Я снова вспомнила, как вечером у камина не знала, куда деть руки, ноги, волосы. Хотелось сесть на ковер, как сидел Джейк и Алекс, обнять его и прижаться к нему, но девушек усадили в кресла. И напротив меня сидела Роуз в позе «Жаклин Кеннеди ждет журналистов». У нее даже помада не стерлась с губ после еды. Ее волосы были словно только что уложены опытной рукой стилиста, а не так, как должны выглядеть волосы под вечер, когда причесывалась в последний раз утром.
— Что случилось?
Я вздрогнула. На пороге появился зевающий Алекс, щурясь от яркого света. Мое сердце сразу пропустило несколько ударов. Домашний, лохматый, сонный. Такой родной и только мой.
Я стояла с платьем в одной руке и джинсами в другой.
— Решила сбежать, Золушка?
Я обняла его, не выпуская одежды из рук. Слишком крепко, чему он и удивился.
— Ты меньше радовалась мне в больнице, когда мы, наконец, увиделись, — заметил он.
Как объяснить ему этот наплыв чувств? Не поймет ведь все мои страдания по тому, что я обычная женщина. Совсем не такая, как Роуз, которая отлично бы смотрелась на страницах газет и журналов рядом с ним во время дефиле по красной дорожке.
А я?
Я вот не смогу сесть так, чтобы с меня захотелось писать картины или увековечить в мраморе. Или пользоваться столовыми приборами с таким изяществом, что Королева Британии прослезилась бы от умиления.
Конечно, он уже не раз говорил, что только для остального мира он — звезда, и никто не собирался видеть в нем обычного мужчину. И для него ведь все просто. Он уже говорил мне об этом, а повторяться — для него странно, переживать во второй раз о том, о чем уже говорили — тем более! Не поймет. А я струсила при первом же столкновении с красавицей-моделью.
— Переживаю из-за премьеры, — сказала я.
Алекс забрал из моих рук одежду.
— Так я тебе и поверил, что в декабре ты вскочила из-за того, что ждет нас только в феврале.
Я тяжело вздохнула.
— Тебе не нужно носить дома одежду с подиума, — сказал он. — Если только сама не захочешь. Я вижу, как ты киснешь рядом с Роуз.
— Черт. Не думала, что это так заметно.
— Джейк с ней и вполовину не счастлив так, как я с тобой. Не в модельной внешности дело, но он это пока не понимает. Продолжает выбирать женщин глазами.
— Ага. Глазами, — рассмеялась я. — Как будто ты выбирал меня иначе. И при встрече, конечно же, не думал только о сексе.
Я прижалась к нему всем телом и почувствовала, как крепнет его возбуждение.
— Это большая разница, когда у тебя стоит на каждую или только на одну, — многозначительно ответил Алекс.
— Больше не хочу говорить о твоем брате, — прошептала я, вытягиваясь на носочках и касаясь его губ.
— Согласен, — сказал он, стягивая с меня футболку для сна через голову. — Ты как?
— В порядке. Ты говорил здесь очень тонкие стены, — прошептала я.
— Мы будем тихо.
Его пальцы скользнули по моей груди.
— Легко тебе говорить, — выдохнула я.
Алекс подхватил меня на руки и вернулся в спальню. Уложил на кровать.
— Давай уберем эти подушки, пожалуйста, почему их так много?
Алекс сверкнул улыбкой в темноте, скинул парочку на пол, но какие-то оставил.
— Приподними бедра, — сказал он и подсунул под меня одну из них.
Мои бедра оказались вровень с его лицом, когда он лежал, приподнявшись на локтях. Он поднялся, провел ладонями по бедрам и подцепил трусики.
— Подушки могут быть полезны, — сказал он, осыпая живот поцелуями.
Потом медленно стянул с меня белье и стал подбираться все выше, ведя языком от коленей, к бедрам. Выводя восьмерки и обжигая дыханием.
Я взяла одну подушку и вцепилась в нее зубами.
— Так дело не пойдет, — сказала я, отбрасывая ее в сторону. — Иди ко мне, иначе я перебужу весь дом своими стонами.
Не слушая меня, он нагнулся и впился губами в меня, пока его язык вращался и вытворял такие вещи, от которых кровь вскипела моментом. Я выгнулась, прикусив губу.
Затем он поднялся и лег рядом.
— Не смог пройти мимо, — признался он.
Я поцеловала его и заглушила стон поцелуем, потому что его руки вернулись туда, где только что был язык. Закинула ногу на его бедро, раскрываясь перед ним, а сама провела руками по напряженному члену.
Боже, как я скучала по нему. До этого доктор прописал строгий постельный режим и никаких встрясок и резких движений.
А теперь наступило Рождество, и вот мы здесь. В доме его родителей, шепчемся, как подростки, и стараемся не шуметь. Обозначенная доктором неделя уже прошла. Тошнота и головокружения уже меня не беспокоили так, как в больнице в первые дни. Да и меня ведь выписали, значит, все в порядке.
— Я буду аккуратным, — прошептал Алекс, прерывая поцелуй.
Думает о том же, что и я. Надо же.
Я кивнула, попыталась стянуть с него трусы, но не смогла, и ему пришлось остановиться и помочь. Он снова вернул мою ногу к себе на бедро и провел пальцами между ног, но я и так была более чем готова.
— Хочу кончить, когда ты будешь во мне, — прошептала я.
— Детка, мы кое-что не обсудили… — ответил он хрипло.
Он провел членом по моим складкам, нежным, долгим, тягучим движением, и я вцепилась в его руки.
— Сейчас? — выдохнула я.
Он снова дразнящим движением провел по мне, и я задрожала, выгибаясь ему навстречу.
— Как мы будем предохраняться? — спросил Алекс, удивительным образом сохранявший способность мыслить и говорить.
— Не знаю, — прошептала я, думая только о том, когда он, наконец, войдет в меня. — А что у нас есть с собой?
И еще раз головкой по клитору и ниже горячим пульсирующим членом.
— Ничего, — просто сказал Алекс.
— Боже, — пискнула я, — если ты сделаешь так еще раз…
Я не договорила, потому что он, конечно, сделал это еще раз. Я впилась зубами в его плечо, пальцами оцарапала спину.
— У Джейка что-то должно быть…
Головка задела клитор, и меня прошило током.
— Да, но сейчас три часа ночи, и Джейк скорей всего спит.
— Тогда вспомни, как было с джемом.
— Снова джем, проклятье, — с этими словами он направил его в меня и вошел.
Я ослепла от удовольствия.
Не прерывая глубокого поцелуя и не покидая меня, Алекс перевернул меня на спину и остался нависать надо мной почти на вытянутых руках. Поцелуй пришлось прервать. А потом он вышел из меня полностью. Надавил головкой и снова стал погружаться миллиметр за миллиметром, так медленно, что пожар нетерпения внутри меня взмыл до потолка, охватывая все тело, сжигая в предвкушении.
Он вошел весь и сделал какое-то движение бедрами, так что искры из глаз посыпались. Я потянулась к его губам, но он был сильно выше, поэтому стала целовать его напряженные руки, прикусывая и облизывая их. Кажется, кусала куда ощутимее, так что завтра на его руках останутся хорошие такие засосы.
Я горела от желания и движений, резких, быстрых, частых. Но Алекс вышел, провел членом, задевая головкой клитор. И эти неловкие движения приносили столько удовольствия здесь и сейчас, что заставляли только сильнее сжимать зубы на коже Алекса.
— Ты хочешь, чтобы я вошел?
Нет, он все-таки не человек. Как ему удается еще и разговаривать?
— Да, черт возьми!
Он вошел в меня только головкой, едва-едва. Еще. Еще! Я шире развела бедра, выгибаясь к нему всем телом.
А потом он нагнулся, втянул в рот мой сосок и стал вводить член все также медленно, тягуче, и это удовольствие было густым, как мед. Сокрушающим, как десяток оргазмов разом.
Медленно, на всю длину, растягивая меня собой и перекатывая на языке сосок.
Я выгнулась в пояснице, обхватила его ногами, не желая, чтобы он уходил, приподнялась, повиснув на его шее.
И тогда Алекс стал двигаться быстро, не покидая меня и наполовину, добираясь до центра удовольствия, и я очень сомневаюсь, что мне удавалось при этом вести себя тихо.
Я разлетелась на мириады звезд, и его поцелуи собрали меня заново, вернули к жизни, после того, как я пережила вместе с ним не одну маленькую смерть, а как минимум две подряд, одну за другой.
Он почти рухнул на меня, едва устояв на локтях, когда вбился так глубоко, что казалось, сил на обратную дорогу уже не осталось.