— Как интересно у вас говорится, князь, — улыбнулся Кавальканти в ответ на слова будущего тестя. — «По рукам…»

— Ну а как иначе сказать? — пожал плечами Хованский. — Впрочем… Есть у меня сомнение…

— Какое?

— Вы же католик, верно, сударь?

— Верно.

— А Лизавета Гавриловна, как и мы, православная, и веру менять, думаю, ни она сама не пожелает, да и мы не позволим, вы уж простите великодушно.

— Я это вполне понимаю, Гаврила Иванович, — ответил Кавальканти, — а посему отвечу вам, что сия страна близка моему сердцу, моей душе и моему разуму. Думаю я, здесь остаться навсегда. Поэтому решил, что, ежели найду себе здесь жену — здешнюю уроженку, то веру свою сменю и приму православие.

— Вот это дело! — воскликнул, оживившись, Хованский. — Эти слова приятны моему родительскому сердцу более всех прочих. А потому… — Хованский поднялся, поднялся и сидевший перед ним князь Гвидо, — даю вам мое согласие. Но, впрочем, надобно позвать Елизавету Гавриловну и спросить у нее, согласна ли она… Да, думаю, она, конечно же, согласится! — прибавил Гаврила Иванович.

Однако он тут же взял колокольчик и, вызвав прислугу, попросил позвать к нему дочь и жену да принести кофею для гостя. Через пять минут обе дамы вошли в кабинет князя.

— Ну Лизок, то есть, — поправился князь Гаврила Иванович, — Елизавета Гавриловна, вот-с… князь Кавальканти просит руки твоей. Я дал ему согласие, а что ты скажешь?

Лиза при этих словах покраснела и опустила глаза.

— Я, папенька… — пробормотала она. — Я, папенька… Воля ваша, папенька, я согласна…

— Ну вот и славно! — вскричал старый князь, а княгиня тут же прослезилась и поднесла платок к глазам. — Благословляю вас, дети мои, живите долго и счастливо…


Вечером того же дня, когда взволнованная невеста осталась наедине с собственными мыслями, Лиза впервые задумалась о том, какая перемена произошла в ее жизни.

Шум и блеск поздравлений совсем смутили девушку. Она, еще не пришедшая в себя после столь поспешного сватовства, сидела одна в своей комнате и предавалась раздумьям, печальным или веселым — в зависимости от настроения, менявшегося столь поспешно, что и сама она не умела определить его границы. То ей казалось, что она невероятно счастлива, ведь жених нравился ей. Он был добр и красив, и, раз свадьба должна состояться еще не скоро, она, без сомнения, полюбит его еще сильнее. А то вдруг ей казалось, что будущее безрадостно и неопределенно, и тогда облачко туманило ее взор, и она погружалась в глубокую задумчивость. Ей все казалось то страшным, то веселым. То счастье согревало ее, то тоска сжимала ей сердце. А между тем ее жених как будто влюблен, и разве это не радует ее? Лишь однажды непонятный холод пробежал по ее руке, когда их благословлял батюшка иконою. Но она гнала прочь все предчувствия в ожидании счастья.

Так, с каждым днем Лиза все больше любила своего жениха. Да и тот, казалось, стремился быть с ней рядом всегда. Ближе к лету маменька и папенька Лизы пригласили своего будущего зятя погостить в их имение — в Безыменку. Благо летняя жара заставит всех вскоре бежать из города в деревню: словом, повод самый подходящий.


Вот наступило лето, и Хованские уехали в имение. Вскоре следом за ними последовал и князь Гвидо. Кроме него Гаврила Иванович и Анна Александровна пригласили еще несколько человек гостей, ради соблюдения всех приличий.

Приехала сестра Анны Александровны — Адельгейда Александровна, тетушка Лизы, прибыла двоюродная бабушка, двое кузенов с супругами, но без детей, словом, дом князей Хованских наполнился народом.

До свадьбы оставалось менее полугода и жених с невестой проводили вместе все больше времени.

В один из жарких летних дней молодые люди предприняли прогулку в парк, расположенный рядом с имением. Ручка Лизы доверчиво покоилась в руке князя Гвидо. Влюбленные говорили и совершенно не замечали, куда направляются и опомнились лишь тогда, когда увидели перед собой холмы, увенчанные крестами, да небольшую часовенку. Они пришли на кладбище.

Лиза поежилась:

— Как странно! День такой жаркий, а мне вдруг стало холодно.

— Вы просто слишком впечатлительны, дорогая моя. — Князь Гвидо улыбнулся.

— Да, наверное. Здесь такое место… Мне вспоминаются страшные истории, рассказанные нянюшкой.

— Ну полно… полно поддаваться глупым страхам. Посмотрите, какой день, как светит солнце.

Лиза посмотрела на своего жениха и улыбнулась. Князь Гвидо улыбнулся ей в ответ и, взяв ее руки в свои ладони, сказал:

— Я люблю вас, Лиза. А любите ли вы меня? Вы так и не сказали мне этого.

Девушка смущенно улыбнулась и покраснела.

— Скажите, сделайте меня счастливейшим человеком! Только несколько слов, — прошептал Гвидо и приблизился к ней.

Лизе показалось, что лицо его заслоняет весь свет, и внезапно солнце померкло в ее глазах.

— Мне холодно, — прошептала она.

Гвидо обнял ее и прижал к себе:

— Я согрею вас. Но только скажите… Только скажите…

— Я… люблю вас, — прошептала Лиза, будто в забытьи.

И только увидела, как его лицо склонилось совсем близко к ней и как его губы коснулись ее губ. Странная истома овладела ею, и девушка будто погрузилась в сон, словно солнце скрылось за тучей…

Открыв глаза, Лиза увидела, что рядом хлопочут матушка и тетушка.

— Ну и напугала ты нас, Лиза! Как же так можно!

— Как ты чувствуешь себя, деточка? — услышала она разнобой голосов.

— Что с тобой случилось?

Лиза слабо улыбнулась:

— Я не помню, что произошло… Я, кажется, лишилась чувств…

— Да, — запричитала тетушка Адельгейда Александровна. — Князь Гвидо был вне себя от испуга. Он принес тебя в дом и сказал, что тебе внезапно стало плохо.

— Это все от нервов! — прибавила маменька. — Ну зачем, скажи на милость, вы оказались на кладбище?

— Ох, это произошло случайно, — попыталась объясниться Елизавета Гавриловна.

— И свадьба совсем скоро, — продолжала говорить княгиня. — Понятно, что тебе стало плохо. Одни только нервы, только нервы! Вы, молодые девицы, так нервны, что надобно постоянно о том помнить! Зачем пошли вы на кладбище? Что за странная идея? Что за фантазия?

— Такая слабость, матушка, — только и вздохнула Лиза, которой все хотелось спать, и она не могла даже пошевелиться. — Я спать хочу.

Елизавету Гавриловну уложили спать, а князя Гвидо успокоили, сказав, что ничего особенного не произошло, просто княжна дурно себя почувствовала, верно, простудилась. Но наутро призвали доктора.

Доктор и долго шептался с княгиней Хованской о состоянии Лизы.

— Слабость, — важно заявил доктор, — вызвана внезапной меланхолией. А что могло послужить сему причиною — неизвестно.

— Но как же? Отчего вдруг такая напасть? И что же делать? — забросали доктора вопросами Анна Александровна и Адельгейда Александровна.

— Природа сего недуга неизвестна, а как с ним бороться… — Доктор помолчал. — Что же, надобно больше отдыхать по вечерам, но ранее вставать по утрам, не говорить о печальном и больше гулять, но ни в коем случае не ходить на кладбище! Такая прогулка при меланхолии может принести только вред! Надобно совершать прогулки пешие и верхом или в коляске. К тому же меньше пить кофею надобно. Устройте праздник для княжны, наконец.

— Благодарю вас, доктор, — ответила княгиня, подавая тут же эскулапу его плату.

— Ах, что за странные создания — доктора, — произнесла Адельгейда Александровна, едва тот вышел. — Столько слов наговорил, но ни единого действенного совета, кажется, не дал.

— Ну отчего же… Прогулки, сон… Устроим праздник, развлечем Лизу, — сказала княгиня.

Так и поступили. Прошло два дня, и Лиза поправилась совсем. Она радовалась солнцу и не тревожилась ни о чем. Маменька и тетушка назначили небольшое празднество на другой день, а нынче Лиза вновь увиделась с женихом.

Они сидели в небольшой гостиной, и Гвидо пожимал ее руку. Глаза его, как и в последний раз, ярко блестели и заслоняли от нее весь мир. Лиза внезапно ослабела, и только его глаза манили ее к себе. Она обвила руками шею Гвидо и почувствовала, как он наклоняется к ней. Все ближе и ближе были его губы… И вот как в прошлый раз он поцеловал ее. И столько в этом поцелуе страсти, столько блаженства! Неведомый восторг охватил Лизу, когда губы Гвидо прижались к ее шее. Она погрузилась в сказочный, упоительный сон…