— Подумать только: ехать в Булонь-сюр-Мер! — протестовала леди Изабель. — Говорят, это шумное и вульгарное место.
М-р Карлайл тоже возражал против Булонь-сюр-Мер, будучи невысокого мнения об этом городе. Это было не то место, в которое он хотел бы отправить жену, особенно учитывая то, что сам он не мог сопровождать ее. Поэтому решено было ехать в Трувиль, приятное, тихое местечко на водах возле Арфлера, в те дни мало известное широкой публике. Впрочем, его леди Изабель, возможно, сочла бы скучным. Доктор Мартин настаивал на поездке в Булонь.
— Ну и что с того, что Булонь — шумное и вульгарное место? — говорил он. — По крайней мере, леди Изабель будет не так скучно. В Трувиле она умрет от тоски, так что пусть уж едет в Булонь к миссис Дьюси.
М-р Карлайл в конце концов уступил. Леди Изабель, видя, что ее сопротивление не находит) поддержки, согласилась ехать, и все начали спешно готовиться к отъезду.
Наша героиня выглядела очень больной, черты ее бледного лица заострились, а глаза, ее чудесные грустные глаза, казалось, стали больше и потемнели, руки сделались горячими и влажными. Несмотря на теплую погоду, она все время куталась в шаль и часами сидела, не вставая, как все люди, испытывающие большую слабость; она или любовалась умиротворяющим пейзажем, или смотрела, как играют ее дети. Раз в день она выезжала в закрытом экипаже. Во время этой болезни к ней вернулась прежняя тревога, касавшаяся отношений ее мужа с Барбарой Хэйр. За последние несколько лет она несколько приутихла, так как у нее не было причин для беспокойства, однако леди Изабель была в том состоянии, когда воображение преувеличивает обиды, прошлые и настоящие. Она снова и снова задавала себе тревожный вопрос: любил ли ее м-р Карлайл на самом деле или же, привлеченный ее титулом и красотой, женился на ней, хотя на самом деле любил Барбару? Его нежность к ней, столь заметная в первый год их брака, сменилась отношением более спокойным и сдержанным. Разве не приходит к этому каждый мужчина, которого церковь сочетала узами брака с женщиной? И дело тут вовсе не в том, что его любовь исчезла; просто время и сила привычки делают свое дело. Взять хотя бы детей с их игрушками: мальчика с новым барабаном или же девочку с куклой. Разве они не целуют, не обнимают и не сжимают в руках новые игрушки, не желая расставаться с ними ни на минуту? Разве не бросают все другие дела или не занимаются ими с крайней неохотой, что бы это ни было: уроки чтения, спорт, повседневные дела, даже пудинг за обедом, когда есть новая игрушка? Но подождите немного. Пройдет некоторое время, и барабан (если его еще не сломали) отправляется в темный чулан, кукла — обратно в свою кроватку, после чего о них даже не вспоминают. Скажите детям, чтобы они взяли игрушки, еще недавно столь дорогие для них, и поигрались с ними вечером; они пойдут неохотно (если вообще не откажутся), поскольку те уже надоели им. Нельзя ругать детей за их неверность прежним любимцам: такова их природа, ведь они — люди. А разве дело обстоит иначе с выросшими детьми? Разве все мы, мужчины и женщины, не становимся безразличными к тем игрушкам, которыми обладаем? Милые девушки! Когда тот, кто скоро станет вашим мужем и господином, уверяет вас, что всегда будет любить столь же пылко, можете поверить ему, но не упрекайте, когда наступит разочарование. Он вовсе не обманывает вас сознательно, он просто забывает, что мужчине свойственно меняться. Пройдет время — и его отношение к вам сделается более спокойным, что может вам показаться, особенно если вы чрезмерно строги, безразличием или даже холодностью. Однако вам лучше смириться с этим, поскольку теперь уже ничего и никогда не изменить. Никогда, увы, ибо навсегда миновала юность, ранняя любовь и чувство новизны.
Леди Изабель не могла понять причин ровного, спокойного отношения к ней мужа, пришедшего на смену страстной любви, и в своей ревности склонна была объяснять это тем, что он не может забыть Барбару. Ей хотелось маленьких нежностей; она была бы счастлива, если бы он стоял, взявшись за спинку ее стула, когда она пела, привлек ее к себе и осыпал ее лицо поцелуями, как в то время, когда она переступила порог дома в качестве его жены. Мы помним, что леди Изабель не любила м-ра Карлайла, однако его нежность, его трогательная забота о ней в начале их совместной жизни заставили ее преисполниться благодарностью и искренне постараться полюбить его — но, увы, только постараться. Ее усилия были тщетны. Любовь никогда не приходит, если стараешься полюбить: эта капризная страсть вспыхивает внезапно и помимо нашей воли. Возможно, она считала, что смогла полюбить, ибо высоко ценила его, уважала и восхищалась им. Когда она сравнивала его с другими мужчинами и видела, как он превосходит их всех, какой он добрый и благородный, какими ничтожными все кажутся рядом с ним, сердце ее переполнялось гордостью, потому что она была его женой: даже принцесса по крови сочла бы за честь, если бы ее выбрал такой мужчина, как Арчибальд Карлайл. Пусть же в его сердце останется крошечный уголок для Барбары Хэйр! Нет: этого Изабель не могла стерпеть. В тот день, когда окончательно решено было ехать, леди Изабель сидела в гостиной со своими детьми, всеми тремя: даже самый младший устроился рядом, на ковре. Изабель была изящной, красивой девочкой четырех лет от роду, Уильям был точной копией матери, а Арчибальд больше походил на м-ра Карлайла.
— Идите же ко мне, родные мои, — воскликнула она.
Изабель и Уильям подбежали к ней, и она обняла их. Маленький Арчи бил по ковру пятками, сидя чуть поодаль. Все дети смотрели на мать.
— Хотят ли мои маленькие поехать с мамой далеко-далеко, на корабле, за море?
Изабель, унаследовавшая тонкую и чувствительную натуру матери, лишь улыбнулась и покраснела. Уильям захлопал в ладоши:
— Да, на корабле! И Арчи тоже, мама?
— И Арчи, и все остальные, — ответила леди Изабель. — И Джойс, и Уилсон, и…
Мисс Карлайл, сидевшая возле окна, резко повернулась, чтобы прервать всеобщее ликование. Мисс Корни, хотя и не противилась отъезду, внутренне не одобряла его. «Зачем людям менять воздух? — думала она. — Мне вот никогда не хотелось сменить обстановку. Эти новомодные идеи докторов, которые всем и каждому рекомендуют сменить воздух при любой болезни! Осталось только при порезанном пальце назначать то же самое. Если бы леди Изабель постаралась, она бы и дома быстро пришла в себя».
— Дети не поедут к морю, — сказала она. — Им этого лечения не назначали.
— Но они должны ехать со мной, — ответила леди Изабель. — Конечно, им этого не назначали, но почему они не могут поехать?
— Почему? — едко ответила мисс Корни. — Из-за расходов, конечно же. Я скажу вам, леди Изабель, что со всеми этими расходами ваш муж скоро разорится. Даже ваша поездка с Джойс и Интером влетит в копеечку, не говоря уже о том, чтобы брать с собой целый фургон детей и нянек.
У леди Изабель оборвалось сердце.
— Кроме того, вы едете, чтобы укрепить здоровье. И как же вы собираетесь сделать это, если вам придется заботиться о детях? — продолжала мисс Корни. — Люди, едущие за границу в поисках развлечений, и больные, надеющиеся укрепить здоровье, не получат ни того, ни другого, если не оставят свои заботы дома.
Леди Изабель встала, не без труда подняла с ковра маленького Арчибальда, посадила к себе на колени и прижалась щекой к его маленькому личику.
— Хочет ли мой малыш, чтобы мама уехала и оставила его? — спросила она, и слезы закапали на его светлые кудри. — Ах, я не могу оставить их! — добавила она, умоляюще глядя на мисс Карлайл. — Я не поправлюсь, если вы пошлете меня одну. Я буду тосковать по детям.
— Одну, леди Изабель? А муж для вас никто?
— Да ведь он только отвезет меня, но не останется со мной.
— Ну вы же не хотите, чтобы его бизнес пошел прахом, — огрызнулась мисс Корни. — Разве он может его бросить? С этими чудовищными расходами ему нужно работать много, как никогда. И прежде, чем тащить детей на воды, не мешает сесть и посчитать, сколько это будет стоить. Разумеется, леди Изабель, я просто высказываю свое мнение; вы — жена Арчибальда, единственная хозяйка в этом доме, и вольны поступать, как вам заблагорассудится.
Как ей заблагорассудится! Леди Изабель смиренно поникла головой, прижимая к себе детей; она потеряла дар речи, и сердце ее готово было разорваться от боли. Джойс, которая тоже находилась в комнате, услышала кое-что и догадалась, что произошло. Вечером того же дня Джойс увидела, что м-р Карлайл несет маленькую Изабель в детскую, посадив на плечо, и подумала, что ей представилась хорошая возможность поговорить с ним.