Время немного повеселиться, поиграв на нервах у моего гида.
— Если только ты не хочешь зайти туда со мной и показать, что там к чему… В смысле, я не знаю, как далеко ты хочешь зайти с этим гидством.
— Не настолько далеко. — Она поджимает губы так, словно лимон проглотила, и качает головой. — Давай. Я жду.
В уборной я опираюсь руками о раковину и делаю глубокий вдох. Я смотрю в зеркало и вижу перед собой парня, чья семья думает, что он полный неудачник. Может, мне стоило сказать mi’amá правду: что меня уволили с завода за то, что я вступился за пятнадцатилетнюю Эмили Хуарез, которой домогался один из наших начальников? Ей и так пришлось бросить школу и начать работать, чтобы помогать своей семье зарабатывать на хлеб. Когда наш босс позволил себе лапать ее своими грязными руками просто потому, что он el jefe[19], меня сорвало с катушек. Да, это стоило мне работы… но я ничуть не жалею и сделал бы это снова, пусть даже с теми же последствиями.
Стук в дверь возвращает меня к реальности и к осознанию, что меня должна сопроводить в кабинет девчонка, одетая так, словно она прямо после занятий собирается забраться на гору. Я не могу представить себе ситуацию, в которой девушке вроде Киары потребовалась бы защита парня, ведь если бы кто-то ей угрожал, она наверняка просто задушила бы его своей гигантской футболкой.
Дверь в туалет приоткрывается.
— Ты все еще там? — голос Киары разносится по туалету.
— Ага.
— Ты уже сделал свои дела?
Я закатываю глаза. Когда я через минуту выхожу из уборной и направляюсь к лестнице, я замечаю, что моя сопровождающая осталась позади. Она все еще стоит в пустом коридоре со все тем же кислым выражением, будто застывшим на ее лице.
— Тебе ведь туда было не нужно, — раздраженно говорит она. — Ты просто тянул время.
— А ты у нас гений, — сухо говорю я, а затем поднимаюсь по лестнице, перешагивая через две ступеньки.
Одно очко в пользу Карлоса Фуэнтеса. Я слышу, как она пытается меня нагнать — торопливые шаги позади. Я иду по коридору второго этажа, раздумывая, как бы ее отшить.
— Спасибо, что заставляешь меня сильно опаздывать на урок без особой на то причины.
— Я не виноват. Это не моя идея — приставить ко мне няньку. И говорю прямо: я в состоянии найти дорогу сам.
— Правда? — спрашивает она. — Ты только что прошел мимо класса мистера Хеннеси.
Черт. Очко в пользу образцовой ученицы. Счет один-один. Но фишка в том, что я не люблю ничьи. Я люблю побеждать… с большим отрывом. Меня накрывает волна раздражения, когда я замечаю, что в глазах моего гида заплясали веселые огоньки. Я подхожу к ней ближе, очень близко.
— Ты когда-нибудь прогуливала урок? — спрашиваю я ее, добавляя в свой голос нотки игривости и флирта. Я пытаюсь сбить ее с толку, чтобы снова вырваться вперед.
— Нет, — медленно говорит она, напрягшись.
Замечательно. Я придвигаюсь еще ближе.
— Нам стоит как-нибудь попробовать это вместе, — тихо говорю я и открываю дверь.
Я слышу, как она задерживает дыхание. Я не просил себе лицо и тело, которые девчонки считали бы привлекательными. Но, спасибо смеси ДНК моих родителей, я такой, и я не стесняюсь этим пользоваться. Лицо, которому позавидовал бы Адонис, — одно из тех немногих преимуществ, которыми наделила меня жизнь, и я использую его по полной, как в благих целях, так и в не очень.
Киара быстро представляет меня мистеру Хеннеси и так же быстро исчезает за дверью. Я на деюсь, что мой флирт ее отпугнул. Если нет, в следующий раз мне придется принять более жесткие меры.
Я сижу на уроке математики и оглядываю своих одноклассников. Все они кажутся мне детишками из богатых домов. Эта школа совсем не похожа на «Фейерфилд», ту, что я посещал в пригороде Чикаго, где мы жили, пока не переехали в Мексику. В «Фейерфилде» учились и богатые, и бедные дети. «Флэтайрон» была куда больше похожа на одну из дорогих частных школ в Чикаго, где каждый студент носил дизайнерские шмотки и водил модную тачку. Раньше мы смеялись над такими ребятами. Теперь я оказался среди них.
После математики я сразу натыкаюсь на Киару, которая ждет меня за дверью кабинета. Поверить не мог у.
— Как прошло? — спрашивает она, перекрикивая шум, поднятый выходящими из класса учениками.
— Тебе ведь не нужен честный ответ, правда?
— Вероятно, нет. Идем, у нас всего пять минут. — Она устремляется вперед, пробираясь сквозь толпу студентов. Я иду следом за ней, наблюдая за тем, как ее хвост качается с каждым шагом, словно конский. — Алекс предупреждал, что ты бунтарь.
То, что она видела, еще цветочки.
— Откуда ты знаешь моего брата?
— Он был одним из студентов моего отца. И он помогает мне чинить машину.
Эта chica[20] просто нечто. Чинить машину?
— Да что ты знаешь о машинах?
— Да уж побольше твоего, — бросает она через плечо.
Я смеюсь.
— Поспорим?
— Возможно. — Она останавливается возле ауди тории. — Здесь у тебя биология.
Горячая красотка проходит мимо нас в кабинет. Она одета в обтягивающие джинсы и еще более обтягивающую блузку.
— Вау, кто это был?
— Мэдисон Стоун, — бормочет Киара.
— Познакомь нас.
— Зачем?
Потому что я знаю, что тебя это выбесит.
— Почему нет?
Она прижимает свои учебники к груди, будто доспехи.
— Я могу, не задумываясь, назвать тебе пять причин.
Я пожимаю плечами.
— О’кей. Я слушаю.
— Времени нет, звонок вот-вот прозвенит. Можешь сам представиться миссис Шевеленко? Я только что вспомнила, что забыла в шкафчике свою домашнюю по французскому.
— Тогда тебе лучше поторопиться. — Я бросаю взгляд на свое запястье, на котором на самом деле нет часов, но я не думаю, что она это заметила. — Звонок ведь вот-вот прозвенит.
— Встретимся здесь после урока. — Она убегает по коридору.
Зайдя в класс, я жду, когда Шевеленко поднимет глаза от стола и заметит меня. Она сидит, уткнувшись в свой ноутбук, отправляя что-то очень похожее на личный имейл.
Я прочищаю горло, чтобы привлечь ее внимание. Она бросает на меня короткий взгляд и меняет вкладки на экране компьютера.
— Выбирай любое место. Я проверю посещаемость через минуту.
— Я новенький, — говорю я. Ей следовало бы догадаться, ведь меня не было на ее уроках в течение двух недель, но ничего.
— Ты тот студент по обмену из Мексики?
Не совсем. Это называется «студент по переводу», но я не думаю, что эту женщину заботят детали.
— Угу.
Я замечаю капельки пота на ее покрытой пушком верхней губе. Я уверен: есть люди, которые, ну, знаете, могут ей с этим помочь. У моей тети Консуэлы была такая же проблема, пока моя мама не взяла ее и немного горячего воска и не оставила их в одной комнате.
— Ты говоришь на испанском или на английском? — спрашивает Шевеленко.
Я даже не уверен, что это законный вопрос, но ладно.
— На обоих.
Она выгибает шею и оглядывает аудиторию.
— Рамиро, подойди сюда.
Парень-латиноамериканец подходит к ее столу.
Он — более высокая копия лучшего друга Алекса, Пако. Когда Алекс и Пако были в выпускном классе, они угодили в перестрелку, и вся наша жизнь после этого перевернулась с ног на голову. Пако умер. Я не знаю, оправится ли хоть кто-то из нас полностью от случившегося. Когда моего брата выписали из больницы, мы сразу перебрались в Мексику, поближе к родне. С того момента ничего уже не было как прежде.
— Рамиро, это… — Шевеленко смотрит на меня. — Как тебя зовут?
— Карлос.
Она смотрит на Рамиро.
— Он из Мексики, ты из Мексики. Будет лучше, если вы, двое испаноговорящих, будете в паре.
Я иду за Рамиро к одному из лабораторных столов.
— Она это серьезно? — спрашиваю я.
— Вполне. В прошлом году я слышал, как Трудная Шеви полгода называла парня Ивана «русским», прежде чем выучила его имя.
— Трудная Шеви? — переспрашиваю я.
— Не смотри на меня так, — говорит Рамиро. — Не я это придумал. Это прозвище у нее уже лет двадцать.
Звенит звонок, но все по-прежнему болтают. Трудная Шеви вернулась к своему компьютеру, все еще занятая своим письмом.