– Почему вы так в этом уверены, миледи? – удивился Жиль.

Агнес налила себе эля и опустилась в кресло рядом с Ульриком.

– Потому что я знаю это, милорд. Я сердцем то чувствую, – женщина положила руку себе на грудь. – Я лечила этого мальчика от лихорадки, вправляла ему сломанную руку, учила писать его имя. Он не делал этого. Правда, сынок?

Ульрик был поражен, осознав, что тетя его жены обратилась к нему. Что-то защекотало в носу и защипало в глазах. Ульрик справился с волнением.

– Ну, так, правда, ведь?

«Собачья смерть, ну и женщина!» – печально подумал рыцарь.

– Я верю, что этот человек искренне раскаивается.

– Надо бы приглядеться к уэльским слугам, у них могли быть причины ненавидеть…

– Ни один уэльсец никогда не совершил бы подобного преступления! – возмущенно возразила Агнес.

– Миледи, – начал лорд Жиль с покровительственной улыбкой, – вы, женщины, не разбираетесь в делах войны и мира…

– А вы, чужаки, не разбираетесь в мире духов, а я вот кое-что знаю о нем, – снисходительно ответила пожилая женщина. – Вы, англичане, рассердили духов деревьев, срубив дубы без жертвоприношения.

– Она что, колдунья?

– Леди Агнес… – произнес Ульрик, пытаясь погасить разгоравшийся спор.

– Увы, я недостаточно много знаю, чтобы быть колдуньей! Если бы я была ею, то превратила бы вас в жабу, вы, английский упрямый мул! – взволнованно выпятив свой обширный бюст, Агнес, презрительно фыркнув, отвернулась от лорда Жиля. – А ты, седьмой сын, прислушайся к тому, что подсказывает тебе сердце, а не к словам этого человека, – она схватила руку Ульрика и сжала в своих пальцах, искривленных артритом. – Твой дар скажет тебе больше, чем глаза и уши обычного человека, тем более чужака.

Ульрик поднялся из-за стола, чтобы помочь женщине выбраться из кресла и проводить ее в комнату, прежде чем она по своей глупости навлечет еще больших бед и на свою, и на его голову.

– Хорошо, миледи, но сейчас я хотел бы, чтобы вы присмотрели за моей женой. Она была страшно бледна, когда я ее оставил, – и думаю, если кто-то и может уговорить ее поесть, так это только вы.

Агнес улыбнулась. Ульрик растопил своими словами раздражение, проявившееся в выражении ее лица.

– С нею все будет в порядке, сынок. Мы с тобой позаботимся об этом, не так ли?

– Конечно.

– Милорд!

Ульрик резко обернулся, услышав встревоженный возглас рыцаря, поднявшегося из кладовых. В этот момент ему захотелось, чтобы кто-то другой был лордом Карадока – кто-то, сумевший бы принимать более мудрые решения. Он мог сразить любого врага, но эта чепуха насчет незримых духов начинала сводить его с ума.

– Да, Гейлард, что случилось? – спросил он, заметив, что его соратник с трудом переводит дыхание.

– Пришло известие, которое мы ждали, милорд! – возбужденно сообщил ему рыцарь. – От Хаммонда и Дэвида с острова Англси.

ГЛАВА 23

Бронуин сидела у очага в комнате хозяина замка и тихонько прихлебывала отвар тети Агнес, присланный с Мириам, пока служанка готовила ее платье. Она понимала, что и тетя, и служанка желают ей добра, но если когда-либо и нужно бьшо иметь ясную голову, то именно сейчас, раз опасность притаилась в самих стенах Карадока. После выпитого отвара Бронуин прилегла отдохнуть и проснулась только после полудня.

После той ночи, которую провели они в объятиях друг друга, Ульрик отдал приказ, чтобы ее не тревожили, но и не оставляли одну. Его присутствие успокаивающе действовало на Бронуин и залечивало душевные раны, открывшиеся после святотатства, сотворенного в склепе. Мягкость и доброта супруга говорили о благородстве. Последнее время он не стремился удовлетворять свои плотские потребности, возникавшие, однако, несмотря на все его усилия сдерживаться. Но Бронуин сама заявила о желании отрешиться от страданий, унесясь в мир блаженства.

Она никогда не думала, что у любви так много граней, каждая из которых драгоценна по-своему. Впереди у них была целая жизнь, чтобы открыть их все. Об этом нашептывал ей на ухо Ульрик, заставляя смеяться, пока она, свернувшись клубком, не заснет в его объятиях под звуки нежной баллады, напеваемой хрипловатым низким голосом – так рыцарь выражал свои чувства. Мелодию он выводил не совсем чисто, но слова шли от самого сердца, успокаивая и утешая лучше любых отваров тетушки.

Женщины проводили послеобеденное время в солярии, как было принято в замке, и Бронуин пришла туда вместе с Мириам. Леди Мария приветствовала молодую даму сердечным объятием:

– Доброго вам дня, миледи. Мы все так беспокоились о вас!

– Ты хорошо спала, дорогая? – спросила тетя Агнес, отрываясь от сундука, в котором сосредоточенно копалась.

– Она потеряла куклу, – прошептала леди Мария в ответ на удивленный взгляд Бронуин.

– Кажется, я спала слишком уж хорошо, тетя Агнес: уже полдня прошло!

На самом деле Бронуин не так уж много спала в эту ночь, Ульрик ей того не позволил.

– Где же наши мужья, миледи?

Леди Мария обменялась виноватым взглядом с Мириам, тревожно поправившей прядь волос на затылке своей госпожи.

– Что еще случилось? – прошептала Бронуин, спрашивая больше себя, нежели кого-либо другого, могло ли случиться что-то хуже произошедшего вчера.

– Да, – подала голос тетя Агнес, с досадой захлопывая крышку сундука. – Я не могу найти свою куклу! Вчера она была здесь, а сейчас ее нет!

Не обращая внимания на вспышку тетки, Бронуин обратилась к гостье:

– Миледи?

Леди Мария успокаивающе погладила руку Бронуин и подвела ее к приоконной скамье.

– Я должна сказать, есть и хорошие новости. Наши мужья уехали ловить разбойников. Хаммонд и Дэвид прислали гонца с известием, что злоумышленники собираются напасть на Биконовское аббатство сегодня вечером.

– Милорд просил, чтобы мы не тревожили вас, миледи, – виноватым тоном произнесла Мириам. – Он опасается за ваше здоровье.

– А меня беспокоит здоровье милорда, – раздраженно проворчала Агнес. – Не нравится мне это… ох, не нравится! Кости болят немилосердно, и…

– Миледи, – прервала ее Мириам, – это оттого, что вы сегодня провели столько времени в башне! Конечно, от морского воздуха боли у вас усилились.

Леди Мария обратилась к Бронуин:

– Я пыталась заставить ее взять одеяло, но она не пожелала.

– На башне сидело шесть воронов!

Бронуин почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Шесть воронов! Она будто заново увидела себя на месте резни и стаю воронов, рассевшуюся на голых ветвях деревьев у нее над головой. В тот день кости тети Агнес тоже болели немилосердно. Оуэн Карадокский нестал слушать ее причитания о недобрых предчувствиях.

– Черт побери!

Если бы не скамья, о которую Бронуин опиралась обеими руками, она бы упала, потому, как ноги стали словно ватными. «Смерть? Шесть? Все они?» – лихорадочно метались в голове мысли, уж очень свежи были воспоминания о злой участи отца и матери. Но как она объяснит Ульрику, почему кинулась вслед за ним? Как бы ни были они близки, суеверия и предчувствия ее тетки оставались камнем преткновения.

– Мириам!

– Что угодно, миледи?

– Прикажи конюхам немедленно оседлать Макшейна и позови Бланкарда. Мне нужно поговорить с ним.

Если это западня, то не придется что-либо, объяснять. Если же нет, то вреда не будет оттого, что в отряде Ульрика окажется подкрепление – люди, которых она приведет с собой.

Бронуин поднялась и подозвала к себе тетку.

– Мне нужно сказать тебе кое-что по секрету, тетя Агнес. Леди Мария, умоляю вас извинить нас. – Слуги знают, наш замок – ваш тоже. Не стесняйтесь попросить у них, что пожелаете.

Леди с глубоким сочувствием опустила руку Бронуин на плечо.

– Наши мужья – опытные воины, миледи. Почему бы вам не выполнить пожелание супруга и не остаться в замке ради вашей же безопасности?

– Потому что, миледи, боюсь, им устроена западня. Тетя Агнес! – властно позвала Бронуин, прежде чем повернуться и выйти вслед за Мириам.

– Твой муж, я думаю, останется, жив, девочка, – заверила Агнес племянницу, когда они вошли в комнату лорда: Бронуин собиралась потеплее одеться. – Я настояла, чтобы он заколол плащ железной пряжкой.

– Той, что сделана в форме ворона?

Агнес кивнула.

– Той самой.

Отец отказывался взять подарок свояченицы, отправляясь в Лондон. Только золото и серебро должны были украшать лорда. Он умиротворил Агнес тем, что носил пряжку во время восстания, но не собирался носить столь скромное украшение на глазах короля. Бронуин удивилась, что Ульрик согласился заколоть плащ этой пряжкой, ведь он так пренебрежительно относился к ее чудачествам!