Мужчина, которого жизнь на протяжении долгих лет бьёт по спине снова и снова, мужчина, который отдаст все, лишь бы помочь несчастным детям, в то время как ему никто не пришёл на помощь.

И он, наконец, переступил через себя и совершил правильный поступок.

Он позволил закону вершить суд над жизнями людей. Моё сердце переполняет любовь, пока я грудью ощущаю учащённый ритм его сердцебиения, и мне кажется, что моё тело не сможет выдержать такого напора эмоций. Может, впервые в жизни.

Двадцать восьмая

Стоун

Моя рука вспыхивает от боли. Я сломал ее? Надеюсь, что так, потому что прямо сейчас мне необходимо, чтобы боль поглотила ад, извергающийся внутри меня.

Мне не верится, что я собственноручно отпустил его. Но, черт, когда Брук смотрела на меня с такой надеждой в глазах, я не смог поступить иначе. И дело не только в том, что он ее отец. Просто однажды Брук уже видела, как я убиваю другого человека, и я не мог позволить ей опять пройти через это.

Я чувствую, как она приближается ко мне сзади. Ей не следует прямо сейчас находиться рядом, потому что внутри меня слишком много злости и ярости, и их накопилось очень много. Может, я и пощадил ее отца, но это еще не делает из меня хорошего парня.

Брук подступает все ближе. Не надо, ведь я не знаю, в какой момент сорвусь окончательно.

Меня продолжают одолевать сомнения. Что если ублюдкам удастся уйти? Они справлялись с этим годами, так почему же теперь все должно измениться? Что если подставные копы просто убьют отца Брук, подставят моих ребят и перевезут детей так далеко, что мы их больше никогда не сможем отыскать?

— Ты сделал это.

— Я должен был пойти с парнями на поиски заброшенного торгового центра.

— Большое количество людей может привлечь нежелательное внимание. Ты нужен здесь, чтобы трезво принимать решения. Ты должен быть готов ко всему, должен быть лидером, в котором они так нуждаются.

Я знаю, что Брук права.

— Что бы ты ни думал о моем отце, он правда хочет помочь вам, Стоун. А когда он чего-то хочет, то добивается своего. Ривера хороший полицейский. Все сработает.

Я размышляю над ее словами, но все не так просто. После долгих лет борьбы в одиночестве не так-то просто снова довериться кому-нибудь.

— Ты и твои братья не одиноки.

Не знаю, что происходит, но мои глаза щиплет и жжёт. Что происходит? Я чувствую, как влага начинает скапливаться в уголках глаз. Это слезы? Я больше потрясён, нежели смущён. Для большинства людей это нормально, но не для меня. Я даже не могу вспомнить, когда последний раз плакал. Даже последние пару лет в подвале я не проронил ни слезы. И все из-за того, что Брук права. Права настолько, что это ломает меня изнутри и превращает в дрожащего слабака.

Я не знаю, как жить нормальной жизнью, как испытывать человеческие эмоции. Вот, что они отняли у меня.

Прохладная рука Брук перемещается с моего живота и прикасается к плечу.

— Ты сводишь меня с ума, — до меня доносится тихий шёпот.

Я зажмуриваю глаза, не понимая, что она имеет в виду. Не уверен, что хочу знать.

— Ты сводишь меня с ума, Стоун, — на этот раз голос Брук звучит громче, пока нежные пальцы сильнее сдавливают моё плечо. Ее прикосновение приносит с собой успокоение. — Я так сильно люблю тебя.

Я с шумом выдыхаю. Даже не заметил того, как задерживал дыхание в ожидании ее слов. Брук похожа на дождь, который тушит во мне всю эту чёртову злость и боль.

Прежде чем успеваю подумать, я разворачиваюсь и хватаю хрупкие плечи Брук, пригвождая ее к стене. Перед тем как обрушить свои жадные губы на ее, я замечаю нежный улыбающийся взгляд карих глаз.

Я голоден, а Брук единственная пригодная еда для меня. Она создана для меня, и я готов вечно благодарить вселенную за это.

Я чувствую, как ее руки тянутся к моей рубашке между нашими телами в попытке сорвать ее, словно Брук нуждается во мне так же отчаянно, как и я в ней. Такое ощущение, что сосуды в сердце заполняются любовью, пока вся кровь приливает к моему набухшему члену.

В одно мгновение Брук становится сексуально дикой, запрыгивает на меня и обвивает ногами талию. Я крепче прижимаю ее к стене, сжимая рукой лицо и пробуя вкус ее неповторимых губ. Брук одной рукой пытается расстегнуть ширинку на моих джинсах, но у неё ничего не получается. Плевать, потому что я ощущаю сквозь ткань прикосновение ее пальчиков к моему стальному члену, и это чистое безумие.

Брук шумно и учащённо дышит мне в ухо, пока я целую ее щеку и прижимаюсь пахом ближе к ее бёдрам. Губы от щеки переходят к линии челюсти, а затем ниже к шее. Я всасываю тонкую кожу, помечая ее как свою. Брук вскрикивает от неожиданности, при этом притягивая меня за волосы еще ближе. Я целую и облизываю ее шею, пока дёргаю школьную юбку в попытке как можно скорее избавиться от неё.

Моя рука нащупывает ее трусики и, о мой Бог, они пропитаны ее соками насквозь. С громким стоном я отстраняюсь от ее шеи.

— Ты такая чертовски влажная для меня.

Она задыхается, вглядываясь в мои глаза.

Вот оно.

Я обожаю то, как Брук смотрит на меня. Я вижу в ее глазах все, от сладости доверия до храбрости любви.

Она пытается добраться до моих губ, тогда я хватаю ее волосы в кулак и оттягиваю голову назад.

— Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза.

— Только ты, — отвечает Брук, тяжело дыша. — Не останавливайся.

— Я не смогу быть таким же нежным, как и в прошлый раз, — предупреждаю я. — Ты нужна мне слишком сильно.

— Трахни меня, — требует Брук. — Не думай ни о чем, просто трахни меня. Сейчас же. Пожалуйста, — добавляет она в конце хныкающим голосом.

И это ее «пожалуйста» добивает меня. Моя идеальная маленькая птичка, прижатая к стене со своей клетчатой юбкой вокруг талии, просит меня «пожалуйста».

Как безумный, одним движением руки, я срываю ее трусики, и они летят с моей рубашкой куда-то на пол.

Хватаюсь за ее голые бедра, открывая ее для себя как цветок.

Я прижимаюсь своей грудью к ее, чувствуя бешеный ритм сердцебиения через белую ткань рубашки. Пока Брук неотрывно смотрит мне в глаза, я знаю, она чувствует то же самое. Рывком опускаю штаны вниз и плавным движением бёдер вхожу в неё. И вот я снова дома. Она ощущается как шёлк, в ней так тепло, пока ее тугая плоть держит меня в тисках.

Она такая влажная, отчего я тут же теряю контроль. Резкими движениями бёдер я глубоко и жёстко вдалбливаюсь в неё, пытаясь найти освобождение.

— Да, Стоун, да! — громкие стоны Брук наполняют комнату, лаская мне уши. Ее тонкие пальцы впиваются мне в задницу, в попытке притянуть еще ближе и еще глубже.

— О боже, о боже… — Брук стонет громко, почти плаксиво.

Я выхожу из странного транса, немного замедляя темп.

— Все в порядке? — Думаю, всего на минуту я потерял гребаный контроль.

— Так приятно, — говорит Брук с полузакрытыми глазами. Ее губы опухли от моих поцелуев, отчего новая волна желания проносится сквозь меня.

— Слишком приятно, — отвечаю я, проводя костяшками по нежной коже ее щеки. Я застываю внутри ее, просто наслаждаясь ощущением того, как ее киска сжимается вокруг моего пульсирующего члена.

— Что ты делаешь? — хныкает Брук.

— Просто наслаждаюсь твоей красотой. Мне не верится, что прямо сейчас я внутри тебя.

— Ты всегда будешь во мне.

Я снова жадно целую ее, но на этот раз нежно. Я просовываю руки под ее попку, приподнимая вверх.

— Детка, обними меня ногами.

Брук делает так, как я и говорю. Я отрываю девушку от стены и несу к кровати, целуя ее красивое лицо, оставаясь всё это время в ней твёрдым, как камень. Я откидываю одеяло в сторону и осторожно укладываю Брук на черные шёлковые простыни.

— Стоун, — зовёт меня Брук, не отпуская мой взгляд. Ее темные волосы рассыпаны по моим подушкам, волнами обрамляя голову.

— Я здесь, маленькая птичка.

Ложусь сверху, устраиваясь поудобнее между ее бёдер. Я трахаю Брук медленно и нежно, не так, как одну из тех легкодоступных девушек на одну ночь, а как женщину, которую люблю. Как женщину, которая любит меня.

Я не могу доверять всем подряд, но я доверяю ей. Я могу начать жить с этого момента.

Двадцать девятая глава

Стоун

Два дня спустя

Решение сохранить жизнь отцу Брук и сотрудничать с копами подошло бы хорошему парню, которого она в действительности достойна, но не мне. В конце концов, что в этом такого сложного? Дети будут спасены, я обрету веру в систему, и больше никакой мести. Но самое главное — это счастливая Брук.