Чувство разочарования возрастает во мне. Потому что она права. Потому что это то, что моя команда скажет мне. Потому что мне нужно немного воды, еды и немного проклятого сна.
— Вот твой выбор прямо сейчас: либо ты проводишь следующие несколько часов в багажнике этой машины, либо надеваешь повязку и идешь со мной.
Она бросает повязку мне в лицо:
— Я выбираю багажник!
— В самом деле? Ты не голодна?? Не хочешь пить?? Ты не в настроении для стакана холодного лимонада?
Она сглатывает. Выделяется слюна. Обдумывает, хотя мы оба знаем, что она будет делать. Она протягивает руку.
Я даю ей повязку.
— И ты определенно не хочешь заставить меня снова преследовать тебя.
— Хорошо, — она надевает ее.
Я обхожу машину, открываю пассажирскую дверь, вывожу ее и веду три шага до большого изогнутого крыльца и до входной двери Нейта, которая распахивается.
— Твою мать, — бормочет Нейт, глядя как мы входим.
— Не обращай на меня внимания, — говорит Эбби.
— Никаких разговоров, — рычу я.
Нейт расширяет глаза.
— Все в порядке, — говорю я ему. Затем слегка встряхиваю Эбби, отчасти чтобы привлечь ее внимание и отчасти в наказание.
— Тебе нужно воспользоваться ванной?
Она качает головой, но мне нужно в душ. Мне необходимо, чтобы кто-то присмотрел за ней, пока я приму душ, я не доверяю ее самой себе.
Мое тело требовало отдыха несколько часов назад. Я проигнорировал его. Теперь это давит на меня. Я истратил последние силы на вежливость и терпение. Я завожу Эбби в кухню Нейта и толкаю ее на стул.
— Оставайся здесь, — говорю я ей, сжимая плечи.
Ее мягкий вздох обещает мне, что она так и сделает. Никогда не смогу верить ей.
Я прикладываю руку к ее лбу.
— Мне кажется, или у тебя жар?
— Я в порядке, — говорит она, отдергивая голову.
Нейт чешет рукой свои короткие, кудрявые волосы, глядя на меня с несчастным видом.
— Посмотри, что ты думаешь? — призываю я его. — Давай.
Он вздыхает и прижимает руку к ее лбу.
— Ты голодна? Хочешь пить? — она молчит. — Что-то болит?
— Кроме очевидного?
Он поворачивается и осуждающе смотрит на меня.
— Я предполагаю, что она просто переутомилась.
— Мне нужно несколько минут. Она не ела уже… Ей нужно, по крайней мере, попить.
Затем, я поворачиваюсь к ней. Она сидит прямо. Даже с завязанными глазами и порезом на щеке она лишает мои легкие воздуха.
— Если ты побежишь, он будет стрелять в тебя. Он не такой милый, как я.
Ее губы сжимаются.
Я переглядываюсь с Нейтом, он не выглядит довольным. Он хороший парень, по крайней мере, пытается им быть. Это то, что делает его другим. Но прошлое… это та часть, что объединяет нас. И никто не может убежать от своего прошлого. Ни Нейт. Ни я. Ни даже Эбби.
23 глава
Эбигейл
Я слушаю шаги Грейсона, идущего в какую-то другую часть дома. Он оставляет меня наедине с другим человеком. Мне стоило подумать о побеге, но в прошлый раз это очень плохо закончилось…
Небольшой стук, затем слабый грохот тяжелого стакана по деревянной поверхности.
— Апельсиновый сок перед тобой, — говорит незнакомец.
Я не обращаю на него внимания. Я хочу, чтобы Грейсон вернулся, как бы неправильно это ни звучало.
— Ты должна пить. Ты не можешь ясно мыслить, когда твой организм обезвожен.
— Почему я должна доверять тебе? — спрашиваю. — Я не знаю тебя.
Я практически слышу, как он пожимает плечами.
— Ты не хочешь сохранить силы, чтобы бороться в любой момент?
У него глубокий, приятный голос.
— Это то, что, по-твоему, я должна делать? Бороться с тобой? Бороться с Грейсоном?
Он не отвечает, и у меня появляется ощущение, что ему не очень комфортно от всего этого.
— Но ты не собираешься помогать мне? — слова выходят с горечью.
Грейсон не привел бы меня сюда, если бы не доверял этому человеку.
— Я не собираюсь помогать тебе, — говорит он.
Мне интересно, как они с Грейсоном встретились. Интересно, что произошло, что сделало этого человека лояльным по отношению к Грейсону и сделало Грейсона человеком, который полностью доверяет ему.
— Как долго ты знаешь его?
Я чувствую себя просителем в секретном тайнике ответов. Я ничего не могу поделать и иду к нему с пустой чашей в руке. Независимо от того, какую правду он мог бы мне рассказать о Грейсоне, это пища для выживания. А я голодаю — умираю.
Молчание. И я думаю что он, скорее всего, не ответит. Но затем он отвечает с ощутимым нежеланием в голосе.
— Давно.
Я чувствую, что каждое его слово наполнено тяжелым смыслом.
— С тех пор, как мы были детьми.
— Вы ходили в одну школу?
— Нет, — говорит он просто.
— Вы были соседями или что-то в этом роде?
— Нет, — он говорит тихо, задумчиво. — Мы… оказались вместе. Вот и все.
Мрачность в его голосе сжимает мой желудок ледяной рукой. Потому что внезапно я думаю о крысе. Подвал. Мы оказались вместе. Я предполагала, что история с мышкой была ложью, чтобы получить информацию. Грейсон рассмеялся и позволил мне думать, что это ложь. Разве нет?
Звук гудящих труб, находящихся в стене, говорит мне о том, что Грейсон заканчивает принимать душ. Мне нужно больше информации, сколько бы минут у меня не оставалось до возвращения Грейсона.
— Я понимаю, — я кладу руки на стол, чтобы он не видел, как они дрожат. — Подвал.
Он быстро выдыхает.
— Он сказал тебе?
Я напрягаюсь. Выходит, это правда? Он не совершал всего этого?
— Конечно, — говорю я настолько естественным тоном, насколько это возможно из-за шока. — Он сказал мне.
Что является правдой. В некотором смысле.
Он подвигает стакан ко мне. Я чувствую его холод возле моего кулака.
Мое сердце колотится, когда я думаю про его рассказ в новом свете. Держали в подвале. Сломали мне руку.
— Просто скажи мне одну вещь, — говорю я тихо. — Как долго? Ты не поможешь мне. Хорошо. Просто скажи мне это.
— Если Грейсон не думал, что говорить тебе…
— Да ладно тебе, — говорю я, пытаясь придумать, что может поколебать этого странного, связанного честью, друга Грейсона. — Он рассказал мне все это. Даже про мышонка.
Я жду, желая узнать намного больше, желая узнать все. Но я не могу просить слишком много. «Как долго» — это простой вопрос.
— Пожалуйста, — говорю я. — Я не хочу ненавидеть его.
Я сожалею о сказанном, как только слова вылетаю из моего рта. Они ощущаются слишком верными, и я не должна чувствовать себя плохо из-за него. То, что он, будучи ребенком, находился в ловушке в подвале, не дает ему право убивать людей и брать заложников.
После долгого молчания, когда я думаю, что он уже не ответит мне, он говорит:
— Шесть лет.
Мое сердце останавливается, а затем начинает бешено колотиться. Шесть дней — я не была бы в шоке. Шесть недель — имело бы смысл. За это время он бы уже считался пропавшим и его изображения уже бы напечатали на различных коробках и распространили в школах, для других детей, находящихся в безопасности, чтобы они рассматривали их во время ланча. Шесть месяцев… ну, об этом больно думать. Я не могу даже измерить глубину шести лет. Пленник на протяжении шести лет. Никакого телевизора. Никаких игр.
Смех незнакомца хриплый.
— Я шокировал тебя. И теперь думаю, что… Ты позволила мне поверить, что ты знала больше, чем было на самом деле. Умная. Узнаю твоего похитителя.
— Именно такой и есть Грейсон? — говорю я, зная, что зашла слишком далеко.
Воздух вибрирует. Я чувствую, что мужчина отходит от меня.
— Ты должна спросить его, — говорит он.
Потом он уходит. Но нет времени, чтобы рассматривать вариант побега, потому что так же быстро кухня наполняется знакомыми шагами.