Может, она такая озлобленная из-за боли? А может ПМС, или бесконечные диеты? Хотя судя по ее обуви, она просто не адекватная. На всю голову шандарахнутая! У нее и взгляд все время такой, словно представляет три тысячи вариантов моего убийства. Но не за что ведь. Точно ку-ку. Доставлю ее до дома, и хватит с меня этих мандариновых приключений. Ну ее в баню с веничками, пусть хоть голая сама на меня запрыгнет, не стоит оно того геморроя, что я с ней приобрету.

Неожиданный крик из-за двери доктора сжал все мои внутренности. Что с ней там делают? Или она и врача допекла своим незакрывающимся ртом? Спустя минут пятнадцать, появляется и сам источник болезненного звука. Лицо белое, глаза красные, на левой руке повязка, отчего она не может надеть пуховик. Подхожу к ней осторожно, как к раненому зверю, чтобы не спугнуть, а то накинется сейчас от страха, вцепится острыми зубами в горло, и поминай, как звали, Илья Геннадьевич.

Осторожно беру ее за плечи, накидываю пуховик на раненную руку, слегка поглаживая предплечья. Она оборачивается и я готовлюсь к очередной словесной атаке, но в ее взгляде только страдание и благодарность.

— Спасибо, что не уехал, — почти шепчет, и чувствуется, на грани слез.

— Сломана? — киваю на перевязанную руку.

— Палец вывихнула. Средний. Глянь, — уже улыбается, поднимая кисть. Заботливый доктор сделал все, чтобы фиксирующая повязка выглядела как большой жирный фак.

Непроизвольно смеюсь, только с Мандаринкой могло такое произойти! Она смеется вместе что мной, хотя две одинокие слезы все же выкатываются из ее серых глубоких глаз.

— Больно было? — вытираю ее щеки костяшками пальцев и поражаюсь теплому чувству, что разливается в груди. Рыжая сейчас выглядит совсем не сумасшедшей амазонкой, готовой пикировать словами и, уверен, при необходимости, кулаками, а скорее, как маленькая неуклюжая девочка, за которой жизненно важно следить, иначе разбитых коленок не оберешься. И почему-то мне страстно хочется быть тем, кто будет о ней заботиться.

— Очень. — Шепчет она, прикрывая глаза. А я уже забыл вопрос. Потому что перед глазами ее теплый искренний взгляд, наполненный чувствами, и никаких масок самодостаточной женщины, или веселой болтушки. Я смотрю на ее губы, и они манят меня. Наверное они и на вкус как мандарин — сочные и с кислинкой.

Нежные, алые, полные, к ним хочется прикоснуться, забыться благодаря им, кайфануть, как от дозы.

Но я не делаю этого, отстраняюсь на полшага, стряхиваю с себя наваждение и застегиваю на ней пуховик, оставляя травмированную руку внутри. Не знаю, чего хочу. В один момент — прибить ее, в другой — сжать в объятиях, сначала бросить ее тут и никогда больше не видеть, а потом увезти к себе и… Нужно проветрить мысли, обдумать все рационально, понять, что будет правильно. Продолжить охоту? Остановиться, пока она не разрушила мой рассудок?

Искать правильный ответ снова придется на дне бокала с янтарной жидкостью. Жаль рядом нет друга, готового разложить все по полочкам.

Когда помогаю ей садиться в машину, вижу жуткие грязные разводы на бежевой обивке пассажирского сидения и сердце невольно пропускает удар. Только из чистки! Так вот, что это были за ритуальные танцы, которые она устроила по дороге сюда. Ну точно, психичка! Бросить, определенно бросить и никогда больше не вспоминать. Даже в маркетинг заходить перестану!

Гневно смотрю на нее, желая испепелить это неадекватное создание, а потом вижу — дрожит. Вроде не холодно… Но потом взгляд скользит по ее ногам, и я все понимаю. Конечно, в разорванной-то обуви. И молчала же, шла спокойно, я даже не вспомнил. Господи, ответь мне честно, ты испытываешь меня? Эта рыжая послана, чтобы мучить меня при жизни, а после я попаду в ряды апостолов? Иначе я не знаю как объяснить это несчастье, свалившееся на мою голову. Особенно после слов: в Котельники, пожалуйста.

Мать твою, ближний свет. Может, хоть на кофе пригласит, на всамделишный? А ещё лучше, ужин. Есть хочется дико. За тот эпичный обед так и не поел, сразу обратно в офис ломанулся, даже надеялся перехватить по пути Мандаринку, но она шустрая, не догнать.

Рыжая молчит. Прикрыла глаза, и в тепле салона, кажется, заснула. В стационарном состоянии она очаровательна. В очередной раз поражаюсь ее миловидному лицу. Ресницы густым веером лежат на молочной коже, пухлые губы чуть приоткрыты, а колечко в носу просто сносит мне мозг! Раскусить бы эту Мандаринку, а то нифига не понятно — сладкая, или будет кислить?

— Просыпайся, рыжая! — расталкиваю ее. — Твой дом?

Серый взгляд с сонной поволокой, поднимает мое нижнее настроение на пару градусов. Да что за магия такая в этой сумасшедшей?

— Да, мой. Спасибо тебе…Илья, — видно, что ей сложно даются эти слова, особенно произнести мое имя, кажется, я впервые слышу его из ее уст. И мне охренеть, как нравятся ее мягкие согласные.

— Может, покормишь меня, раз вез в такую даль? Скажешь спасибо материально.

— Ещё чего! — глаза вспыхивают уже привычным негодованием.

— Под покормить, я имел в виду исключительно еду, пошлое ты создание. Так что, ужин?

— Илья Геннадьевич, я живу не одна, и уж точно не собираюсь вас знакомить! — говорит, как режет — четко и метко. Вылезает из машины и громко хлопает дверью. Если бы не знал, что не за что, подумал — мстит. Сначала сидение, теперь дверь. Явно знает, как мне дорога эта машина.

Смотрю, как она сердито шлёпает по лужам, слегка морщась, и усмехаюсь. Хм, интересно, так мифический парень, о котором она говорила, действительно существует?


Глава 8. Кот, кед и бывший

Инна.

Бывают плохие дни. Бывают отвратительные. А бывают такие, словно тебя кто-то проклял, черная кошка перешла дорогу, а баба с пустым ведром шандарахнула тебе им же с размаха. В мою личную летопись этот день внесен как "черный понедельник", и не потому, что урвала скидосы, или привалило денег, а потому что чернее уж быть-то не может!

Собеседование провалено, обувь испорчена, палец травмирован. Теперь даже пальцев на руках не хватит, чтоб загибать, перечисляя все подножки судьбы за последнее время. Ха-ха, планеты, вы окончательно вышли из намеченного курса и творите жесткий беспредел!

Наливаю горячую ванну, разбавляю в ней остатки шампуня, чтоб сделать пену выше головы — надо не забыть завтра прикупить новый — и с наслаждением погружаюсь на дно источника удовольствий. Левая рука с поврежденным пальцем остаётся за бортом, волосы неуклюже собраны в пучок, оставляя то тут, то там, длинные пряди, облепившие мое лицо, но мне все равно хорошо. Принять ванну, это же лучше психотерапии! Только подумайте: стоит минимальных вложений, находиться здесь можно сколько угодно, и всегда, всегда выходишь обновленной.

Глубоко дышу, пытаясь отбросить все невзгоды сегодняшнего дня подальше, закрываю глаза в неге, напеваю дурацкое:

Вы меня все зае…

Я хочу на Бали

Там море тус

Увидите меня на Дип-хаус

Я здесь усну и там проснусь

Вы меня все зае…

Я хочу на Бали

Почему-то последние строки выходят особенно душевно, особенно, когда нервный сосед снизу начинает колотить по трубе и орать: заткнись уже, припадочная! Отчего только вдохновляет меня прибавить громкость в свой "в детстве на ухо медведь наступил" и, перегнувшись через край ванны, горланить почти в пол. Сергей Викторович, наслаждайтесь! За все ваши вечерние приходы, "я сейчас полицию вызову" и бедного кота, которого вы оставляете на несколько дней в одиночестве, истошно вопящим на весь подъезд.

Вы меня все зае…

Я хочу на Бали

Рекой алкоголь

Увезите меня на Дип-хаус

Не везите меня домой!

Да простит меня мама, учитель русского языка, за эту дичь. И спасибо тебе, Аля, девочка-подросток с верхнего этажа, за ликбез по современной попсе! Вот бы ее подселить поближе к Сергею Викторовичу, понял бы тогда, как ему с соседями сверху повезло, и перестал шастать к нам, как к себе домой, и батареи в ванной, глядишь, были бы целее!

О, а вот и звонок в дверь. Пришел-таки разбираться. Ну, ничего, я сейчас этому престарелому барабанщику устрою шоу. Вылезаю из ванны, на голое тело натягиваю халат, но не просто халат, а "халатик" — неприлично короткий, кружевной, оставшийся с лучших времён, а именно гражданского брака, так и не переросшего в официальный. Одним уверенным движением распускаю волосы, оставляя их распущенным каскадом обрамлять силуэт. На мысочках крадусь к двери, представляя себя, по меньшей мере, Шерон Стоун из "Основного инстинкта". Резко распахиваю дверь, в надежде ошарашить неадекватного соседа и отбить охоту шастать к нам по любому поводу. Но ошарашенной оказываюсь именно я.