Симона Элькелес - Закон притяжения

— Просто я купил билет пять минут назад. Скажем так, я просто очень хотел убедиться, что ты все еще хочешь со мной пойти.

С тех самых пор, как Карлоса избили, он стал гораздо более уязвимым и менее уверенным в себе. Я беспокоюсь из-за этого, потому что боюсь, что снова отстранюсь от него. Я постепенно привыкаю к такому Карлосу, который не боится говорить, как сильно хочет быть со мной. А еще я не могу контролировать свои чувства, и, когда это происходит, начинаю постоянно заикаться.

— Ты ведь едва х-х-ходишь, Карлос. Ты не обязан этого д-д-делать.

— Я хочу это сделать. — Он пожимает плечами. — Кроме того, я не могу дождаться, когда увижу тебя в платье и на каблуках.

— Ч-ч-что ты наденешь? — спрашиваю я его. — Костюм и галстук?

Он засовывает билет в задний карман.

— Я скорее думал о джинсах и футболке.

Джинсы? Футболка? Помимо того, что это совершенно неподходяще для бала…

— Мы не будем смотреться вместе. И я не смогу прикрепить бутоньерку на футболку.

— Бутоньерка? Что, черт возьми, это такое и почему ты хочешь прикрепить ее на меня?

— Посмотри, что это такое, в словаре, — отвечаю я.

— Раз уж ты его откроешь, — говорит Так, выглядывая из-за спины Карлоса, — посмотри заодно, что такое «корсаж».

КОРСАЖ, сущ. — небольшой букетик цветов, который носят на запястье или плече[69]. Так, по крайней мере, написано в словаре. В «Горизонтах» есть маленькая комнатка, которую они называют библиотекой, с кучкой книжек по самопомощи. Мне повезло, я нашел там словарь и первым делом, придя сегодня сюда, открыл его. Уверен, Киара удивится, что я вообще решил заглянуть в него и узнать значение этого слова. Теперь мне остается понять, как найти что-нибудь приличное из одежды для бала. Наверняка на это уйдет не меньше времени, чем на поиск одного из этих корсажей.

Прежде чем Бергер начинает нашу маленькую сессию групповой терапии, или как там политкорректно называется наше сборище лузеров, ко мне подходят Зана и Джастин.

— Что с тобой стряслось? — спрашивает Джастин. — По тебе грузовик несколько раз проехался, что ли?

На Зане сегодня другая юбка, такая короткая, что ее должны были отправить из школы домой переодеться. Она кусает одно из брауни, поставленных в комнате для нас.

— Ходят слухи, что на тебя напали члены банды, на чью территорию ты забрел, — говорит она так тихо, чтобы Бергер не услышала.

— Вы оба ошибаетесь. — Я сажусь на свой стул и надеюсь, что Бергер не станет выпытывать у меня подробности драки. Черт, да я только отвязался от допросов Алекса, попросил его отвалить от меня и пообещал сообщить, если Девлин или его парни снова со мной свяжутся.

Но еще раз: я не верю в обещания. И почему только все люди на них ведутся?

Когда входит Кено, я тут же замечаю, что он меня игнорирует. Обычно я бы даже внимания не обратил, но сегодня все пялятся на меня так, как будто на моем лице поселилась внеземная форма жизни. Рад, что они не видели меня в воскресенье. Сейчас я выгляжу в сто раз лучше. Бергер входит в комнату, бросает на меня один взгляд и тут же выходит обратно. Конечно же, через минуту появляются Кинни и Морриси. Морриси показывает на меня.

— Карлос, идем с нами.

Они вдвоем сопровождают меня в небольшую комнатку в конце коридора. Это похоже на процедурный кабинет в больнице со шприцами и баночками для анализов на полках вдоль стен. Но есть одно различие. Тут в углу стоит туалет, отгороженный от посторонних глаз свисающей с потолка занавеской. Морриси показывает на мое лицо.

— Твой опекун предупредил, что тебя не будет с нами в понедельник и вторник. Он сказал, что ты подрался. Хочешь посвятить нас в подробности?

— Не особо.

Кинни подходит ко мне.

— Хорошо, Карлос, дело вот в чем. Судя по тому, как ты выглядишь, мы подозреваем, что на прошлой неделе ты связывался с нелегальными делами. Драки обычно случаются под воздействием алкоголя и наркотиков. Мы берем у тебя мочу на тест. Иди помой руки вон в той раковине.

Я закатываю глаза. Мне очень хочется объяснить им, что не обязательно быть наркошей, чтобы тебе надрали зад, но вместо этого я просто пожимаю печами.

— О’кей, — отвечаю я, помыв руки. — Просто дайте мне банку, и покончим с этим.

— Если тест окажется положительным, ты исключен, — говорит Морриси, открывая один из шкафчиков и доставая баночку для мочи. — Ты знаешь правила.

Я протягиваю руку за банкой, но Кинни останавливает меня жестом.

— Позволь сначала объяснить, что тебе нужно сделать. Ты должен раздеться в нашем присутствии до нижнего белья и только потом зайти за занавеску и помочиться в баночку.

Я швыряю свою футболку на один из стульев, затем выбираюсь из джинсов. Я широко раскидываю руки и верчусь перед ними.

— Довольны? — спрашиваю я их. — На мне нет контрабанды.

Морриси отдает мне банку.

— У тебя четыре минуты. И не смывай за собой, иначе придется проделать все еще раз.

Я захожу за шторку с баночкой в руке и писаю. Должен признать, мне стыдно оттого, что Морриси и Кинни слышат, как это происходит, хотя для них это просто обязанность, к которой они давно привыкли.

Когда я закончил и оделся, мне велели снова вымыть руки и вернуться к группе. У них не будет результатов до завтрашнего дня, так что до тех пор все идет по расписанию. Когда я вхожу в комнату, на меня таращатся все, кроме Кено. Очевидно, им знакома процедура и они поняли, что у меня брали анализы.

— Добро пожаловать назад, — говорит Бергер. — Наверное, у тебя выдалась тяжелая неделя. Нам тебя не хватало.

— Я был прикован к постели.

— Хочешь рассказать нам об этом? Все, чем делятся в этой комнате, остается в ее стенах. Правда, ребята?

Все кивают, но я замечаю, как Кено что-то бормочет себе под нос и по-прежнему избегает смотреть на меня. Он что-то знает, и мне нужно выяснить что. Но застать его в одиночестве довольно трудно, потому что после каждой встречи он уходит довольно быстро.

— Пусть сегодня говорит кто-нибудь другой, — отвечаю я.

— Он встречается с Киарой Вестфорд, — встревает Зана. — Я видела, как он обнимал ее, когда они шли по школьному коридору. И моя подруга Джина видела их вместе за ланчем и слышала, как он пригласил ее на выпускной бал.

В последний раз я делился чем-то с публикой.

— Ты когда-нибудь перестаешь совать нос в чужие дела? — спрашиваю я Зану. — Серьезно, тебе больше заняться нечем, кроме как обмениваться сплетнями со своими глупыми друзьями?

— Пошел ты, Карлос.

— Довольно, Зана, здесь не разговаривают подобным образом. Я не потерплю ненормативной лексики. Делаю тебе предупреждение. — Бергер берет ручку и записывает какое-то дерьмо в свой блокнот. — Карлос, расскажи мне о бале.

— Нечего рассказывать. Я просто иду на него с девушкой, вот и все.

— Это особенная девушка?

Я смотрю на Кено. Если он знаком с кем-то из людей Девлина, он может передать им эту информацию. Неужели Бергер и правда наивно полагает, что наши разговоры не покидают этих стен? Как только мы выходим из этого здания, готов поспорить, Зана тут же достает телефон и разбалтывает своим глупым друзьям все, что только может выжать из наших историй.

— У нас с Киарой… все сложно, — говорю я группе.

Сложно. Кажется, это слово в последнее время стало определением моей жизни. Остальная часть занятия посвящена Кармеле, которая жалуется на своего старомодного отца. Он запрещает ей поехать с друзьями в Калифорнию на зимние каникулы. Кармеле бы понравилось жить с такими родителями, как Вестфорды, которые верят, что каждый человек должен отыскать свой собственный путь и набить свои собственные шишки (а когда ты их все же набьешь, они окружат тебя заботой и не отойдут ни на шаг). Они полная противоположность родителям Кармелы.

Когда нас отпускают, я выхожу из здания следом за Кено.

— Кено! — окликаю я его, но он не останавливается. Я тихо выругиваюсь и ускоряю темп, чтобы нагнать его прежде, чем он сядет в машину. — В чем, черт возьми, проблема?

— У меня нет проблем. Уйди с дороги.

Я преграждаю ему путь к машине.

— Ты работаешь на Девлина, не так ли?

Кено озирается по сторонам, словно подозревает, что за нашим разговором следят.