— Я не знаю, — выдыхает она.

Моё тело до сих пор на ней. Смех растёт внутри меня, потому что я опять тащусь от её близости и тепла.

Какая-то извращенная логическая цепочка вдруг выстраивается у меня в голове: было бы неплохо для девчонки, если бы я отымел её прямо сейчас, на капоте отцовского автомобиля, чтобы показать, каков мир на самом деле. Чтобы она не получила этот урок от кого-то другого, кого-то еще похуже. Эта девушка достаточно пострадала.

Я закрываю глаза, это другая часть меня хочет защитить её от всего этого, другая часть меня считает, что Брук никогда не нужно знать, что такое реальная жизнь.

Я хочу девчонку так, как не хотел никого уже давным-давно. Хочу, чтобы она помогла мне забыть о проблемах, помогла растворить тьму внутри меня. Хочу, чтобы она никогда не узнала, что такое на самом деле тьма.

— Эй, — шепчет Брук.

Я открываю глаза и вижу, как она морщит лоб и хмурит брови. Её припухшие от моего напора губы плотно сжаты.

Брук берет мою руку и начинает чистить мой рукав.

— Посмотри на это. У тебя что-то на рукаве. Твоя куртка вся в… что это?

Я отдёргиваю руку, боясь, что там может быть кровь того ублюдка. А я не хочу, чтобы Брук прикасалась к чему-то подобному, но это не кровь.

— А, это, просто опилки, — отвечаю я.

— Откуда они на тебе? Ты работаешь с деревом?

Надежда в её взгляде убивает меня. Так вот, о чём она подумала? Что я чиню мебель? Леплю конфетки из дерьма? Или, может, мастерю маленьких куколок для выступления кукольного театра в детском доме?

— Мы убираемся отсюда, — говорю я, не желая больше видеть ее.

Девятая глава

Брук

Он сказал мне высадить его в заброшенной части города на тёмном перекрёстке, после чего сразу же скрылся в темноте, как только выбрался из машины. Как акула, исчезающая в глубинах океана.

Мы провели вместе всего пару часов, но кажется, будто целую вечность.

Я разворачиваюсь и направляюсь к автостраде, которая ведёт к моему дому, глубоко-глубоко на восток, если следовать с запада, оттуда, где я сейчас оказалась.

Во время остановки на красный свет светофора я достаю телефон и включаю его.

Тут же посыпалось множество уведомлений о пропущенных звонках, эсэмэс и голосовых сообщений: сначала мама спрашивает меня, куда я пропала, она не получила моего голосового сообщения. Потом сообщение, что мама в курсе, что я не с Челси. Вот черт, это плохо. Мама сердится. Теперь папа. Я попала.

Дрожащими руками набираю мамин номер.

— Брук! — её голос напоминает визг. Так бывает, когда она выпивает, либо злится. Сейчас, думаю, и то, и другое. Моё горло сжимается одновременно от беспокойства и грусти.

— Я оставила вам голосовое сообщение, — говорю я. — Я в порядке, со мной все хорошо.

— Где ты?

— Еду домой. Просто каталась по округе. — Мой похититель посоветовал мне сказать, что я просто ездила по городу, якобы размышляя о проекте.

— Не лги нам!

— Я знала, что ты не поймёшь, поэтому я…

— Ты лжёшь! Ты напугала нас до смерти, не говоря уже о потраченном времени полиции…

Меня пронзает страх.

— Я не могу говорить, я за рулём. Все отлично.

Я поспешно отключаюсь, радуясь короткой передышке.

Но ничего не отлично, потому что детектив Ривера уже поджидает меня, когда я добираюсь до места.

Мой пульс зашкаливает. На негнущихся ногах захожу в гостиную.

В знак приветствия детектив улыбается мне, словно добрый дядюшка. Мама бежит навстречу и обнимает, отчасти напоказ. Когда детектив уйдёт, она не будет больше такой заботливой, и я получу порцию вымораживающей отчужденности или еще чего похуже.

Папа выглядит суровым:

— Ты изрядно напугала нас, юная леди.

Я бормочу что-то о своём проекте доисторической деревни:

— Я думала вернуться домой прежде, чем вы заметите мою пропажу. — Одна часть меня испытывает вину за этот переполох. Меня учили быть тихой и незаметной, чтобы занимать как можно меньше пространства и создавать как можно меньше проблем.

Другая часть меня до чертиков боится цепкого и острого взгляда детектива Ривера. Того, что он видит. Несмотря на обманчивую улыбочку на его лице, он для меня — олицетворение одностороннего зеркала в комнате для допросов. Ривера смотрит на меня, но я не имею ни малейшего понятия, о чем он думает.

— Я прошу прощения, что вы потратили своё время, — говорю ему, ни капельки не раскаиваясь.

— Нет, нет, все в порядке, — ровно отвечают мне. — На самом деле я все равно хотел задать тебе пару вопросов.

— Вопросов? — теперь мой голос звучит таким же фальцетом, как и мамин.

— О происшествии прошлой осенью. О твоём дне рождения, — его тон успокаивающе-сочувствующий, но меня не проведешь. Детектив наблюдает за мной, словно фиксируя в «бортовой компьютер» своей головы любую деталь или изменение в моей мимике. — У нас появилось несколько новых зацепок.

— Опять? — мама бросает на меня взгляд, будто я добровольно вызвалась на допрос, — Брук лучше не вспоминать о той ночи, — после чего наклоняется ко мне и шепчет на ухо: — ты не можешь позволить этому разрушить твоё будущее. Или будущее семьи.

Она выходит из комнаты, оставляя после себя густой шлейф аромата Шанель №5. Я опять испытываю чувство вины. Я не хочу разрушать семью. Но как мне забыть похитителя и ту ночь?

«Да ты и не особо хочешь», — шепчет голос внутри моей головы. Это секрет, который никто никогда не узнает.

Отец смотрит в телефон, потеряв ко мне всякий интерес.

— Я пропустил уже две встречи.

— Прости, — говорю я, потому что он вкладывает столько усилий в свою работу, и пропуск собраний может обернуться катастрофой.

Набирая чей-то номер, папа выходит прочь.

Родители оставляют меня наедине с детективом, что приносит облегчение, но я тут же вспоминаю для чего мы здесь. По крайней мере, мне не нужно притворяться перед родителями. С другой стороны, и детективу не нужно больше притворяться. В его внешности ничего не меняется, но, откуда ни возьмись, я чувствую напряжение, повисшее в воздухе.

— Каталась по городу? — спрашивает детектив мягко. — И где же?

— Я не помню уже.

— Два часа?

— Я была сосредоточена на школьном проекте, — напоминаю ему свою ложь. — Потерялась в мыслях.

— Ох, ну конечно, — произносит он с пониманием. — Поселение охотника-собирателя. Так? Я уверен, твоя новая машина имеет прекрасную навигационную систему GPS. По записям мы легко можем отследить, где ты была. Может, даже найдём камеры на дорогах, по которым ты ездила.

Я совсем не подумала об этом. Беспокойство смешивается с чем-то другим — чувством защищенности, отчего я сощуриваю глаза и говорю:

— Разве имеет значение, где я была? И как это связано с событиями семимесячной давности?

— Действительно, — бормочут мне в ответ. — Ты права. Дело в том, что недавно мы нашли фрагменты отпечатков пальцев, соответствующие тем, что были обнаружены полгода назад. Скорость потока моей крови разгоняется.

Другое преступление? Фрагменты отпечатков? Всё, что приходит мне на ум, так это — ещё одна девушка в белом платье с розовыми цветами, вышитыми по корсажу. Он и её взял в заложницы? Так же её заставлял возить его по округе? Целовал ее? Это сумасшествие. Я не должна думать об этом. Это глупо, он же не проводит все дни напролёт, похищая и заставляя девчонок возить его туда-сюда. Даже если и так, мне всё равно.

Мне должно быть всё равно.

Я сцепляю руки вместе, когда образ мужчины всплывает в моей голове. Таинственный, неприступный и запретный.

— Другое преступление? Это ужасно, — говорю я. Это правильный ответ кого-то вроде меня. Жертвы.

И это правда, я боюсь его. Хоть он и возбуждает меня, хоть и проникся мной, смог затронуть моё колотящееся сердце. Сколько стоит почувствовать себя живой? Немного страха — мизерная цена.

Детектив Ривера кивает, внимательно и пристально изучая меня.

— Это верно. Он способен на ужасные поступки. И те лужи крови… Кошмар, такое мог сделать только монстр.

По спине липким холодом прокатывается страх от сказанных слов. До меня медленно доходит их смысл.

— Крови?

— Да, ее было слишком много, — детектив рассказывает так непринужденно, словно о погоде за окном. — Так обычно бывает, когда кто-то пропускает тело через дерево-дробилку. Та перемалывает всё, превращая тело в кашу. Не знаю, зачем они сделали это, ведь им всё равно не удалось уничтожить ДНК жертвы. Мы нашли достаточно зубов и осколков костей для проведения анализа. Даже несколько ногтевых пластин.