Симона Элькелес - Закон притяжения

Он хмурится, когда доходит до своего шкафчика и видит на нем большое коричневое печенье. Он оглядывается по сторонам, очевидно надеясь увидеть того, кто сделал это. Когда он берется за печенье и тянет его на себя, оно крошится в его руке, но магнит так и остается на двери шкафчика.

— Как он реагирует? — спрашиваю я более высокого и имеющего лучший обзор Така.

— Он улыбается. И качает головой. А сейчас выбрасывает раскрошившееся печенье в мусорное ведро.

Улыбка сойдет с лица Карлоса, когда он откроет свой шкафчик и обнаружит там еще девяносто девять магнитных печений.

— Я пойду туда, — говорю я Таку.

Я выбираюсь из кабинета миссис Хадденс, который служил нам укрытием, и как ни в чем не бывало подхожу к своему шкафчику.

— Привет, — говорю я Карлосу в тот самый момент, как он открывает свой шкафчик и его глаза расширяются.

— Ставлю тебе пять с плюсом за оригинальность и исполнение, — говорит он.

— Тебя не беспокоит, что я получаю отличные оценки за все, даже за шутки?

— Да. — Он выгибает бровь. — Я впечатлен. Я зол и впечатлен.

Он закрывает свой шкафчик, оставляя девяносто девять печений внутри. И мы идем рядом на его первый урок так, словно их не существует. Я не могу сдержать улыбку, пока мы спускаемся в холл. Он несколько раз качает головой, как будто все еще не может поверить в то, что я сделала.

— Перемирие? — спрашиваю я.

— Ни за что. Ты, может, и выиграла эту битву, chica, но война еще не окончена.

Я НЕ МОГУ ИЗБАВИТЬСЯ от запаха печений. Он на моих руках, в моих учебниках… черт, даже в моем рюкзаке. Я попытался убрать парочку из своего шкафчика, но от них было столько мусора, что я сдался. Я дождусь, пока они заплесневеют… а потом соберу все крошки и засуну в шкафчик Киары. Или еще лучше — приклею их туда на суперклей.

Мне нужно отвлечься от мыслей о печенье и Киаре. Ничто не превзойдет стряпню mi’amá, но как только я возвращаюсь домой после школы, я достаю все, что могу найти у Алекса в квартире, и пытаюсь приготовить настоящий мексиканский обед. Это заставит меня забыть о чертовом шоколадном печенье. К тому же я живу здесь уже неделю, и тот факт, что за прошедшие дни я ни разу не ел настоящей, острой мексиканской еды, приводит меня в бешенство.

Алекс наклоняется над кастрюлькой тушеного мяса и вдыхает аромат. По выражению его лица я вижу, что этот запах напоминает ему о доме.

— Это называется carne guisada[29]. Мексиканская кухня, — говорю я так, как будто он слышит об этом впервые.

— Знаю я, что это такое, умник. — Он накрывает кастрюлю крышкой, а потом возвращается к своим учебникам.

Спустя час мы садимся есть. Я наблюдаю за тем, как мой брат в один присест уничтожает первую порцию и накладывает себе добавки.

— Смотри не подавись.

— Что может быть лучше этого? — Алекс облизывает свою вилку. — Не знал, что ты готовишь.

— Ты многого обо мне не знаешь.

— Раньше было иначе.

Я внезапно теряю аппетит.

— Это было давно.

Я стараюсь смотреть в тарелку. Я больше не знаю своего брата. После того как его подстрелили, я боялся говорить с ним, потому что разговоры об этом делали случившееся более реальным. Алекс так никогда и не рассказал, что именно произошло, когда он вышел из «Мексиканской крови», и я никогда не спрашивал. Но вчерашним утром я получил небольшую подсказку.

— Я видел вчера твои шрамы, когда ты вышел из душа.

Он прекращает есть и кладет на стол свою вилку.

— Я думал, ты еще спал.

— Не спал. — Картинка его исполосованной шрамами спины, местами выглядящей так, будто его избивали плетью, намертво врезалась в мою память. Когда я увидел бугрящуюся кожу у него между лопаток поверх букв МК, навсегда забитых чернилами, словно клеймо на крупном рогатом скоте, все мое нутро всколыхнулось ненавистью, злобой и мыслями о расплате.

— Просто забудь об этом, — говорит Алекс.

— Не могу.

Алекс не единственный Фуэнтес, в котором силен инстинкт яростно защищать своих близких. Если только я снова окажусь в Чикаго и найду говнюка, ответственного за шрамы Алекса, он покойник. Я, может быть, и досаждаю mi familia, но они все еще моя родная кровь.

Не только у Алекса есть шрамы. На моем счету больше драк, чем у профессионального боксера. А если бы помимо шрамов Алекс увидел еще и мои татуировки, выдающие во мне Герреро[30], он бы в штаны наложил. Я, быть может, и в Колорадо, но все еще связан с бандой.

— Мы с Бриттани хотим навестить ее сестру Шелли сегодня вечером. Присоединишься?

Я знаю, что сестра Бриттани — инвалид и живет в каком-то специальном пансионате неподалеку от университета.

— Не могу. У меня планы, — говорю я Алексу.

— С кем?

— Насколько я помню, наш papá мертв. А перед тобой я не в ответе.

Мы с Алексом какое-то время молча мерим друг друга взглядами. Раньше он мог запросто надавать мне по шее, даже не особо стараясь, но теперь это не так. Мы почти начинаем снова спорить, как дверь открывается, и в квартиру заходит Бриттани. Она, должно быть, почувствовала напряжение в воздухе, потому что улыбка пропадает с ее лица, как только она доходит до стола. Она опускает руку Алексу на плечо.

— Все в порядке?

— Все просто perfecto[31]. Правда, Алекс? — говорю я, а потом беру свою тарелку и, огибая Бриттани, ухожу в кухню.

— Нет. Я задал ему простой вопрос, а он даже не может на него ответить, — говорит Алекс.

Могу поклясться, эту фразу должны произносить только родители. Я раздраженно вздыхаю.

— Я просто иду на вечеринку, Алекс. Не то чтобы я собирался идти кого-то убивать.

— На вечеринку? — спрашивает Бриттани.

— Да. Слышала когда-нибудь о них?

— Слышала. И даже знаю, что на них происходит. — Она садится рядом с Алексом. — Мы тоже ходили на вечеринки в старших классах и потом учились на своих ошибках, а он научится на своих. Ты не можешь запретить ему веселиться, — говорит она моему брату.

Алекс обвинительно показывает на меня пальцем.

— Ты бы видела, с какими девчонками он тусовался пару дней назад, Бриттани. Да они копия ненормальной Дарлин, помнишь ее? Та стерва переспала бы со всей школьной футбольной командой, если бы это повысило ее популярность.

И снова мой брат совсем мне не помогает. Спасибо.

— Что ж, приятно было послушать, как вы двое обсуждаете мою жизнь в моем присутствии, но мне пора.

— И как ты туда доберешься? — спрашивает Алекс.

— Пешком. Если только… — Я бросаю взгляд на ключи от машины Бриттани, которые лежат на ее сумке.

— Он может взять мою машину, — говорит она моему брату. Она обращается не ко мне, а к нему, как будто Господь запретил любому из них принимать решения без одобрения другого. — Но никакого алкоголя. Или наркотиков.

— Хорошо, мам, — саркастично отзываюсь я.

Алекс качает головой.

— Плохая идея.

Она берет его за руку и сплетает их пальцы.

— Все в порядке, Алекс. Правда. Мы все равно хотели поехать к моей сестре на автобусе.

На долю секунды мне даже нравится девушка моего брата, но потом я вспоминаю, что она контролирует его жизнь, и это теплое чувство исчезает быстрее, чем полоска молнии в небе.

Я беру ключи Бриттани и верчу их в руке.

— Ну же, Алекс. Не делай мою и без того дерьмовую жизнь еще хуже.

— Ладно, — говорит он. — Но верни машину в идеальном состоянии. Иначе ты знаешь, что я с тобой сделаю.

Я отдаю ему честь.

— Да, сэр.

Он достает из заднего кармана свой мобильник и бросает его мне.

— И возьми вот это.

Пока кто-нибудь из них не передумал, я выхожу из квартиры. Я забыл спросить, где припаркована машина, но ее трудно не заметить. «Бэха» сверкает, будто ангел, на парковке перед зданием. Я роюсь в заднем кармане и достаю листок с адресом Мэдисон, на который я переписал его, прежде чем смыть с руки. Как только я разобрался, как пользоваться GPS, я вбиваю туда адрес, поднимаю крышу и выезжаю с парковки.

Наконец-то… свобода. Я паркуюсь на улице и иду по длинной подъездной дорожке, ведущей к дому Мэдисон. Я знаю, что это верный адрес, потому что из окон на втором этаже орет музыка, а на лужайке перед домом тусуются несколько ребят.