутив, как девчонка ткнула в меня пальцем.
— Подозрительная ты.
Мне кажется, этот Миша громко фыркнул и глаза закатил. Но я не уверена.
— Леська, дуреха. Посмотри на нее, а? Котенка не обидит. У тебя же нет ничего животного происхождения? — спрашивает по-доброму и я на секунду зависаю. Животного? Как это?
— А?
— Кожа, мех, пух, перья на себя таскаешь? — тут же вновь припечатали к стенке. Икаю в ужасе, замотав головой, отчего яркие пятна слились в единую композицию.
— Н-нет! — выдыхаю.
— А мясо ешь? — еще подозрительнее спросил тот, что Вован. Снова икаю, отчаянно качая головой. Е-мое, страшно. Но, кажется, разглядев меня получше, ребята успокаиваются.
— Странная все равно. Я бы на дело не пустил.
— Так в чем проблема. Пусть докажет, что наша, — фыркает Миша. Глаза привыкают, режет уже меньше. Проморгавшись, снимаю варежку, предварительно сунув ее в карман и стираю выступившие слезы, радуясь тому, что у меня стойкая тушь. Этот жест вновь настораживает троицу. Та, которая Леся, замирает, освещая меня фонарем, отчего успеваю разглядеть острый подбородок и часть синего пуховика высокого широкоплечего парня — Вова, точно он.