– Только попробуйте не сдержать обещание! – предупредила Мейрид грозно, пока Кайл подсаживал Трот в старую двуколку, которой предстояло довезти их до Киннокберна.
Трот встала коленями на сиденье и махала бабушке и тете, пока они не скрылись из виду. Наконец она обернулась и села.
– Надеюсь, с Жемчужным Бутоном ничего не случится.
– Можешь не беспокоиться. Твоя бабушка вырастила четверых детей – уж она сумеет позаботиться о кошке. Даже о такой беспокойной и проказливой, как Жемчужный Бутон. – Двуколка свернула на главную улицу Мелроуза. – Ты уже решила поселиться здесь?
– Вы хотите знать, стоит ли и впредь ухаживать за мной?
Кайл долго медлил с ответом.
– Я видел, какой счастливой ты стала здесь, в Мелроузе. Трудно представить, чтобы тебе понадобился муж.
Трот подумывала купить коттедж неподалеку от дома бабушки и остальных родственников. Ей хотелось научиться готовить и ухаживать за садом, выписывать книги из Эдинбурга, купить смирную лошадку и кататься по окрестным холмам. Люди, которые пока посматривают на нее косо, вскоре привыкнут и к ней, и к ее ребенку, внешность которого наверняка будет типично шотландской.
Но вчерашний разговор с Мейрид всю ночь не давал ей уснуть. В первом приливе благодарности к родным отца Трот совсем забыла о том, что эти люди вряд ли будут прощать ей все. Она не сомневалась, что кровные узы достаточно крепки, могла рассчитывать на поддержку Монтгомери. Но это не значит, что родные одобрят любой ее поступок и будут во всем соглашаться с ней.
Мелроуз представлял собой небольшой городок с рыночной площадью, его население было немногочисленным и однородным. Даже горец вроде дяди Тэма Гордона выглядел здесь чужаком. Как бы там ни было, она навсегда останется китаянкой, дочерью Хью Монтгомери.
Ей не только никогда не стать полноправным членом местного общества: Трот уже успела убедиться, что здешним жителям вовсе не интересен большой мир за пределами Шотландии. Даже в кругу дружелюбных родных Трот порой становилось одиноко.
– Я еще не приняла решение, – с деланной беспечностью ответила она Кайлу. – Мелроуз прелестен, но слишком уж мал. Здесь будет нелегко обзаводиться тайными любовниками, чтобы поддерживать свою энергию ян.
– По крайней мере наши инь и ян не внушают опасений.
– Но этого слишком мало. – Понимая, что надо прояснить ситуацию с самого начала поездки, Трот продолжала: – Почему вы так настороженно относитесь к браку, Кайл? Почему считаете, что не годитесь в мужья?
– Вижу, восточная утонченность уступила место шотландской прямолинейности, – сухо отозвался Кайл, не сводя глаз с дороги.
– Это не ответ.
– Если бы я знал ответ, я высказался бы яснее. – На его щеке дрогнула мышца. – Боюсь… мне чего-то недостает.
Пока двуколка взбиралась на пологий холм, Трот обдумывала слова Кайла. Решив испробовать другой, более окольный путь, она спросила:
– Зачем вы так долго путешествовали по миру? Чтобы убедиться, как он разнообразен, или по более важным причинам?
– Трудно сказать. – Кайл потянул вожжи: дорогу преградили овцы. – Мне нравилось видеть чужие страны, узнавать странные обычаи, но больше, чем знаний, я жаждал… понимания. Знания можно найти в любой книге, а понимание – нечто неуловимое.
– И вы нашли его?
– Иногда мне так казалось, особенно в Хошане, где я ощущал глубокий покой. Речь идет о понимании того, какое место мне отведено в мире. – Он сжал губы. – Но все мои надежды развеялись в Фэнтане.
– Вам недостает части вашей души, поскольку она служит основанием, а здание на непрочном фундаменте не назовешь крепким, – задумчиво произнесла Трот.
– Наверное, ты права, но как восполнить этот пробел? –
Кайл попытался успокоить лошадей, нервничающих оттого, что овцы окружили их со всех сторон.
– О том, почему я не гожусь в мужья, мы уже поговорили. А как быть с тобой? Ты сомневаешься в том, что для тебя найдется место в моем мире. С чем ты не можешь примириться?
– Я не могу представить себя графиней, особенно хозяйкой великолепного лондонского салона, – ответила Трот, выбрав самую очевидную причину.
– Но почему? Из-за робости, неумения держаться в обществе, своеобразной внешности?
– Из-за всего сразу.
– Но однажды тебе уже удалось обворожить целую толпу аристократов своей красотой, умом и обаянием. Если ты добилась этого в Дорнли, значит, добьешься и в Лондоне.
– Мне удалось произвести впечатление на ваших соседей лишь потому, что в гневе мне было все равно, что они подумают.
– На самом деле это секрет многих известных красавиц: им нет дела до того, что подумают о них люди. Они уверены в себе, они пренебрегают мнением тех, кто неизмеримо ниже их, они завораживают, даже не обладая классической красотой, а зачастую так оно и бывает.
– Если красота – необязательное условие, по крайней мере его я выполнила.
– Напротив! При виде тебя у мужчин перехватывает дыхание, скромностью ты покоряешь женщин. Ты можешь блистать как на кейли в Мелроузе, так и на балу в Дорнли. – Он усмехнулся. – А еще ты умеешь отлично притворяться, будто тебе весело.
Трот пришлось признать, что Кайл прав: и в том и в другом случае она притворялась.
– Вы сами сказали, что я могу рассчитывать лишь на одно: что ваш отец будет терпеть мое присутствие. Я не хочу, чтобы вы разрывались между обязательствами передо мной и долгом перед ним, поскольку родителей надлежит чтить превыше всего.
– Мы не в Китае. – Кайл повернулся к ней, его глаза раздраженно блестели. – Выслушай меня внимательно, Трот Монтгомери. О тебе, как о моей жене, я обязан думать в первую очередь. Если ты не желаешь жить под одной крышей с моим отцом, мы поселимся в другом месте. Если тебе не по душе светское общество – пусть так, хотя я считаю, что, освоившись в новом мире, ты станешь блистательной светской дамой. Если ты не хочешь жить в Лондоне долгие месяцы, пока я буду заседать в парламенте, ты можешь остаться в Мелроузе – правда, без тебя мне будет тоскливо. Я ответил на все твои возражения против брака?
Трот уставилась на него, потрясенная страстью в его глазах. Он снова стал мужчиной, с которым она познакомилась в Кантоне, – решительным, упорным, полным жизни. И если он будет и впредь твердить, что она красива, рано или поздно она поверит ему.
– Я… не знаю, что и сказать.
– Тебе незачем что-либо говорить. У тебя есть время, чтобы найти новые возражения, а у меня – чтобы опровергнуть их. Но не забывай и об этом…
Он обнял ее свободной рукой, рывком притянул к себе и завладел ее губами. Губы Трот приоткрылись, она невольно обняла его за плечи. У Драйбергского аббатства он целовал ее с нежным обещанием. Но на этот раз он оставлял на ее губах свое клеймо, напоминание о близости, чуде, опасности и восторге, которые они пережили вдвоем.
Трот дорожила независимостью, но как она могла считать себя независимой, если так легко поддавалась ему? Когда они были любовниками, она считала себя рабыней Кайла, готовой исполнить любую его прихоть.
Впрочем, он ни о чем не просил – разве что о возможности доставить ей наслаждение. Но если он узнает, что она носит его ребенка, он навсегда завладеет ее телом и душой, а она не сможет противиться. Даже сейчас ей хотелось заявить о своей преданности…
Кайл отстранился, часто дыша, но в его глазах не отражалось ликования – только жажда, как в глазах Трот.
Она неловко вытерла губы ладонью.
– А мне казалось, вы говорили, что пока мы воздержимся от близости…
– Я не пытался соблазнить тебя. Просто просил обо всем подумать. – Овцы наконец прошли мимо, и Кайл хлестнул лошадей. – Я решил проверить, сгораешь ли ты от страсти, как и я.
Трот возмущенно уставилась на его профиль. Желая распалить ее, он добился своего.
Будь он проклят!
42
Прикрывая глаза ладонью, Кайл вглядывался в силуэт замка, гордо возвышающегося на скале перед ними.
– Я совсем забыл, какое это зловещее место. Здесь страх пробирает до костей.
– Зато вы не забыли, что замок стоит на вершине скалы, – отозвалась Трот. – Можно ли подъехать к нему?
– Нет, таких мучений лошадям я не доставлю. Мы пойдем пешком, заодно и проверим, помогла ли мне тайцзицюань. – Он выбрался из двуколки, помог Трот спуститься и повел двух лошадей к ручью, чтобы напоить.
– Откуда взялось название замка? Оно словно сошло со страниц готического романа.