Мария Акулова - Залечишь мои раны?

— Нет, — приблизившись, Саша уперлась руками в спинку стула, наклонилась. — Нет, понятно?

— Саша… — он собирался снова сказать что‑то наподобие «поговорим потом», «ты устала», «это не важно», она не дала.

— Что Саша? Это неправильно, Ярослав! Мы ссоримся из‑за придурка, который находится неизвестно где! Мы не просто ссоримся, он заставляет меня говорить ужасные вещи, а тебя эти ужасные вещи делать!

— Дело не в нем, — Яр скривился, как делал всегда, стоило кому‑то упомянуть о Диме.

— А в ком? В нас?

— Нет. Во мне, — Самарский встал. — И в тебе.

Из груди Саши вырвался шумный выдох. Вот так. Не в них, в нем и в ней — по отдельности. А Самарский продолжил.

— Ты бы не сказала, если бы так не думала. И это правда, Саша. Я похож на Титова. Был похож тогда, когда похитил тебя. Я ведь похититель, Саша. Преступник. Был похож в том, как вел себя потом. Думаешь, сложись все по — другому, отпустил бы после побега? Да я сумасшедший! — Яр говорил тихо, но не услышать в его голосе боль, Самарская не могла. — Но больше всего меня убивает, знаешь что? Ты полюбила во мне его… Ты полюбила во мне то, что я похож на него…

— Нет, — каждое его слово сочилось правдивой болью. Его болью, а сердце щемило у нее и слезы тоже выступили на ее глазах. — Нет, Ярослав!

— Да, — вновь перехватив стул, Яр отправил его на место. — И если ты позволишь себе хоть немного об этом подумать, то ты тоже поймешь, что да.

— Идиот, — зло сверкнув глазами, Саша отвернулась. Надо ж было случиться такому, что совесть взыграла в нем именно сейчас, когда прошло три года, когда ее похищение казалось уже не кошмаром, а единственно верным поворотом судьбы. Смахнув злые слезы, она вновь обернулась, не желая сдаваться. — Я просто волнуюсь за тебя. За тебя, за Лизу, за нас. Волнуюсь, что ты наделаешь глупостей, что этот чертов Дима заставит тебя наделать глупостей. Неужели ты думаешь, что после всего, я могу любить в тебе схожесть с отцом?

— Ты запуталась…

— Это ты запутался! Самарский, — Саша вновь приблизилась к мужу, взяла в руки лицо, резко притянула к себе, на расстояние вдоха. — Я люблю тебя. Ты любишь меня. Это важно! Понимаешь? Это важно, — сопротивления не было, когда она коснулась его губ, раз, второй третий, скользнула ладонью по скуле, запуская пальцы в непослушные волосы. Он недолго оставался истуканом, наконец ответил, притянул к себе вплотную, поцеловал уже сам.

— Сашка, — в какой‑то момент попытался оторваться, но она не дала.

— Молчи, Самарский, тебе тоже бывает полезно молчать.

Даже целовал он, будто сомневаясь, как впервые. Хотя нет, впервые он не сомневался.

— Поехали домой, — откинувшись в кольце родных рук, Саша запрокинула голову. Так проблемы не решаются, так они просто откладываются, но сейчас она и не хотела решать. Она хотела знать, что Яр рядом, он с ней, будет ночью, будет утром, днем, вечером. А с его страхами и сомненьями она справится. Он же когда‑то спас ее от бездны отчаянья. Спасет и она — отплатит той же монетой.

Разница лишь в том, что она нуждалась в нем и признавалась в этом, а он не признается.

— Нет, — Яр ответил безапелляционно. — Нет, Саша.

— Почему?

— Я не могу отказаться от вашей с Лизой защиты, а тебя ломать больше тоже не буду.

— Самарский, — наверное, стоило бы ударить его хорошенько, или снова сказать, какой он идиот, или развернуться и уйти, но вместо этого, Саша уткнулась лбом в грудь мужа, слушая, как бьется его сердце. — Значит, будешь ломать себя? Думаешь, мне от этого легче?

Саша почувствовала поцелуй в макушку, потом дыхание на виске, и шепот у самого уха.

— Мне от этого легче… — впервые он признавался в своей слабости, в своих сомнениях и проблемах. Дело именно в этом — не в словах. Он сам запутался. Запутался настолько, что нуждается во времени наедине с собой.

Запутался в не своих чувствах к ней, не в уверенности, что нуждается в семье. Запутался в том, может ли считать себя достойным своего счастья? Есть ли в нем что‑то, что достойно любви Саши? А еще… Сможет ли он хоть когда‑то отпустить ту ярость, что копится до сих пор в душе? Ярость на себя и на когда‑то друга. А ее слова — они просто стали последней каплей в череде его сомнений.

— Я люблю тебя, — сделав глубокий вдох, заполнив легкие его запахом, Саша коснулась щекой его щеки, шепча уже ему на ухо. — И если ты хочешь заниматься самоуничижением, даже не надейся, Самарский. Лиза скучает, Глафира уезжает через неделю, прекрати прятаться, завтра будь к восьми на ужине. Понял? — Саша не видела выражения его лица, но почувствовала, что щека дернулась, видимо, он слегка улыбнулся. — Ты не похож на Титова, ты похож на моего самого любимого идиота, и если этому идиоту нужно время, я могу сделать вид, что даю ему это время. Но только вид, Самарский. Знай, я никуда тебя не отпускаю. И подарок…

Отступив, Саша попыталась отойти, но Самарский перехватил ее руку, увязавшись следом. Свой клатч Саша нашла на спинке одного из стульев, высвободившись из хватки Яра открыла замок, достала оттуда футляр, протянула мужу.

— С Днем рожденья, — щеки вдруг загорелись. Сложно выбирать подарок тому, у кого все есть. Особенно сложно, если этот человек самый близкий для себя. А ее подарок получился достаточно тривиальным.

Помедлив несколько секунд, Ярослав открыл футляр, достал оттуда часы.

— Спасибо, — Самарский взвесил их в руке, прошелся взглядом по циферблату. — Говорят, часы дарить — к разлуке, слышала? — суеверием в их отношениях скорей отличалась Саша. Но ведь сегодня все было не так.

— Дурацкая примера, — Саша отмахнулась, накрывая его руку с часами своей, — переверни.

С подарком ей помогли. Как ни странно, помог Марк. Еще давно, устав от ее постоянных упоминаний о скором Дне рождения мужа, посоветовал купить что угодно, все равно большинство подарков бессмысленны, например… часы. Тогда Саша и сама вспомнила о примете о разлуке, подумала о стандартности такого подарка, но отчаявшись найти вариант лучше, сдалась. Идея и подарок начала ей нравится, когда в голову пришла другая мысль…

Подчиняясь, Яр дал возможность Саше самой перевернуть часы в его ладони так, что оказалась видна задняя блестящая крышка.

«Я люблю тебя в каждую секунду. А. С.»

Саша долго думала о том, что именно стоит написать, но, в конце концов, поняла, что каждая фраза будет значить одно и то же.

— Помни об этом, Ярослав. И завтра в восемь, — коснувшись напоследок щеки мужа губами еще раз, Саша развернулась, взяла в руки телефон, собираясь вызвать такси.

Она лопатками чувствовала пристальный взгляд мужчины, а развернуться просто боялась. Боялась, что ноги не удержат. Никогда не удерживают, когда Самарский смотрит так.

Такси вызвать не удалось, руку с телефоном оторвали от уха, нажали отбой, а потом девушку развернули, возвращая все на исходные позиции.

— Сам отвезу, — часы каким‑то образом уже оказались на его запястье, а глаза горели ярче фонарных огней. — Потом, — ее улыбка расцвела уже во время очередного поцелуя.

Дурак. Она любит в нем не сходство с отцом. Она любит в нем его неповторимость. Таких как он — больше нет.

— Снежка, а мы разве меняли профиль? — Аня мило улыбнулась очередному курьеру, расписалась о получении, взяла в руки увесистую ношу, чтобы вновь вернуться к работе… Ненадолго, вполне возможно, что через час вновь будет звонок с охраны, стук в дверь, курьер, подпись в его журнале, поиски очередной вазы.

— Кажется, придется, — помощница подошла к табурету, на который опустилась Снежана, протянула начальнице третий уже букет. И это только за сегодня. Вчера было пять таких.

Букет Снежана приняла, сначала посмотрела на него, а потом зарылась лицом в небесной красоты тюльпаны, пряча улыбку.

Она знала, что где‑то там есть записка, даже знала, что в этой самой записке будет, точнее, догадывалась, но прежде чем ее найти, хотела справиться с эмоциями, а эмоции были…

— Ух, Снежана Дмитриевна, мне кажется, вы попали… На очень, ну очень заинтересованного в вас мужчину!

Подмигнув Снеже, Аня отправилась в соседние офисы, искать еще одну вазу, местные закончились еще вчера. Как‑то так случилось, что к нашествию букетов их студия готова не была.