— Прекрасно, милорд. Значит, жизнь продолжается, — одобрила Сисели.
После этой перепалки Кир часто наслаждался подобными сценами и через несколько недель осознал, что Сисели перестала напускать на себя грустный вид.
Ее настроение благотворно отражалось на слугах. Йен не забыт, но по крайней мере прошлое осталось позади, и нужно идти дальше.
Настал март, и для Сисели началась пора ожидания. Прошла неделя. Другая. Третья. Со склонов холмов исчезал снег. На озере растаял лед, а ведь всего месяц назад деревенские мужчины вместе с Киром играли на этом месте в керлинг, стараясь закатить круглый гранитный булыжник в так называемый дом. А теперь там плескалась голубая вода, отражавшая солнечные лучи. На припеке цвели ранние нарциссы.
Как-то утром Сисели объявила, что ребенок, кажется, вот-вот родится.
— Я мучилась от боли всю ночь, — пожаловалась она Маб. — Сходите за повитухой и Мэри Дуглас.
Услышав слова госпожи, Тэм немедленно метнулся к выходу и вскоре вернулся, сопровождаемый обеими женщинами.
— Как вы себя чувствуете, миледи? — встревожено спросила Агнес.
— Меня словно разрывают, — сказала Сисели. — Помогите мне, потому что я не знаю, что делать.
— Ничего страшного, миледи, это важный момент в жизни многих женщин, и к тому же мы все так ждали этого младенца.
Она стала водить Сисели по залу. Мэри тем временем накрыла стол чистой тканью и велела принести колыбель, чистые свивальники, тряпки и повесила над огнем котел с водой.
День тянулся медленно. Сисели то ходила, то сидела у огня. Она умирала от жажды, но ей разрешали пить всего по нескольку глотков. Наконец слуг выгнали из зала. Сисели помогли влезть на высокий стол. Мэри стояла у изголовья, поддерживая ее за плечи, пока Агнес рассматривала что-то между раскинутыми ногами роженицы. Наконец повитуха кивнула:
— Недолго осталось.
Сисели застонала, одолеваемая куда более сильной, чем прежде, болью. Агнес и Мэри принялись советовать ей, как правильно дышать, и, потолковав между собой, решили, что при очередных схватках Сисели следует начать тужиться.
В зал тихо вошел Кир Дуглас. Женщины словно не увидели его, зная, что Уильям потребует свидетеля, если родится сын.
Кир занял место Мэри у изголовья и стал поддерживать Сисели за плечи. Почувствовав присутствие чужого, Сисели откинула голову, и их глаза встретились. Она поняла, почему он здесь, и не стала протестовать. Да и не было у нее ни сил, ни времени, потому что ужасающая боль раздирала ее. Она хотела одного, чтобы все прошло, но разум подсказывал: все кончится только с рождением ребенка.
Роженица кричала, не помня себя. Лоб был покрыт крупными каплями пота.
— Тужьтесь, миледи. Тужьтесь! — уговаривали женщины.
Сисели сделала, как было велено, и боль немного улеглась, но тут же ударила с новой силой. Она снова взвизгнула.
— Тужьтесь сильнее! Сильнее! — велела Мэри. — Еще!
— Головка вышла, — объявила Агнес.
Очередная волна мучительной боли накрыла ее с головой, и Сисели, не дожидаясь команды, стала тужиться. Она тяжело дышала, камиза насквозь промокла. Слабость одолела ее до такой степени, что она навалилась на Кира.
— Плечики показались! — воскликнула Агнес.
— Я больше не смогу тужиться, — отчаянно пробормотала Сисели, у которой совсем не осталось сил.
— Вы молодец, мадам, — прошептал Кир. — Еще чуть- чуть, и ребенок появится на свет. Вы храбрая девушка.
Его дыхание обдавало теплом ее ушко, и Сисели невольно вздрогнула от смущения. Но ей тут же стало не до этого: боль упорно продолжала ее грызть.
— Тужьтесь сильнее, миледи! Сильнее! Сильнее, — твердила Агнес.
— Не могу, — простонала Сисели.
— Ребенок почти вышел! Сделайте это ради Йена! — потребовала Мэри.
Сисели сама не поняла, откуда взялось столько сил, чтобы натужиться. И ощутила, как ребенок выскользнул из тела. Раздался жалобный крик.
— Прекрасная девочка! — заверила Мэри, хотя тон был явно разочарованным.
Сисели разразилась слезами.
— Пресвятая Дева! Я так подвела Йена! Подвела Гленгорм!
Она рыдала, и плач звучал так печально, что даже ребенок замолчал.
— Нет-нет, — утешила Мэри. — У нас есть наследница. Чудесная, сильная малышка. И все хорошо! У вас есть для нее имя?
— Джоанна, — всхлипнула Сисели и подняла глаза, чтобы увидеть ребенка. — В честь моей подруги королевы. Это Йен предложил.
О Боже! Почему она не могла родить сына? Она не глупа и знала, что Дугласы не выпустят Гленгорм из рук. Ее сын стал бы лэрдом. А дочь останется дочерью.
Малышку обтерли, завернули и положили на руки матери.
— Красивая девочка, — тихо сказал Кир.
— По-вашему, она похожа на Йена? — спросила Сисели.
— Конечно, — согласился он, хотя не видел в девочке никакого сходства. — Прекрасный ребенок, мадам. Вы все сделали как надо.
— Не все, — тихо ответила Сисели.
Когда вышел послед, Сисели обтерли теплой водой и надели чистую камизу. Кир понес ее наверх, где Орва ожидала госпожу. Служанка, заботившаяся о Сисели со дня ее рождения, не смогла присутствовать при родах, чтобы не видеть, как страдает ее девочка. Сейчас она поспешила вперед.
— Я подвела всех! — снова заплакала Сисели.
— Девочка? — ахнула Орва.
— Да. Мэри Дуглас скоро принесет ее наверх.
Сеси и Уна с трудом внесли в спальню колыбель и поставили у камина.
— Такова Господня воля, — смиренно прошептала Орва. — А малышка здорова?
— Здорова, — откликнулась Мэри, внося в комнату ребенка. — Вот, взгляни сама.
Орва взяла тугой сверток и посмотрела на ребенка.
— Глаза у нее моей госпожи, а во всем остальном — чистая Дуглас, — объявила она, кладя ребенка на грудь уже успевшей лечь Сисели.
— Хотите подержать ее, миледи?
— Ненадолго, — согласилась Сисели, беря Джоанну. Оказалось, что малышка тоже смотрит на нее. — Боюсь, дочь Йена будет такой же дерзкой, как ее отец, — рассмеялась она. — Мэри, ты будешь крестной Джоанны? Для меня это большая честь.
— Это для меня большая честь, миледи, — ответила Мэри, лукаво улыбаясь. — Я буду крестной девочки. Ей понадобится еще одна Дуглас, которая научит ее разумно применять свою дерзость.
Через неделю двоюродный дедушка Джоанны, отец Эмброуз Дуглас, окрестил ее в деревенской церкви. Крестными стали Мэри Дуглас и Кир Дуглас. День был солнечным, и это вместе с завидно хорошим здоровьем младенца посчитали добрым знаком.
В конце апреля в Гленгорм приехал сэр Уильям Дуглас. Сисели уже заподозрила, в чем причина этого визита. С самого рождения Джоанны слуги и деревенские жители были крайне почтительны к Киру. И Сисели прекрасно понимала: Дугласы не отдадут Гленгорм добровольно. И не допустят, чтобы Сисели вышла за чужака, а земля попала в другие руки.
Именно так и сказал сэр Уильям, устроившись в зале. И облегченно вздохнул, когда Сисели не возмутилась, протестуя против его решения.
— Разумеется, милорд. Но как быть с моей дочерью? Джоанна — законная наследница Йена Дугласа. Если вы отдадите Гленгорм другому, что с ней станется? Или вы выделите ей справедливую долю в обмен на Гленгорм?
— Разумеется, — пообещал сэр Уильям. — Я дам ей богатое приданое, деньгами и вещами. И в знак моих добрых намерений велю привезти вам сундук с бельем, посудой и тканями и помещу у любого менялы по вашему выбору пять полновесных золотых монет и двадцать серебряных. Джоанна — моя родственница по рождению и крови.
— Десять золотых монет, — бесстрастно возразила Сисели. — Она дочь лэрда, и Гленгорм стоит гораздо больше предложенной вами цены. Десять золотых монет и сто серебряных.
— Мадам! Вы разоряете меня! Восемь золотых и пятьдесят серебряных.
— Десять! — неожиданно жестко отрезала Сисели. — И семьдесят пять серебряных. Меньше я не приму, милорд. Если вы откажетесь дать моей дочери подобающее ее положению приданое, я отправлюсь к королю. Вспомните, он послал мне привет, а королева Джоанна, имея двух дочерей, поддержит мои требования.
Сэр Уильям рассмеялся.
— Мне говорили, что ваш отец умеет из всего извлекать деньги. Очевидно, вы пошли в него. Десять золотых и семьдесят пять серебряных. По рукам!
— Благодарю за щедрость, милорд, — улыбнулась Сисели. — У меня еще один вопрос. Нам с Джоанной придется переехать в Друмланриг и отныне жить там? Новый лэрд и его семья вряд ли захотят видеть здесь вдову и ребенка предшествующего лэрда. И конечно, дом очень мал.