Бертрис Смолл - Законы любви

— Я не стану воспитывать его бастарда, папа! — твердо заявила Лючана Мария Пьетро д’Анджело, хорошенькая миниатюрная семнадцатилетняя девушка с кожей оттенка слоновой кости и длинными густыми волосами цвета безлунного ночного неба, тщательно забранными в золотую сетку.

Лицо — идеальный овал, нос прямой, но не слишком длинный, полные, красиво очерченные губы и высокие арки бровей над карими глазами.

— Госпожа, не следует так грубо выражаться, — нервно пробормотала пожилая компаньонка. — Будущей графине подобает вести себя прилично.

— Как бы там ни было, я не стану воспитывать его бастарда! — повторила Лючана, топнув ногой в кожаной туфельке.

Тонкие пальчики раздраженно перебирали алый шелк платья.

— Цветочек мой, — ласково вмешался мастер Пьетро д’Анджело, — поскольку с нами больше нет твоей дорогой мамы, я воспитывал тебя, как мог, и наставлял, как следует вести себя будущей хорошей жене. В частности, выполнять все просьбы мужа, даже если это тебе не нравится. Граф Лейтон оказывает тебе честь, даруя свое имя и титул.

— Графу всего лишь нужна богатая супруга, чтобы пополнить его опустевшие сундуки и подарить наследника мужского пола! — отрезала девушка. — Не держи меня за дуру, не понимающую, почему этот человек так стремится повести меня к венцу! И не он один! Таких немало!

Лючана надменно улыбнулась.

— Только не во Флоренции! — уничтожающе бросил отец.

Лючана вспыхнула, и, нужно сказать, багрово-фиолетовые пятна, расцветшие на нежной коже, отнюдь ее не украсили.

— Я знаю, на твою руку есть много претендентов, цветочек мой, — кивнул отец, — но Роберт Боуэн, хоть и беден, принадлежит к древнему роду и, что еще важнее, человек благородный. Он будет уважать и почитать тебя, дорогая. Неужели ты думала, что я отдам тебя первому попавшемуся поклоннику? Скоро я должен вернуться домой и хочу знать, что ты в надежных руках.

«И на безопасном расстоянии от Флоренции… Возможно, тогда тебя ждет не такой конец, как твою бедную мать…»

Дочь была как две капли воды похожа на покойную жену, и все же… они такие разные! Каролина была прекрасной и своевольной, но не обладала умом и практичностью дочери. Оставалось только молиться, чтобы этот ум спас его дитя!

— Я не оспариваю твой выбор, папа, — ответила Лючана уже мягче. — Однако этот англичанин нуждается в моем приданом куда больше, чем я нуждаюсь в нем самом. Вижу, что человек он благоразумный и не пустит по ветру богатство, которое я ему принесу.

— И ты сможешь посоветовать ему, куда вложить золото, дочь моя, чтобы оно приносило доход.

— Я постараюсь, папа. Он не будет зря рисковать, но ты со своей стороны должен объяснить, насколько полезно следовать моим советам, даже если это советы женщины, — улыбнулась Лючана.

— Ах, — вздохнул мастер Пьетро, — если бы только твои братья обладали такими же деловыми способностями… Какой торговец бы из тебя вышел! Сколько богатств ты принесла бы семье и Флоренции! Да, я объясню твоему будущему мужу необходимость прислушиваться к тебе в подобных вопросах.

Но стоит ли рассказывать правду об истеричности матери Лючаны?

Вошедший слуга объявил о прибытии графа Лейтона.

— Немедленно зови! — воскликнул хозяин. — Не заставляй его милость ждать. Паоло, донна Клара, Лючана, оставьте нас. И побыстрее!

— Помни, папа! Я отказываюсь воспитывать его ублюдка! — сказала на прощание девушка.

Хотя донна Клара попыталась увести подопечную, Лючана наотрез отказалась. К досаде компаньонки, девушка спряталась за резной ширмой в глубине зала, откуда можно было наблюдать за гостем и слышать беседу.

— Он довольно красив, — шепнула она донне Кларе, когда вошедший в зал граф Лейтон приветствовал ее отца изящным поклоном. — Не слишком молод и не слишком стар. И вполне способен наградить меня детьми.

Лючана восхищенно оглядела гибкую фигуру графа. Пусть темно-синий бархат его камзола немного потерт, зато широкие рукава подбиты синей шелковой парчой. Очевидно, вкус у него есть, а вот средств не хватает.

— Если ваш батюшка прикажет вам выйти за него, пусть он окажется стар и даже горбат, значения это не имеет, вы должны покориться отцу, — чопорно заметила донна Клара.

— Молчите, старая ворона! — прошипела Лючана. — Я хочу слышать каждое слово!

Мастер Пьетро д’Анджело поздоровался с гостем, пригласил сесть и знаком велел слугам подать вино и печенье.

— Теперь, — объявил он, когда оба устроились за столиком, — мы окончательно завершим переговоры о браке между вами и Лючаной, синьор. Остается договориться о некоторых мелочах. Как по-вашему, у Лючаны достойное приданое?

— Более чем, мастер Пьетро, — кивнул Роберт Боуэн. — Но в чем заключаются эти мелочи?

Взгляд голубых глаз графа сделался слегка настороженным при известии о неожиданных изменениях в уже согласованном контракте.

— О, чистые пустяки, синьор, — заверил торговец, заметив, с каким подозрением прищурился граф. — Лючана получила самое хорошее воспитание и обладает деликатной чувствительностью истинной флорентийки. Молю, граф, не обременять ее заботой о вашей незаконнорожденной дочери, — нервно пробормотал мастер Пьетро.

Черт бы побрал доченьку, поставившую его в такое неловкое положение, но он слишком хорошо знал Лючану, чтобы спорить с ней по этому поводу. Лучше он поговорит с графом, человеком куда более рассудительным и здравомыслящим. Но в любом случае положение у того достаточно отчаянное, чтобы посметь отказать отцу невесты!

— Мне сообщили, что ребенок так же дорог вам, как мне моя Лючана. Однако моя дочь молода и романтична. Она, как всякая новобрачная, хочет, чтобы вы принадлежали ей целиком. Мечтает выносить вам наследника и не может не ревновать к ребенку другой женщины.

Пьетро помедлил, с надеждой глядя на графа.

Роберт Боуэн досадливо поморщился, но, вспомнив, что огромное приданое девушки поможет восстановить фамильный дом предков, находившийся в упадке с тех пор, как первые графы растратили в крестовых походах небольшие накопления от доходов, получаемых с поместья, позволил здравому смыслу одолеть гордость. В отличие от других рыцарей его предки не привезли из походов сокровищ Востока. Они возвращались инвалидами, не нужными никому, даже их семьям. Или не возвращались вообще, оставляя вдов и детей влачить жалкое существование в Лейтон-Холле. Теперь Роберт Боуэн — нынешний и, возможно, последний граф Лейтон — должен жениться на дочери богатого флорентийского торговца в попытке восстановить фамильное состояние и получить сыновей. Да он женился бы на этой девчонке, будь та даже беззубой идиоткой!

Граф тяжело вздохнул:

— Моя дочь, мастер Пьетро д’Анджело, — не бастард, поскольку я хотел жениться на ее матери, которая трагически погибла в родах, прежде чем законный брак был заключен. Я потребовал, чтобы право первородства Сисели было признано как Святой Матерью Церковью, так и гражданским законодательством Англии. Когда ей было три года, из Рима прибыли бумаги, объявлявшие ее моей законной дочерью. Английские законы признали это право еще до ее первого дня рождения. Леди Сисели Боуэн — не бастард.

Господи Боже мой! Теперь нужно как-то оправдать упрямство дочери.

Мастер Пьетро понизил голос, чтобы никто в зале не услышал его, и подался вперед.

— Милорд, умоляю, поймите, моя покойная жена Каролина была женщиной крайне чувствительной, — начал он, пытаясь найти подходящие слова. — Если что-то ее расстраивало, она разрывалась между глубочайшим отчаянием и гневом и рыдала часами, пока от слабости не переставала двигаться и подолгу лежала в постели. Или, хуже того, впадала в безумную ярость, и успокоить ее было невозможно. Это напоминало свирепый шторм, который топит корабли в бушующем море. Но я терпел эти капризы, поскольку она была прекрасной женой. Наша дочь, хоть и обладает умом прирожденного торговца, унаследовала чувствительную натуру матери. Боюсь, вы не сможете ничего изменить.

Ну вот! Он все сказал. И затаил дыхание, ожидая реакции графа. Что, если тот решит разорвать помолвку? Или настолько нуждается в деньгах, что предпочтет не обращать внимания на недостатки его дочери?

Флорентийский торговец надеялся на последнее. И потому облегченно вздохнул, услышав ответ графа: