Наталия Вронская - Загадочный незнакомец

— Так князь Гвидо вернулся на родину лишь пять лет назад?

— Да, сударыня.

— А где он был?

— Ну этого я не знаю, — протянула служанка. — В чужих краях, должно быть так. А уж где… Знаю только, что увезен он отсюда был младенцем и на родине не был более двадцати лет, вот так. И еще говорят, — понизила она голос, — что он до невероятия похож на своего папеньку! Ну просто как две капли воды. Папенька ведь и увез его милость из Лукки. Да. А папеньке его было тогда не более сорока лет. Хотя выглядел он, как говорят, не старше тридцати. Князь, должно, таким же будет. Да и красавцы оба преизрядные…

— Да, он хорош, — произнесла Лиза. — Вот только эта бледность.

— Это у них наследное. Папенька его милости тоже был бледный, как бумага. И это при нашем-то солнце! Не иначе как это болезнь какая или проклятие.

— Что за вздор! Какое проклятие?

— Ну ежели не проклятие, то болезнь.

— Какая болезнь? — всполошилась Лиза.

— Да лихорадка. Кто долго болеет, чуть не всю жизнь, и ходит притом весь белый, ровно бумага. А кто сразу помирает. Ну ежели бледный, то, значит, долго проживет, вы не беспокойтесь, синьорина, — решила утешить Лизу добрая девушка.

— Но он стал бледный лишь только сюда приехал. В Петербурге он вовсе таким не был. Смуглая кожа и румянец его так восхищали наших дам…

— Вот этого не знаю…

— Так, а что за история с невестой? — нетерпеливо напомнила Елизавета.

— А, так вот… Лет пять назад его милость вернулись в наши края и надумали жениться. И вот невесту они, так же как и вас, привезли сюда из Рима. Вместе с ее маменькой. Какая веселая и дородная была женщина, эта маменька, — страсть! И детей у нее было, дай Бог им всем здоровья, пятнадцать душ ровным счетом. И все живые, как один. Все говорили, что выбор верный, ибо такое здоровье и чадородие для женщины большая ценность. А у вас, позвольте спросить, синьорина, братья и сестры есть? — вдруг сказал служанка.

— Нет, — ответила ошеломленная Лиза. — Да тебе-то что за дело?

— А и верно, мне дела нет… Ну думаю, теперь его милость уже решил по-другому выбирать, не как в прошлый раз. Наверное, он сильно вас любит, когда хочет взять в жены, а семья у вас столь малая…

— Продолжай! — чуть не вскипела Лиза.

— Да, так вот… из всех пятнадцати детей было лишь две дочери в той семье. И вот невеста его милости была младшая дочь, звали ее синьорина Уррака и было ей восемнадцать лет.

— Боже, что за имя! — воскликнула, поморщившись, княжна.

— Да, имя странное. Испанское, как говорили. И дал его девушке ее крестный, который был испанец. Так вот, синьорина была так влюблена в его милость, что с особым нетерпением ждала свадьбы. Но, не в обиду будь сказано, была она любопытна, как мало кто. И загорелось ей, вроде вот как вам, непременно узнать, что такое есть в этом доме, возле которого и мы с вами теперь стоим, госпожа. И, что вы думаете, она нашла способ проникнуть внутрь. И когда его милость застали собственную невесту в этом доме, а ведь они строго-настрого запретили ей сюда даже приближаться, то разгневались страшно! Ох уж и кричал его милость, ох уж и кричал! Бедная синьорина Уррака кинулись к маменьке и в запальчивости объявили, что не хотят замуж. Маменька за дочь вступилась и выговорила князю все, что думала об его поведении и заявила, что не даст свою дочь в жены такому грубияну. Его милость долго извинялись, но дамы были непреклонны. И той же ночью синьорина заболела. У нее началась та самая лихорадка, о которой я уже упоминала. И бедняжка скончалась, не прошло и двух дней. Ее безутешная маменька отбыла, хотя, я думаю, для нее большим утешением послужило наличие еще четырнадцати детей. То же сказал ей и падре, упрекая ее за слезы, ибо, как он сказал, «из пятнадцати детей вы потеряли лишь одну дочь, в то время как иные не столь счастливы, и теряют и половину, и более, и даже почти всех отпрысков»! К тому же другая дочь этой синьоры была уже замужем за достойным человеком, и более никаких переживаний по поводу брака другой дочери маменьке не грозило. Вот такая история!

— А князь? — спросила Лиза.

— Ну что же… Князь погоревал, да и уехал отсюда прочь. И пять лет мы его не видали, пока он сюда вдругорядь с вами не приехал. Хотя, сказать по правде… — Служанка неожиданно замолкла.

— Что?

— Да не очень-то он страдал, его милость… Да… Даже будто их обычная бледность исчезли и на похоронах невесты он стоял такой румяный, что даже стыдно. Все время был бледен как смерть, а тут разрумянился. Можно было бы подумать, что он ничуть не страдает и вовсе ни о чем не сожалеет, но плакал он и убивался так, что все поверили в искренность его страданий. А как же иначе? Конечно, он страдал, — прибавила служанка.

— Как странно… А девушка, эта… Уррака, она что, здесь похоронена?

— Да, синьорина, точно так. Здесь, на церковном кладбище.

— Вот как…

— Так что пойдемте-ка отсюда, синьорина, от греха-то подальше. Не ровен час и с вами что случится…

При сих словах Лиза вздрогнула.

— Вы-то у маменьки одна, так что ей потерять вас будет весьма печально!

— Перестань… — прошептала перепуганная княжна.

И только девушки — госпожа и служанка — повернулись спиною к дому и намеревались уже со всех ног пуститься прочь, как за стеною послышался некий шум.

— Ну вот мы и попались! — пискнула служанка. — Ах, что-то будет!

Лиза побелела и поднесла ладонь ко рту, удерживая крик ужаса. Более всего ей хотелось бы пуститься наутек отсюда, но что-то будто держало ее у этого злополучного дома. Служанка же не хотела бросать хозяйку.

Шум за стеною усилился, и обомлевшие девушки увидели, как над стеною показалась голова, а затем и вся фигура молодого человека. Молодой человек резво перемахнул через стену и спрыгнул вниз прямо перед девицами, которые не завизжали только потому, что были испуганы до последней крайности!

— Ах, сударыни, прошу прощения! — как ни в чем не бывало поклонился им неожиданный пришелец. — Я никак не рассчитывал вас здесь найти, поэтому моя выходка более чем извинительна. — При сих словах черные его глаза внимательно посмотрели на обеих девиц и в один почти миг оценили, кто стоит перед ним.

— О Боже… — пробормотала Лиза и сделала попытку упасть в обморок, которую молодой человек пресек в корне, тут же ухватив княжну за талию и удержав ее на ногах.

— Ну-ну, ничего страшного… — ободряюще сказал он.

— Какое счастье, госпожа, это вовсе не его милость! — ляпнула служанка.

Лиза закрыла глаза. Она стояла на ногах только благодаря тому, что ее крепко держала рука молодого человека.

— Так вы вовсе не меня так испугались? — насмешливо произнес он. — А кого? Не князя ли здешнего?

— Именно его, сударь, — заверила молодого человека служанка.

— Понятно. Что же вы делаете возле его дома, ежели так его боитесь?

— Моя госпожа, — с достоинством ответила глупая девица, — невеста его милости.

— Вот как? — поднял брови незнакомец. — Тогда что же твоя госпожа так перепугана? Ей скорее надлежит меня бояться, а не своего жениха…

— А вот это, синьор, совсем не ваше дело! — довольно грубо оборвала его Лиза.

Она уже пришла в себя и твердо стояла на ногах, решительно отвергнув помощь молодого человека.

— Вам уже лучше? — улыбнулся тот. — Позвольте представиться: Массимо Манчини, приезжий.

Отойдя несколько в сторону, он снял широкополую шляпу, которая каким-то чудом все это время держалась у него на голове, и изысканно раскланялся.

Лиза в один миг окинула нового знакомого взглядом и, к собственному удивлению, поняла, что вовсе на него не злится и совершенно не боится. Молодому человеку было не более двадцати пяти лет, его приятное лицо и насмешливые глаза, взиравшие на нее открыто и совершенно непринужденно, будто бы они встретились на светском рауте, а не около стены, с которой молодой человек только что спрыгнул, могли вызвать много разных чувств, но уж никак не страх.

— А вы, несомненно, та самая русская княжна, о которой твердит Лукка?

— Елизавета Гавриловна Хованская, — с достоинством кивнула головой Лиза.

— Весьма рад знакомству. Впрочем, позвольте заметить, сударыня, раз уж вы так боитесь встретить тут вашего… м-м… жениха, то, быть может, вы соблаговолите составить мне компанию в прогулке отсюда прочь? — При этих словах синьор Манчини протянул девушке руку.