Вера и Марина Воробей - Заблудшая душа

Клава не знала, сколько прошло времени с того момента, когда она попросила Кирилла отвернуться. Даже приблизительно не знала. Рисуя, она всегда теряла ощущение времени. И лишь голос, прозвучавший вдруг словно бы издалека, заставил ее вздрогнуть и вернуться к действительности:

– Ну что, можно уже? – спросил Кирилл. Он был явно заинтригован. А звучавшая из динамиков музыка, хоть и была негромкой, полностью поглощала чирканье карандаша о бумагу.

– Пять секунд еще! Ну, пожалуйста… – взмолилась Клава.

– Только ровно пять, – буквально понял ее слова Кирилл и начал обратный отсчет: – Пять, четыре, три…

– Так нечестно! – запротестовала Клава. – Ты слишком быстро считаешь.

Эскиз был уже почти готов, оставалось провести лишь две-три линии, обозначающие морщинки возле глаз.

– Три с половиной, – монотонно вещал Кирилл, – три с четвертью, три с ниточкой, три с иголочкой, иголочка ломается, ниточка обрывается… Два. Два с половиной…

– Поворачивайся! – весело выкрикнула Клава.

Странно, но почему-то она совершенно не испытывала смущения, показывая кому-то свои рисунки. Возможно, потому, что никогда не относилась к своему увлечению серьезно, воспринимая его как некую, пусть не совсем обычную потребность организма.

Кирилл не заставил себя долго ждать. Вскочив на ноги, он, не меняя положения стула, так что спинка его оставалась повернутой к столу, оседлал его и с выражением крайней заинтересованности на лице протянул:

– Итак?

– Вот. – Клава положила перед ним листок.

Несколько секунд царила напряженная тишина, если, конечно, не считать музыки, продолжавшей плавно литься из колонок. И тут Клава, будто вспомнив о чем-то, вскрикнула, испуганно прикрыв ладошкой рот:

– Кошмар! Артем же говорил, что ты художник! Вот дуреха! Нашла кому каракули свои показывать!

С этими словами девушка схватила со стола листок и, прежде чем Кирилл успел что-либо сообразить, начала ожесточенно комкать его в руках.

– Ты чего?! Не смей! – ошарашено выкрикнул он. – Дай сюда!

Вырвав из рук Клавы уже изрядно помятый рисунок, он стал осторожно разглаживать его. – Во-первых, я еще не художник, а только учусь… Ненормальная! – сокрушенно покрутил головой Кирилл. – Такую работу чуть не испортила!

– Тебе что, понравилось? – робко поинтересовалась Клава.

Впервые, если не считать того неудачного просмотра в художественном училище, она испытывала сильнейшее волнение, будто от мнения Кирилла зависела сейчас вся ее дальнейшая судьба.

– Потрясающе… – почти одними губами проговорил он, неотрывно глядя на рисунок. – Где ты училась?

– Нигде, – пожала плечами Клава. – Это у меня года три как появилось. Ну, желание рисовать… И сразу как-то получаться стало. Правда, я, кроме портретов, ничего больше не умею…

– Что, правда нигде не училась? – недоверчиво уставился на нее Кирилл. – Даже в художественной школе?

– Правда…

– Значит, ты гений, – уверенно заключил он, то и дело переводя недоуменный взгляд с рисунка на Клаву. – Несколькими линиями суметь передать характер! Не всякий профессионал так сумеет! А у тебя есть еще какие-нибудь работы? – Кирилл с неподдельным интересом посмотрел на Клаву.

– Есть, у отца где-то валяются, – небрежно махнула рукой девушка.

– Тебе надо поступать в художественное училище, – сказал Кирилл, сдвинув брови. – Ты очень талантливый человек. Просто исключительно.

– Ага, – иронично выдохнула Клава. – То-то, когда я притащила рисунки в «Девятьсот пятого года», консультант сказала, что портреты там никому не нужны. А крынки, кубы и шары я ни разу в жизни не рисовала…

– Да… – Кирилл досадливо поморщился, – они там все ужасные консерваторы… Особенно в «Девятьсот пятого года»… Но живопись, рисунок и композиция, это, конечно, везде от тебя потребуют… Даже если, как я, на сценографию будешь поступать. Портреты при поступлении не рисуют… Но это ерунда, – уверенно заявил он. – К вступительным экзаменам я тебя за несколько месяцев подготовлю… Если ты, конечно, захочешь…

На минуту Кирилл задумался, а потом спросил вдруг совершенно некстати:

– А ты Катю откуда знаешь?

Клава с удивлением подумала, что Кириллу каким-то образом удалось прочитать ее мысли, потому что за секунду до этого она поняла, что именно сейчас должна рассказать ему свою историю: как она оказалась в Москве, чем занималась тут все это время и при каких обстоятельствах, наконец, произошло их знакомство с Катей.

Как это обычно бывало с Каркушей, ее обида на Клаву длилась недолго. Очень скоро Катя поняла, что вполне возможно, у той имелись какие-то веские причины. Иначе она не стала бы ее обманывать. Теперь, вспоминая ночные посиделки, Катя прокручивала в памяти все, что Клава говорила ей о своей маме, и постепенно приходила к выводу: лишь ее собственная невнимательность помешала ей увидеть некоторые несоответствия в рассказах ее новой подруги, которые сейчас казались Каркуше очевидными. Нет, Катя не должна была отпускать Клаву. Где теперь ее искать? Внезапно ей в голову пришла неожиданная идея.

– Послушай, – обратилась Каркуша к Артему. – А как ты думаешь, Крик – это настоящая фамилия или псевдоним?

– Настоящая, – уверенно ответил тот. – Я в каком-то интервью читал, сейчас уже не помню где. А что?

– Понимаешь, у Вероники… вернее, у Клавы – она же мне еще вчера призналась, что ее Клавдией зовут. Так вот, ее отец живет в Москве. Что, если им, в смысле Клаве и Прасковье, эта фамилия досталась от него?

– Допустим. – Артем еще не понимал, к чему клонит сестра. – И что с того?

– Фамилия-то редкая, – рассуждала Каркуша. – Не думаю, что в Москве людей с такой фамилией окажется много. Давай попробуем через Интернет поискать. Вдруг она к отцу пошла?

– Можно, – с готовностью отозвался Артем, направляясь к компьютеру.

Конечно, Каркуша понимала, что ее братом движет исключительно корыстный интерес. Ведь он совершенно искренне полагал, что Вероника, то есть Клава, сможет при желании помочь его продвижению по карьерной лестнице. Каркуша же не собиралась его переубеждать. Ведь его рвение во что бы то ни стало найти Клаву было ей сейчас на руку. Они уже пробовали несколько раз звонить на мобильный Кириллу в надежде, что тому удалось догнать девушку. Но телефон Кирилла был выключен. Разумеется, надежда на то, что Клава и в самом деле отправится к отцу, была ничтожной, но лучше уж попытаться хоть что-то сделать, чем сидеть сложа руки.

Не прошло и получаса, как перед братом с сестрой лежал листок с выписанными на нем номерами телефонов. Катя не ошиблась – Криков по всей Москве оказалось не так уж и много: пять человек. Два номера не отвечало. По третьему отозвалась какая-то девочка. Но Катя, предположив, что это мог быть и мальчик (Клава же рассказывала, что у ее отца есть сын), попросила:

– Позови, пожалуйста, к телефону папу.

– А он на работе, – ответил то ли мальчик, то ли девочка.

– Постой! Не вешай трубку, – забеспокоилась Каркуша, почувствовав, что ребенок уже был готов это сделать. – Я ищу одного человека, девушку, – принялась поспешно объяснять она. – Я предполагаю, что это твоя старшая сестра… Ее зовут Клава, ей шестнадцать лет…

– У меня есть старшая сестра, – перебили ее. – Только ее не Клава зовут, а Аня. Ей тоже шестнадцать лет. Только она сейчас в школе.

– Понятно, – упавшим голосом протянула Каркуша. – Скажи, а ты кто, мальчик или девочка? – спросила она уже для очистки совести.

– Девочка… – последовал удивленный ответ. – Ну ладно, пока…

Как будто чего-то испугавшись, девочка поспешно повесила трубку.

– Только напугали ребенка, – грустно прокомментировала Каркуша.

– Это третий был, – деловито сказал Артем, вычеркивая номер из списка. – Звони дальше.

По негласному соглашению, Артем взял на себя роль руководителя операции, тем самым всю основную, самую неприятную часть работы взвалив на плечи младшей сестры.

– А чего это я должна все время звонить? – с некоторым опозданием возмутилась она. – Давай по очереди.

Каркуша терпеть не могла несправедливость и любое ее проявление воспринимала остро и болезненно.

– У тебя отлично получается, – улещал ее хитрый Артем.

Но Катя не поддалась на его удочку:

– Нет уж, дорогой, – сказала она, протягивая брату трубку. – Ты же у нас артист? Вот и работай!

Всем своим видом изображая крайнее неудовольствие, Артем вынужден был сдаться. Каркуша набрала номер.