— Обманул, — не стал отпираться Данко. — Еще немного и она точно себя до больницы довела. Такие истерики устраивать! Тут кто хочешь волноваться будет. А у тебя мать еще простыла. Ей и так плохо. Давление на нервной почве маханет и кирдык будет.
Нужно было приготовить что-нибудь на обед. Заодно и отвлечься. Как бы любопытно ни было, но в их разговор я вмешиваться не стала. Тем более что я не знала о чем разговаривать. Такое случилось впервые, когда ситуация вышла из-под контроля. Но и Данко ворвался в жизнь стихийным бедствием. Погреться ему захотелось. А потом последствия разруливай таких согревашек. Надо будет Свете рассказать про Данко. Она должна подсказать как быть. Потому что я растерялась.
Уже и суп был сварен. Выпито две кружки кофе, а эти двое разговоры говорили. Я ушла в комнату. Включила телевизор. Подошла к приоткрытой двери в комнату Сережи. Сын сидел на стуле, а Данко валялся на кровати и чего-то листал. Разговор шел о космосе.
— Сереж, ты есть будешь? — спросила я.
— Буду.
— И я не откажусь, — ответил Данко.
— Ты только позавтракал.
— Почти два часа назад. Тем более кашей. Она быстро растворяется в организме. И следа не остается. Надо потом что-то посущественнее есть.
— Тебя не прокормишь.
— Я как верблюд, впрок запасаюсь. Скоро зима. Надо жирком обрасти, а то мерзнуть буду. А у вас еще отопление не включили.
— Пока несколько дней среднесуточная восемь градусов держаться не будет, то не включат, — ответила я, не замечая, как влезаю с ним то ли в спор, то ли такой разговор.
— Ага, днем десять градусов, а ночью четыре. Все равно холодно, — ответил Данко, направляясь на кухню.
— Может в одной комнате ночевать, пока отопление не включат? Помнишь, как когда тетя Света жила? — предложил Сережа.
— Я болею. Тебя еще заражу.
— Ты нас всех заразишь. Так что не волнуйся. А потом будешь нас теплым молоком отпаивать, — мечтательно ответил Данко. — К молочку бы еще мягкую булку и будет красота.
— Или шоколадное пирожное. Мам, а ты знаешь, что шоколад помогает лучше думать, — сказал Сережа.
— Если это такой способ развода на пирожное, то нет. Так как я на больничном, то никаких сладостей до октября не предвидеться. Несколько дней больничного и я выбиваюсь из бюджета.
— Все так строго привязано? — спросил Данко, перемещаясь на кухню к кастрюле с супом.
— А ты как хочешь? Или думал, что я такая крутая? — хмыкнула я.
— Нам главное этот месяц продержаться. Там проще будет, — сказал Данко.
— А я уже не верю в это проще. Каждый месяц чего-нибудь случается. То что-то ломается, рвется, повышаются цены. Рассчитываешь бюджет на одну сумму, думаешь, что вот, теперь легче будет. Так нет. Обязательно что-то подвернется такое, чтоб распланированный бюджет полетел в черную дыру, — вздохнула я, наливая им суп.
— Ты кем работаешь?
— Волосы стригу. Парикмахер.
— Кстати, неплохо стрижет, — заметил Сережа. — Она и тебя подстричь может. Мам, знаешь чего он такой патлатый ходит? У него денег не было подстричься. Один раз так подстригся сам, что пришлось волосы на лысо сбривать.
— Было дело. Когда совсем волос нет, то уши в разные стороны торчат, как Чебурашки. И вранье это, что с такими ушами есть музыкальный слух. Нет у меня его. В детстве уши были такие большие, что на них медведь наступил, — ответил Данко.
— Можно сделать нормальную стрижку, чтоб уши не выпирали, — ответила я.
— Можно. Только я привык уже к своей гриве. Голова не мерзнет.
— Экономия на шапке.
— Угу.
— Только сейчас ты их все равно собираешь, поэтому уши у тебя торчат.
— Тогда надо подстричься, — задумчиво ответил Данко. — Уговорила. Но чтоб только не под ноль.
— Разные есть стрижки. Подберем. Мне надо прилечь. А то совсем плохо, — сказала я. Странно, что конфликт видимо был исчерпан. Надо будет спросить, как ему это удалось сделать. В голове шум. Нос на мокром месте. По телевизору какое-то телешоу.
— Голова раскалывается сегодня все утро. Ничего не помогает. Может к снегу? — спросил Данко, заваливаясь рядом.
— И таблетки не помогают?
— Не, не помогают. Может мне с Сережки взять пример и прогулять институт? Напишешь мне записку, что отсутствовал по семейным обстоятельствам?
— Смеешься?
— Смеюсь. Ладно, будем надеяться, что к вечеру мигрень пройдет, — он опять распустил волосы и положил голову мне на колени. Внаглую завладел моей рукой и положил ее к себе на макушку. Такой явный намек, чтоб я его еще и гладила. В комнате у Сережи включился компьютер. Заиграла музыка.
— Ты чего Сережки сказал?
— Что ему придется потесниться. Чего-то я замерз.
— Так оденься.
— Скорее накроюсь, — заворачиваясь в одеяло, ответил Данко. — У меня одни джинсы и спортивки. Плюс две пары шорт. Две футболки и свитер. Пять пар носков и несколько пар трусов. Чего одевать? Вот закончу учебу, пойду нормально работать, разбогатею и свитера будут и ботинки нормальные. Надо только год продержаться.
— Ты мне зубы не заговаривай.
— Эль, но рано или поздно кто-то в твоей жизни появился бы. Не всю же жизнь одной коротать. Серега скоро вырастит. Пусть лучше я тебя отвлеку, чем ты будешь его опекой душить.
— Совсем не душу. Он самостоятельный парень…
— Который вряд ли будет сидеть рядом с твоей юбкой. Ты ведь это понимаешь. То же я ему сказал. Сейчас вы по выходным в кино ходите. А придет время, когда захочется ему не с тобой, а друзьями пойти на фильм.
— Откуда ты знаешь про наши походы?
— Он рассказал. Уже сейчас с тобой гулять не солидно для парня. Можно отмазаться перед друзьями, что одолжение тебе делает, чтоб скучно тебе не было, но…
— Но я старая перечница, с которой перед друзьями появляться стыдно. Ничего не понимаю итд…
— Для него ты мама. В первую очередь — это опека. Сомнение в его самостоятельности. Почему ребята дразнятся маменьким сынком? Это значит прячется за женскую юбку. Чего с таким водиться, если он не может решить проблемы? Его толкнешь, а он к матери побежит жаловаться. Был такой случай. Играли в футбол. Заехали мне мячом в нос. Нос разбит. Пришел домой. Мама сразу панику разводить. Хотела идти с мальчишками отношения выяснять. Это же стандартная ситуация. Рядовая. Как во время бега можно подвернуть ногу, так и во время игры можно в нос получить мячом. У меня тогда еще отец недавно умер. Мать тяжело все это переживала. Все ее переживания в качестве опеки легли на мои плечи. Еле отговорил ее лезть туда, куда не прошу. Сложная эта грань. Не обидеть и правду сказать, что не всегда нужна ее помощь. Ведь она добра желает, а получается, что зло делает. Я не говорю, что надо полностью плюнуть и не интересоваться жизнью, но и палку перегибать не стоит.
— Чем твоя история закончилась?
— Ничем. Мать через год стала встречаться с отчимом. Вначале это меня раздражало, но потом понял, что так будет лучше. Я мог спокойно ее оставить и жить своей жизнью. Не беспокоиться, что в случае чего она останется одна. А вначале и ревность была. Почему-то казалось, что она предает память отца. Хотя было бы чего предавать. Он когда умер то выяснилось, что у него еще одна семья была. Роман с нашей соседкой крутил. А ее дочка, которая младше меня на год, моя сестра. Вот для нас шок-то был. Ну мы с ней хорошо всегда общались. А мать вначале отказывалась ее признавать. Тяжело пережила его предательство. Мы с Веркой до сих пор нормально общаемся. Она замуж вышла. Уже двоих сделала. Хорошая девчонка, только муж ее мне не особо нравится. Но, сердцу не прикажешь. Любит она его. Удивительно только за что. Ну, да ладно. Это ее жизнь и не мне советы давать.
— Веселая у тебя жизнь.
— Как у всех. Свои горести, свои радости. У тебя ведь тоже так. А за Сережку не переживай. Парень интересный. Найдем с ним общий язык. Ты гладь дальше. Не останавливайся. Приятно. Голова не так сильно болит.
— Судя по твоим словам, ты что, у меня жить собираешься?
— Не у тебя. С тобой, — поправил Данко.
— Я не согласна.
— Чего это ты не согласна? — он посмотрел на меня. — Споришь еще.
— Это смешно.
— Чем? — спросил он. — И тишина. Так всегда, как начинаешь уточнять, так и ответить нечего. Эля, мы с тобой в трудной ситуации оказались. Оба одинокие. Какие препятствия ты видишь? На любое твое возражение, отвечу сразу — я умею настаивать на своем. Спорить бесполезно.