Вот оно. Нейт стал темным.
— Где? — Нейт спрашивает спокойно.
— Где они? — рычу я, сильно дергая его. — Ты скажешь нам сейчас.
— Я не знаю, — он задыхается. — Я получил заказы. Я не один. Вы можете использовать меня, чтобы найти их. Я могу помочь вам… помогу вам… пожалуйста.
Я переглядываюсь со Стоуном. Да, мы оба знаем, что парень выдал все, что у него есть.
— Сними с него штаны, — Стоун говорит кому-то. — Давай сделаем это.
— Грейсон…— он умоляет. — Пожалуйста, Грейсон…
Я снова улавливаю намек на привязанность, горячий гнев прокатывается через меня, я выхожу из-под контроля, и все, что могу делать, это бить его снова и снова, до хруста в костяшках пальцев. Я не могу остановиться. Как будто я не выживу, если не почувствую, как он разваливается на части под моими кулаками.
— Убейте его! — кричит Круз.
Губернатор прячет лицо, но мой кулак так же невозможно остановить, как гребанный грузовой поезд. Я стаскиваю его с кровати и, удерживая одной рукой прижатым к стене, другой рукой выбиваю все из его лица. Снова и снова мой кулак соединяется с его окровавленным лицом. Его голова дергается.
Я чувствую, как мои швы расходятся. Рана пульсирует. Но мне плевать на это.
Слышу, как мои ребята подбадривают меня, чтобы я убил губернатора, и слышу любовь в их голосах, пока бью его. Кулак горит огнем. Костяшки голодные до крови.
Но затем я вспоминаю про Эбби, и моя рука замедляется. Что за черт? Я никогда не должен был брать ее. Она думает, что я пещерный человек. Меньше, чем человек.
Она права.
Я останавливаюсь. Меня трясет.
Губернатор смотрит на меня голубыми глазами, этот взгляд он использует, когда его эмоции вызывают боль. Как будто вы неправильно себя ведете или как будто отвергаете его.
Взгляд провоцирует хаос во мне, и внезапно я возвращаюсь обратно, ударяя его, выбивая его зубы.
Я никогда не смогу причинить ему достаточно боли. Он забрал все хорошее, что было в нас. Все, что могло сделать нас хорошими людьми. Все, что могло бы сделать меня достойным такой девушки, как Эбби.
Звуки меняются и нарастают. Мне нужно размазать каждый его сантиметр своим кулаком. Он отнял все.
— Грейсон! — кричит Эбби.
— Уберите ее отсюда! — Бью его еще раз.
— Нет! — Она хватает меня сзади за футболку. — Прекрати это. Не дай ему выиграть таким образом.
Я останавливаюсь. Это какое-то гребаное чудо, что я могу это сделать, но я бешенное животное я не хочу, чтобы ей досталось.
— Иди, — я тяжело дышу. — Ты не можешь находиться здесь.
— Грейсон, — говорит она.
Я чувствую, как парни ждут мою реплику, ждут, чтобы увидеть, действительно ли я хочу, чтобы она ушла после того, как притащил ее сюда. Это как будто тест. Месть или неудача. Они или она.
Я дрожу, прижимая Дормана к стене, пока он смотрит на меня своими яркими, страдающими глазами, кровь течет из каждой дырки на его лице, в том числе из нескольких, которые сделал я.
— Ты лучше этого, — говорит она за моей спиной. — Ты хороший человек, Грейсон.
Я оборачиваюсь лицом к ней, волоча за собой полубессознательного Дормана и удерживая его за рубашку между нами. Его голова падает вперед, подбородок прижат к груди.
Я позволяю ей взглянуть на меня, зная, что я весь в его крови. Это не первый раз, когда я покрыт его жидкостью, и это ощущается как темная, отчаянная красота, как ненависть, как боевая раскраска. Как забвение.
Я уже ничего не соображаю, но ее глаза говорят мне, что она чертовски напугана, и ей действительно стоит бояться.
— Я не лучше этого! — рычу. Я направляю мое колено прямо ему в лицо. Отвратительный треск. Он выпускает гортанный крик. Должно быть, это его нос.
— Нет! — кричит Эбби.
— Я не хороший человек. Я даже не человек.
— Ты не прав, Грейсон, ты не можешь убить его.
— Ты не можешь изменить свое мнение, — говорю я. — Ты сказала, что ты со мной. Ты сказала, что достаточно сильная.
— Я достаточно сильная, — говорит она. — Достаточно сильная, чтобы сказать тебе «нет». Достаточно сильная, чтобы знать, что ты лучше этого. Достаточно сильная, чтобы, черт возьми, любить тебя.
Это чересчур. То, что она сказала последним. И я никогда не смогу это иметь. Я коленом бью ему в грудь и чувствую, как треснуло ребро. Он кашляет, и это звучит ненормально. Он сломан. Потому что я чертовски ломаю его. Я разрываю его на части голыми руками.
— Выведите ее к чертям!
Ребята начинают действовать, когда я швыряю его на кровать и еще какое-то время бью. Они выводят ее, я слышу, как она отбивается от них. Мне всегда нравилось насколько сильной она была, насколько была бойцом, но Эбби не может победить меня. Так или иначе, не может сражаться со мной и победить.
Я слышу ее голос в коридоре. Я бью его еще раз, будучи еще более разъяренным сейчас. Я на самом деле причинил ему боль, но не могу остановиться. Я не знаю, сколько еще раз ударил его, но в какой-то момент, когда меняю угол удара, я ловлю его взгляд, направленный на меня. Эти гребаные глаза, но теперь они другие.
Я останавливаюсь, кулак поднят, и внутри меня какое-то странное чувство. Это не тот притворно-болезненный взгляд. Глаза больше не говорят: «Что мы в настроении делать?»
Это человеческие глаза. Полумертвого, да, но человека. Страдающие глаза.
И меня чертовски трясет.
Потому что на одну дикую секунду, я смотрю его глазами на страдающего маленького мальчика, и не знаю, я ли этот маленький мальчик, или он.
Меня трясет. Тошнит. И вся энергия для убийства вытекает из меня.
Я скатываюсь с него и ложусь на кровать, тяжело дыша, слушая затрудненное дыхание Дормана. Дыхание сломанного носа, возможно, дыхание пробитых легких, возможно, и то и другое.
Стоун падает на кровать рядом со мной и кладет руку мне на сердце, как он делал всегда. Колдер приходит и нависает надо мной и губернатором:
— Хочешь, чтобы я прикончил его?
— У нас остался, по меньшей мере, час, — говорит Стоун. — Он сможет. Это дело Грейсона. В любом случае.
Значимость в том, кто убьет его. Само собой разумеется, что он должен умереть. Дьявол должен быть убит.
Но теперь я не уверен. Я не могу избавиться от этого его взгляда. Он никогда не видел в нас людей, в этом было его преступление. Но я также не видел в нем человека. Я не вижу человеческих качеств у большинства людей.
— Нейт с ней? — спрашиваю.
— Да, — говорит Стоун. — Он уводит ее с территории.
Конечно, именно Нейт вывел бы ее. Он бы хотел покинуть это место. Его темная сторона всплывает на поверхность. Тьма внутри Нейта потрясает не меньше его доброты.
Я избавляюсь от парней и присаживаюсь на край кровати. Чтобы первый раз за все время увидеть человечность губернатора, чтобы первый раз подумать, что что-то хорошее выйдет из этого.
Бл*дь.
— Причиняя ему гребаную боль и убивая его. Кем это делает нас?
Стоун сидит и свирепо смотрит.
— Нет, мать твою, — он обвиняюще указывает пальцем на меня. — Ни в коем случае.
Он злится. Он как будто смотрит на Эбби сквозь меня, на то, как она вынесла мне мозг.
Я встаю.
— Я хочу сказать, давайте посмотрим на это.
— Мы смотрели на это всю свою жизнь, — говорит Стоун. Он указывает Крузу и другим ребятам привязать Дормана к спинке кровати.
Я дезориентирован, слушаю яростный звук, с которым рвутся простыни. Часть меня до сих пор хочет, чтобы он заплатил за все. Я хочу его боли. Это все, что я когда-либо хотел. Но когда Эбби сказала те слова: что я был хорошим, что она любит меня — это что-то изменило во мне.
— Пожалуйста, нет! — говорит Дорман. — Пожалуйста!
— Заткнись!
Стоун вгоняет кулак в живот губернатора, затем раскрывает свой нож. Действительно ли Стоун отрежет ему яйца и засунет их ему в рот? Вырвет ли Колдер его кишки?
— Я сожалею, — говорит скрипучим голосом Дорман.
Сожалею. И я чувствую этот новый вид боли.
Стоун встречается со мной взглядом. Он никогда не мог смотреть на мою боль. Никто из нас.