Симона Вилар - Замок на скале

Молодая женщина была откровенна с ним, и Ричард, как бы между прочим, поведал о том, что баронесса Майсгрейв слывет первой красавицей Ридсдейла, и если Маргарет желает побольше о ней узнать, то пусть порасспросит своего супруга, который любит наезжать в Нейуорт. Ричард добился того, что эта бледная, как лунный луч, молодая женщина побледнела еще больше и, отложив шитье, с тревогой стала слушать его восторженные речи об Анне. Он оставил ее в задумчивости, а когда на другой день увидел заплаканные глаза Маргарет и смущение Гилберта, решил, что вопрос наконец-то улажен.

Но потом явился отец Мартин. Бог весть почему, но Тирелл не смог удержать его в Ньюкасл-апон-Тайн, и этот священнослужитель спутал все планы Ричарда, заявив, что, если даже его высочество и ожидает подкрепления, для Нейуорта не будет вреда, если он со своими парнями пощекочет шотландцев с тыла. Заявив это, он без промедления сел на коня и крикнул своим людям, что они выступают.

Ричарду понадобилось все его красноречие, чтобы удержать святого отца и убедить его, как важно сейчас не спугнуть шотландцев и дождаться подхода основных сил. Священник, внимая доводам принца, долго в молчании разглядывал его и наконец промолвил:

– Мой сан обязывает меня к смирению, а моя приверженность дому короля – к повиновению его брату. Я подчиняюсь вам, но, клянусь своей верой, всего лишь на один день. Мне сообщили, что Нейуорт осаждают уже неделю, и, если ваши войска не прибудут завтра, уж не взыщите, высокородный принц, – нейуортцы помогут своему хозяину.

Ричард насмешливо скривил губы.

– Кажется, я должен благодарить вас, преподобный отец, за эту отсрочку?

Но капеллан Нейуорта не улыбался.

– Думаю, благородному Ричарду Плантагенету известно, что такое долг. И он поймет меня, когда, исходя из этого чувства, я не стану, да простит Господь мне мое упрямство, изменять сэру Филипу ради политических соображений и маневров вашего высочества.

Ричард возненавидел этого человека, как ненавидел всех, кто был достаточно проницателен, чтобы заглянуть в тайники его души. У этого священника были острые темные глаза и упрямый подбородок. Возможно, такие люди и по вкусу барону Майсгрейву, но Глостер считал их наиболее вредными. «Что ж, – размышлял он, глядя вслед удаляющемуся капеллану, – ты верен своему господину, однако своей торопливостью окажешь Майсгрейву медвежью услугу. Я ускорю ход событий, но это, в свою очередь, приблизит гибель Бурого Орла. Если Майсгрейва до сих пор не прикончили шотландцы, этим займется кое-кто в самом Нейуорте, и, клянусь всеми вратами ада, ночи, когда Дайтон поможет шотландцам войти в замок, похититель Анны Невиль не переживет!»

Сразу же после разговора с отцом Мартином Ричард отправил Майлса Фореста к Олбэни, а еще одного человека – к Рэтклифу с приказом поторопиться. Рэтклиф прибыл на другой день, но он и его люди проделали столь долгий путь от берегов Тайна, что даже и такому человеку, как отец Мартин, было ясно: только безумец может послать столь утомленную армию в бой. Таким образом, у Ричарда был еще один день, вернее, ночь, ибо он сказал, что теперь, когда у них достаточно сил, они не станут медлить и вступят в Нейуортскую долину, как только оттуда прибудет гонец с известием.

И вот теперь он восседал во главе стола и невозмутимо смаковал пиво. Он видел пристальный изучающий взгляд отца Мартина. Он ощущал безмолвную поддержку Рэтклифа, но сейчас его куда больше интересовало настроение других офицеров, истомленных бездействием и нетерпением.

Ричард обратился к Флетчерам – знает ли сэр Эмброз, кто из жителей Пограничья готов примкнуть к отрядам Ричарда, и, выслушав довольно длинный перечень, обронил несколько теплых слов о славных нортумберлендцах. На молодого Гилберта он не взглянул, зато ободряюще улыбнулся его жене. Внезапно подала голос старая леди Флетчер:

– Я всего лишь женщина, и не моего ума это дело, но никогда еще не было в Нортумберленде такого, чтобы сосед отсиживался в ущелье, когда шотландец грабит его соседа. И меня жжет стыд, когда столько сильных воинов…

– Миледи Флетчер, – остановил ее Глостер, – начало вашей речи куда разумнее завершения. Лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это помолиться вместе с леди Маргарет, чтобы как можно больше нортумберлендцев вернулось домой после столкновения с шотландской армией.

Голос его сорвался – герцог едва подавил гнев.

Леди Флетчер обиженно поджала губы и встала из-за стола. Этот хромой горбун – принц, и ее супруг слушает его во всем, однако никто и никогда не осмеливался указывать ей, что делать в собственном доме.

Едва она вышла, как Глостер тоже поднялся и по узкой лестнице, пробитой в толще одного из контрфорсов здания, поднялся на крышу. Здесь он остановился, опершись на уже начавший крошиться зубчатый парапет. Несколько минут он глубоко вдыхал сырой воздух ночи. Они все здесь обезумели, если считают, что герцогу Глостеру доставляет наслаждение торчать в этой промозглой дыре, охраняя подступы к Нейуортской долине.

– Клянусь чревом Господним! – Он ударил кулаком по стене.

Позади раздались торопливые шаги, и появился сэр Эмброз. Он начал было извиняться за поведение жены, однако Ричард довольно резко потребовал оставить его одного.

Да, ему необходимо побыть в одиночестве, успокоиться и все обдумать. Ричард на миг расслабился. Ночь была непроглядно темной. Нависающие над ущельем скалы сливались с темным небом, и костры лагеря вокруг замка лишь слабо освещали их кремнистые откосы. Из глубины долины долетал глухой гул водопада. Ричард знал, что там есть тайная тропа, ведущая на скалу, где неусыпно бдят его сторожевые посты, следя за дорогой, ведущей к Нейуортской долине. Глостер ждал гонца, Майлса Фореста, которого он отправил к Олбэни.

Ричард принялся ходить вдоль зубчатого парапета, машинально поигрывая кинжалом. Он размышлял и взвешивал. Нет, он не может ошибиться! Он все продумал. Ни у кого не вызовет подозрения, если Нейуорт, продержавшись неделю, падет, и Яков III не может иметь претензий по условиям договора. Однако шотландский король, в отличие от своего брата Олбэни, не ведает того, что Ричард намерен вернуть английской короне замок на скале и тем самым обелить себя в глазах Эдуарда. Олбэни же теперь союзник Ричарда, и он уведет войска из долины, едва Глостер сообщит, что готов действовать. То, что у стен Нейуорта останутся силы Дугласов, Скоттов, Хьюмов и их союзников, Александра Стюарта, герцога Олбэни, не беспокоило.

Неплохо, если англичане немного потреплют и собьют спесь с этих норовистых шотландских феодалов, набирающих силу. Ричарду же было необходимо одно – чтобы в неразберихе Джон Дайтон отправил в мир иной Филипа Майсгрейва, который слишком много знал о младшем брате короля Эдуарда и к тому же был мужем так необходимой сейчас Ричарду наследницы Делателя Королей.

Внимание Ричарда привлек какой-то неясный звук, долетевший со стороны Нейуортской долины. Он походил на отдаленный раскат грома. Тирелл изложил Ричарду план Дайтона. Тот собирается, воспользовавшись порохом Нейуорта, взорвать одну из стен внешнего кольца укреплений замка. Вторая линия укреплений должна быть сохранена, ибо там находится Анна Невиль, которая нужна Ричарду живой. Дайтон предполагал, что впустит небольшую группу шотландцев и во внутренний двор замка – это было необходимо, чтобы вызвать переполох и всеобщее замешательство. Об этом говорил ему и сам герцог.

– Бурый Орел слишком хороший воин, чтобы ты мог рисковать и сойтись с ним в поединке. Надо действовать наверняка и так, чтобы никто ничего не заподозрил. Ни у кого не должно возникнуть сомнений, что Майсгрейва убили шотландцы.

Ричард вдруг почувствовал, что продрог, и только теперь заметил, что моросит мелкий, почти бесшумный дождь. Нахохлившись и прихрамывая, горбатый принц спустился в зал. Здесь все еще было людно. Большинство офицеров, зная, что на рассвете они выступают, уже сейчас облачались в доспехи, проверяли оружие, а кое-кто из самых нетерпеливых даже фехтовал на свободном пространстве у яркого огня камина. Под сводом небольшой залы плавал дым, грохотало железо. Ричард подумал, что и ему не мешало бы облечься в панцирь, чтобы, как и его люди, быть наготове. Майлс Форест может появиться с минуты на минуту, в этом герцог не сомневался.

Ему принесли новый панцирь, привезенный из Франции. Его изготовили по мерке горбатого Глостера, все детали доспеха были выполнены так, чтобы учесть изъяны фигуры Ричарда. Весил он не более пятидесяти фунтов, что равномерно распределялось на все тело, не представляло собой особой тяжести. Доспех был прост, без украшений, и состоял из плотно пригнанных пластин выпуклого панциря, гибких наплечников, позволявших совершенно свободно двигать руками; набранный из блях набрюшник защищал низ туловища, и ноги от бедра до подошвы казались отлитыми из стали. Облачившись, Ричард прошелся по зале, раз-другой взмахнув в воздухе мечом. В таком одеянии не страшен никакой поединок. Он получал истинное наслаждение в этих доспехах, его словно заранее охватывал азарт схватки, и он с воодушевлением шагнул навстречу одному из тех ратников, которых оставил на скале наблюдать за дорогой: