Ибо на пороге стоит Андрей. Да-да, тот самый, несостоявшийся жених, отменивший торжество за неделю до оного, и вероломно попросивший меня "временного перерыва", который затянулся аж на год с двухмесячным хвостом. Судя по его взгляду, он тоже слегка удивлен моему эффектному появлению. Ну как, слегка. Дар речи потерял, челюсть тоже, разве что на ногах еще стоит, засранец. Осел недоделанный. Чё приперся? — говорю в душе, а на деле принимаю самую соблазнительную позу и томно выдаю:
— Ой, а я думала это другой. — И глазками луп-луп, на него всегда действовали эти дешевые спектакли с дурочкой-блондинкой. Стоп, я же уже не блондинка даже! Переходим в режим стервы-рыжей.
— И? — резко меняя тон обращения к нему, киваю головой, мол "что надо-то, ослик-недорослик"? А недорослик, потому что похвастаться метрами он не мог, а я, со своими метр шестьдесят пять не могла носить каблуки, не выделяясь на его фоне.
— Инна?! — то ли вопрос, то ли утверждение.
— Дверью ошибся? — помогаю ему собрать мысль в связный слог.
— Нет, я…Я…Можно я войду?
— Нет. — Говорю решительно, складывая руки на груди и взгляд бывшего тут же опускается до уровня "уверенной четверки". Все вы одинаковые, даже ты, белый и пушистый в начале, оказался непроходимым…
— Инна, ты сменила номер? — спрашивает наконец.
— Нет. — Все также односложно и резко.
— Я звоню, но "Абонент временно не доступен" уже который месяц. И вот, решился прийти. — Смущенно пожимает плечами.
Андрей вообще никогда не отличался мужским началом, харизмой или инициативностью. Он мягкий, как тесто для лепки. Что меня, в принципе, никогда не смущало. Я была ведущей в паре, он ведомым, моей активности и коммуникабельности с лихвой хватало на двоих, и обоих это устраивало. Пока не прозвучало сакральное: Пышка, прости. Вот, ещё один жирный косяк Андрея, он считал дико остроумным называть меня "пышкой", и это при стандартном сорок четвертом! Что же он придумает теперь, когда формы реально стали пышными? Пончик? Батон? Каравай??? С его плоской, сисадминской фантазией станется!
— И? — не сдаюсь я, все из него клещами вытаскивать приходится. А то, что он давно в "черном списке", говорить не собираюсь.
— Я поговорить хотел, может пустишь, а? На пороге-то стоять, голой… — ох ты ж заботливый.
— Ну, заходи.
Оставляю его раздеваться в прихожей, сама направляюсь на кухню, ставить чайник. За гостя не волнуюсь, он мой дом как пять пальцев знает, куда что повесить, где тапочки взять, шесть лет, как никак, были вместе. Хотя его гостевые тапочки, заботливо купленные моей мамой "для Андрюшеньки", я выкинула еще год назад, как только поняла, это расставание не временное. Ослина.
Проходит на кухню, несмело оглядывается и садится на стул у окна, его любимое, некогда, место. Ставлю перед ним чашку чая с бергамотом, который он терпеть не может. Смотрю, как кривится его лицо, когда он делает первый глоток.
— А можно сахар? — смотрит в глаза, словно не сахар просит, а прощения.
— Нет. — Отрезаю я. Мучайся, гад, пей противное не сладкое пойло, мелкая месть, конечно, но на душе все равно хорошо!
— Иннок, я скучаю. — Замолкает и глядит на меня как щеночек побитый. И чё? Так и хочется выпалить тираду о его скотском поведении и моей ненависти к нему и всему мужскому роду.
Но молчу, не буду упрощать ему задачу. Только эротично закидываю ногу на ногу, оголяя бедро дальше некуда. Взгляд недорослика опять блуждает по мне.
— Ты очень изменилась. Но блондинкой ты мне нравилась больше. — Улыбается, думает это что? Комплимент?
— И? — уже раздраженно поторапливаю его.
— А что с рукой?
— Ближе к делу, Андрей, день сегодня тяжёлый, и ты ему лёгкости не придаешь.
— Послушай, тут родители купили мне квартиру…нам купили.
— В смысле нам? Мы расстались больше года назад!
— Я это…родителям не говорил, сказал, мы решили со свадьбой подождать просто. Они же тебя так любят.
Молча поднимаюсь с места, выхожу в другую комнату и начинаю истерически смеяться. Это какой-то прикол? Боже, дай мне сил. На что Андрей рассчитывает, появившись спустя столько месяцев и говоря всю эту дичь? Его родители, видите ли, меня любят. Даже не хватило ума самому признаться в пылких чувствах. Небось, родители насели на него с женитьбой, а кандидатуры не нашлось, и вот… Здравствуй, Инна, прошлый год!
— Пышка, ну ты чего? — Удивленное лицо появляется на пороге комнаты.
— Ой, не могу я, Живило, — фамилию у осла знатная, мещанская, да. — Все, тебе пора.
Разворачиваю его в направлении двери и даю вектор.
— Давай-ка, собирайся и улепетывай на все четыре стороны, откуда ко мне дорогу нашел. И с бредом своим больше не приходи. С родителями сам разбирайся, это уже не мои проблемы. А я занята! Видишь, — окидывая себя рукой. — Ждала гостя, а тут ты.
— Но… — пытается что-то вставить, а я не даю.
— Живей, Живило! — о, как каламбурно вышло, надо запомнить, хотя нет, не надо. — Искренне надеюсь никогда больше не лицезреть твое сисадминское лицо.
Едва он втиснулся в ботинки, хватаю его куртку, открываю дверь и выставляю с вещами за порог. Там оденется.
Мне только кажется, или моя жизнь действительно превратилась в калейдоскоп непрерывного треша? Сажусь на пуфик в коридоре, пытаясь прийти в себя, после только что пережитой сцены. Невольно кидаю взгляд на порванные кеды — единственную обувь, некогда пригодную для носки в демисезон, пока не выпал снег. Итак, на счету пятьсот рублей, зарплата только через четыре дня, а носить мне нечего. Чудесно. Надо было хоть с Живило взять денег за моральный ущерб. А почему бы, собственно, и нет?!
Резко открываю входную дверь, осла уже нет, но далеко он вряд ли ушел. Ору на всю мощь: Андрей!
Слышатся быстрые шаги по лестнице и через пару секунд появляется лицо, освященное надеждой. Обломись, Живило.
— У тебя пара тысяч есть с собой?
— Есть. — Недоуменно пялится на меня.
— Дай, — протягиваю к нему руку.
Он сводит на переносице брови, как делает всегда, когда упорно размышляет, но все же тянется к карману джинс и достает портмоне. Открывает и я вижу, что там лежат несколько тысячных купюр и одна заманчиво оранжевая. Аккуратно вытаскиваю ее пальцами из кошелька бывшего и говорю:
— Отдам с зарплаты, не ссы. Приходи через четыре дня! — и захлопываю дверь прямо перед носом шокированного мужчины.
Конечно, отдам, не надо мне его подачек. Если осмелится снова прийти, конечно. После моей выходки, уже не уверена. А что он думал, придет, а тут его мягкая Инна ждать будет, которая окружит его заботой и лаской, как вторая мамочка? Было уже, плавали, знаем к чему все привело.
Улыбаюсь по пути в свою комнату, ведь одна из насущных проблем решена. Завтра с утра пораньше забегу в магазин за сапогами, а на работе предупрежу, что задерживаюсь. Может, и остальные проблемы как-нибудь рассосутся сами по себе?
Эх, пусть завтрашний день будет лучше! Едва касаюсь лицом подушки, как улетаю в царство Морфея, бороздить миры и биться с собственными демонами.
Глава 9. Ложка дегтя
Илья.
А в голове: вертолет, вертолет, вертолет. А на душе: хоровод, хоровод, хоровод.
Но это так, лирическое отступление. Надо завязывать с задушевными разговорами один на один с бутылкой крепкого, ирландского. На кой черт я вчера так надрался? Ах да, повод что надо — неадекватная Мандаринка.
С ней, что ни встреча, то вынос мозга. Скоро превращусь в припадочного с вечно дергающимся глазом. Помнится, вчера прежде, чем вырубиться, точно решил — завязываю с рыжими. И какого, спрашивается, хрена, преследуемый жестким похмельем, снова несусь в маркетинг, едва стрелки офисных часов приблизились к десяти?
По-ходу, это заразно! Психическая неадекватность, иррациональное поведение, эмоциональный раздрай. Точно, это новый вирус, передается воздушно-капельным, от очень красивых мандаринок. Боюсь даже представить, что бы случилось, поцелуй я ее вчера. Наверно, пришел бы сегодня на работу голый и всем показывал свои причиндалы, не меньше!
Все. Просто загляну, удостоверюсь, что цела, здорова и, как всегда, остра на язык и скроюсь в сумраке коридора, забыв дорогу до этой клоаки. А потом…потом подыщу себе адекватную мадам, без заскоков, завышенных требований, и, однозначно, молчаливую. И фиг с ней, если будет брюнеткой без форм! Смирюсь, откормлю. Не велика задача. Главное, чтобы ёкало, была не замужем и хотела семью.