– Инструменты? – недоуменно переспросила Каркуша. Ей представился хромированный лоток, в котором, накрытые куском стерильной марли, лежат скальпель, всевозможные кривые зажимы и пинцет.

– Инструменты! – нетерпеливо повторила женщина. – Стамеску, отвертку, молоток…

– Но они там, под ванной, в чемоданчике лежат… – наконец сообразила Каркуша.

– Черт! – в сердцах воскликнула Прасковья Крик. – Тогда давай нож!

– Но если вы испортите замок, мои родители… – попыталась возразить она, но известная на всю страну актриса перебила: – Я заплачу! Давай нож! – Но поскольку Катя продолжала стоять не шелохнувшись, добавила, сменив тон: – Пожалуйста, я тебя очень прошу…

– Катя, не слушай ее! – впервые подала из-за двери голос Клава. – Зачем ты пришла? – обратилась она к матери.

– Если бы ты знала, как я счастлива! – внезапно воскликнула та и в следующую секунду залилась слезами. – Я ведь думала, что никогда уже не услышу твой голос! Лавочка! Я так виновата перед тобой! Девочка моя! А ведь я тогда не забыла про твой день рождения! Не забыла, слышишь?

– Мне это безразлично, – угрюмо отозвалась Клава.

– Неправда! – в необыкновенном ажиотаже воскликнула Паша. – Ты потому и убежала, что подумала, будто я забыла про твой день рождения… А я… Я даже подарок купила! Дай мне две минуты, умоляю! Я уложусь… Только выслушай, не перебивая…

– Время пошло, – услышали все в следующий миг, а Прасковья Крик как-то вся сразу подтянулась, напряглась и заговорила вдруг быстро, но в то же время четко выговаривая каждый звук:

– Евгений… Ну, ты, конечно, помнишь, о ком я говорю… Он приехал за мной утром с билетами на самолет. Сказал, что этот день мы проведем в Праге, а вечером вернемся в Питер… У меня как раз был выходной, ты помнишь… Он так на меня смотрел… И потом, я была влюблена, как девчонка… Словом, у меня не хватило духу сказать ему «нет».

– Могла хотя бы записку оставить… – снова послышалось из-за двери.

– Не могла! – Прасковья Крик привалилась спиной к двери, картинно запрокинув голову назад. – У меня словно разум помутился от любви… Лавочка… Я ничего не соображала тогда… В ушах звон, в глазах темно, ты не поверишь, я была безумно увлечена этим человеком…

– Почему же ты не позвонила из Праги?

– Я виновата! – выдержав паузу, изрекла актриса, после чего безвольно уронила голову на грудь. Пряди ее тяжелых смоляных волос упали на лицо. – Я виновата, – тихо повторила она. – Прости.

– Ты исчезла на целую неделю. Я все больницы обзвонила, морги… – Теперь голос Клавы звучал чуть помягче.

– Я знаю. – Паша резко вскинула голову, развернулась, прильнув к двери грудью. – Он меня избил, – заявила в следующую секунду женщина. – Лавочка, я не могла выйти из отеля. В тот же вечер Евгений начал требовать, чтобы я бросила все: работу, тебя – и переехала жить к нему, а когда я отказалась, он ударил меня, а потом еще раз, и еще… – Она снова повернулась спиной к двери и, медленно сползая, опустилась на корточки, потом закрыла лицо руками и заплакала навзрыд.

– Я тебе сразу говорила, что этот твой Евгений – псих, – раздалось из-за двери, а в следующую секунду щелкнул замок, и дверь открылась.

Паша, которая упиралась спиной в дверь, упала.

– Вставай. – Клава протягивала ей руку. – Я на этого придурка Снежка натравлю, если он к нам еще раз сунется, – пообещала Клава и опустилась на корточки, рядом с матерью.

Теперь они обе сидели в ванной.

Каркуша, стараясь передвигаться бесшумно, просочилась в кухню. Она посмотрела на Кирилла, и тот, приложив к губам палец, кивнул.

– Ты всегда умела распознавать людей с первого взгляда, – всхлипывая, говорила Паша. – Ты вообще у меня очень умная… И всегда понимала меня и прощала… Прости и сейчас, а? Я больше не буду, честное слово, не буду… Прости меня, Лавочка, я так несчастна…

Судя по звукам, доносившимся до Кати и Кирилла, женщина снова плакала, уткнувшись в колени носом.

– А говорила, что счастлива… – тяжко вздохнула Клава.

– Конечно, счастлива… Счастлива, потому что ты у меня есть… А в остальном…

– А кино? Разве ты не любишь свою работу? – теперь уговаривала ее дочь. – Ну, напоролось на психа, подумаешь! Со всяким может случиться. Пообещай, что в следующий раз будешь меня слушаться, прежде чем вступать с кем-то… в близкие отношения.

– Обещаю, Лавочка… Чем хочешь поклясться могу…

– И вообще, тебе нужно замуж выйти.

– Ты считаешь?

– А то совсем от рук отбилась…

– Отбилась… – горестно вздохнула Паша.

– А с кем ты Снежка оставила? – спросила Клава.

– С тетей Люсей, – последовал виноватый ответ. – Ты же уехала, а у меня тут съемки…

– Когда домой поедешь? – строго, совсем по-взрослому поинтересовалась Клава.

– Завтра, – поспешно заверила ее Паша и в следующую секунду робко спросила: – Ты поедешь со мной?

Но ответа Кирилл и Каркуша не услышали, зато через секунду Клава, держа Пашу за руку, появилась на кухне.

– Вы нас извините, – попросила она. – Вообще-то Паша у меня хорошая, просто ей в личной жизни не везет. Познакомься, Паша, это мои друзья – Катя и Кирилл.

Паша молча кивнула. Глядя на эту парочку, создавалось впечатление, что мама на самом деле Клава, а Паша – ее непутевая дочь.

– Кать, спасибо тебе за все, – сквозь слезы улыбнулась Клава. – Мы, наверное, пойдем…

И она легонько потянула Пашу за руку.

– Спасибо вам, Катенька! – словно очнулась та. – Я вам так благодарна… Если бы не вы…

– Пойдем! – настойчиво повторила Клава. – Я позвоню тебе, можно? – посмотрела она на Кирилла.

– Вы когда уезжаете, завтра? – шагнул к ним навстречу Кирилл. – Каким поездом?


– Это очень серьезно. – Кирилл осторожно дотронулся до руки Прасковьи Крик. Сегодня ее голову венчал огненно-рыжий, весь в мелких завитушках парик. – Клава… она у вас очень талантлива. Ей обязательно нужно заниматься.

– Не волнуйтесь, Кирилл, – улыбнулась Паша. – Я найду самых лучших педагогов. А вы обязательно, слышите, обязательно приезжайте к нам на выходные. О дороге не беспокойтесь, я все оплачу…

– Да прекрати ты! – одернула мать Клава. – Заладила как попугай: оплачу, оплачу!

– Извини, Лавочка, – виновато опустила накладные ресницы Паша. – Просто мне очень хочется, чтобы у тебя были друзья. И вы, Катенька, приезжайте к нам! – обратилась она к стоящей чуть поодаль Каркуше. – Квартира у нас огромная, места хватит…

В эту минуту по радио прозвучало объявление об отправлении питерского поезда.

– Ну все, – вздохнула Клава. – Пора прощаться.

Паша тактично скрылась в вагоне, помахав на прощанье рукой.

Каркуша сказала:

– Кирилл, я тебя возле табло подожду, – и, наспех обнявшись с Клавой, побежала по перрону в сторону вокзала.

– Можно я правда приеду? – Кирилл сжимал прохладные ладони Клавы.

– А когда? – Девушка заглянула ему в глаза.

– В субботу.

– Лучше в пятницу вечером.

– Тогда в пятницу.

– Только ты позвони, я хочу тебя на вокзале встретить. Я с детства люблю поезда встречать.

– Конечно, позвоню…

– Лавочка! – послышался откуда-то из-за спины хорошо поставленный голос: – Поезд трогается!

– Значит, в пятницу?

– В пятницу!

– А может, в четверг?

– А сегодня что?

– Вторник…

– Лавочка! – Паша высунула из окна вагона голову: – Еще секунда, и я сорву стоп-кран!

– Все, пока! – Клава быстро провела рукой по колючей щеке Кирилла. – А то она у меня без тормозов… Плати потом штраф!

Пробежав по перрону несколько метров, Клава легко впрыгнула на подножку медленно набирающего скорость состава.

– Значит, в четверг! – весело крикнула она, зацепившись одной рукой за поручень.

– Или в пятницу! – донеслось до нее сквозь все нарастающий грохот колес…


Девушки, а их было пятеро, сидели за круглым обеденным столом. Их лица казались торжественными, глаза лучились тайной. Посередине стола, накрытого розовой, с бахромой скатертью, стоял старинный бронзовый подсвечник на три свечи. Еще тут находилась ваза с яблоками и виноградом, а около подсвечника лежал коробок каминных спичек. Свечи не горели, помещение освещали вмонтированные в стену круглые бра. В комнате царил полумрак, отчего лица девушек казались еще более загадочными. Прочистив горло, хозяйка квартиры поднялась со стула, протянула руку к подсвечнику. Ее движения были подчеркнуто плавными, какими-то даже тягучими.