Элизабет Блэквелл - Замуж за принца

Король гадливо поморщился,.и у меня в животе тоже все перевернулось от отвращения. Королева Ленор подняла умоляющее лицо к супругу, как будто только он мог предложить ей отпущение грехов.

— Возможно, я навлекла на себя вечное проклятие, но это была моя последняя надежда. Миллисент опустила нож на мое запястье, и на пол брызнула темно-красная струя. Я поклялась выполнить любое ее требование. Миллисент сообщила мне, что желания богини будут исполнены и что если я по возвращении домой лягу в постель с мужем, я понесу. Возвращаясь в келью, я шла, как во сне. На протяжении нескольких часов я то засыпала, то снова просыпалась, и к утру я истерзалась чувством вины. Всю дорогу домой я мучилась из-за своего поступка. Я колебалась, прежде чем пригласить тебя в свою спальню. Я боялась того, что может из всего этого выйти. А потом, когда я обнаружила, что беременна Розой... — глаза королевы Ленор наполнились слезами, — я была так счастлива, но в то же время мне было так страшно. Я не могла ни в чем отказать Миллисент.

— С меня довольно всей этой лжи! — взревел король, нарушая оцепенение, охватившее всех нас во время рассказа королевы. — Это был сон, навеянный коварными нашептываниями моей тетки.

— Ты мне не веришь? — ошеломленно произнесла королева Ленор. — Взгляни на это! Вот доказательство, вырезанное на моей плоти!

Она протянула королю руку, повернув ее ладонью вверх, и мерцающая ткань ее рукава скользнула к локтю, обнажая запястье. Я увидела сморщенный шрам — вот и все, что осталось от свежей раны, которую я заметила в то утро, когда впервые с ней говорила. И сейчас, когда я увидела свидетельство ее богохульственной сделки, у меня упало сердце. Женщина, которую я считала образцом милосердия и доброты, оказалась способна на зло, и я испугалась, что моя любовь к ней теперь будет навсегда запятнана воспоминанием об этой ране. Лишь много лет спустя, ощутив на своих плечах груз бездетности, я сумела взглянуть на решение королевы с пониманием, а не осуждением. Никто из нас не может знать, на что он способен, пока не столкнется с искушением и испытанием.

Король резко одернул рукав королевы Ленор, чтобы скрыть рану.

— Больше ни слова об этом, — резко произнес он тоном отца, отчитывающего непокорную дочь.

Флора, которая выслушала рассказ королевы с широко раскрытыми глазами, но не произнося ни слова, шагнула вперед.

— Ранолф, — заговорила она, — не сомневайся в решимости моей сестры. Если она поклялась отомстить, она изыщет способ добиться своего.

Королева Ленор сдавленно всхлипнула, и Флора взяла ее за руку.

— Не все потеряно, — начала утешать ее она. — Я не могу снять с вас проклятье Миллисент. Но я могу защитить Розу и всю королевскую семью.

Король скептически посмотрел на нее, но королева ухватилась за слова Флоры, как за последнюю надежду.

— Растения из моего сада обладают целительными свойствами. Возможно, Миллисент располагает средствами наслать на Розу болезнь, но она не умрет. Это я обещаю.

— Я не позволю тебе практиковаться в черной магии на моей дочери, — пробормотал король.

— Черной магии! — Флора быстро покачала головой, залившись румянцем. — В моих снадобьях нет ничего черного. Они облегчают страдания и исцеляют от лихорадки.

Я сомневалась, что эксцентричная тетка короля сумеет обмануть смерть, но по заблестевшим глазам королевы поняла, что заверения Флоры ее ободрили. Неужели спасение королевства теперь зависело от этой робкой растрепанной женщины?

Какое-то мгновение король Ранолф молчал, и не одна я опасалась его последующих слов. Его глаза, казалось, смотрели куда-то вдаль, а грудь вибрировала от усилий, которые он прилагал к тому, чтобы дышать ровно и спокойно. Его богатство превосходило состояние любого из его подданных, и то же самое можно было сказать о силе его эмоций. Неужели эта жуткая история навеки уничтожит нежные чувства, которые связывали его с его беременной женой? — спрашивала себя я. Или же его любовь достаточно сильна, чтобы умерить его ярость?

— Я сделаю все, что должен сделать, — наконец произнес он, беря королеву Ленор за руку. — Если это тебя успокоит, мы можем приказать дегустаторам пробовать на кухне всю нашу пищу. Это принято в других королевствах. Никто нас за это не осудит.

— Прялки, — прошептала королева Ленор. — У меня не идет из головы то, что она сказала о прялках...

— Если хочешь, я прикажу сжечь все прялки в замке.

— Люди решат, что я сошла с ума, — пробормотала королева.

Король Ранолф всегда внушал мне скорее страх, чем любовь, но в этот момент мое сердце переполняли нежные чувства к нему, потому что он не насмехался над женой и не презирал ее страхи.

Он просто привлек ее к себе и разговаривал с ней так, как будто в комнате, кроме них, больше никого не было.

— Твоя воля — это воля народа. Все, чего ты пожелаешь, будет исполнено.

Королева Ленор кивнула.

— Изгони ядовитые слова тетки Миллисент из своих мыслей, — настаивал король. — Она повела себя как предатель, и ее постигнет участь всех предателей.

Флора обеспокоенно перевела взгляд с короля на королеву, а затем на меня. Таким образом, переглянувшись, мы с ней стали союзниками, молчаливо пообещав друг другу сделать все необходимое для того, чтобы помочь королеве избавиться от терзаний из-за совершенного ею греха. Несмотря на заверения короля, я не чувствовала себя в большей безопасности, чем в мгновения, последовавшие за тирадой Миллисент. Я слишком хорошо знала ее коварство и умение подчинять других своей воле. Несмотря на всю ненависть, которую я испытывала к ней за то, что она сделала с моей госпожой, я не была готова присягнуть перед Господом, что свободна от ее влияния. Она знала мои слабости, как никто другой, и я не сомневалась, что она без малейших колебаний использует их против меня.

— Эта ведьма нас не уничтожит, — поклялся король.

И все же, посеяв семена недоверия и страха, Миллисент уже принялась именно за это.

Костры полыхали всю ночь, обжигая небеса своим вызывающим заревом. Все прялки замка разбили и сожгли во дворе, а на следующий день в знак верности королевской чете женщины Сент-Элсипа притащили свои собственные прялки к подножию холма за воротами. Эта куча скоро переросла самых высоких мужчин, и к ней приставили лестницы, чтобы взгромоздить прялки, прибывшие последними, на ее вершину. На заходе солнца я присоединилась к группе фрейлин, сгрудившихся у окон спальни леди Уинтермейл, выходящих на город. Они наблюдали за тем, как стражник вскарабкался по лестнице и поджег всю эту гору прялок. Она горела, с треском рассылая во все стороны фонтаны искр, и я, как завороженная, стояла у окна, глядя на это поистине трогательное зрелище. Глядя на пустую и тихую мастерскую королевы Ленор, я оплакивала все, что мы утратили, но надеялась, что это буйство огня за стенами замка покажет Миллисент, где бы она ни находилась: все подданные короля сплотились в борьбе с ней.

Однако на следующий день я услышала, как группа лакеев перешептывалась относительно того, что предосторожности короля зашли слишком далеко.

— Он приказал разрушить церковь Святой Агреллы, — произнес слуга, которого я часто видела у двери Зала Заседаний. — И монастырь тоже. До самого основания. Король утверждает, что это любимое убежище леди Миллисент, и он не допустит, чтобы она там скрывалась.

— Я не меньше всех остальных желаю ей смерти, — вступил в разговор второй парень, — но разве это оправдывает разрушение дома Господня?

— Его не просто разрушат, — отозвался первый собеседник. — Его должны поджечь, а потом оставить гнить. Он так и сказал: «Я хочу, чтобы там не осталось ничего, кроме выжженной земли». Вот посмотришь, северяне ему это припомнят.

Заметив, что я остановилась и прислушиваюсь, он резко замолчал. Я поспешно отвернулась, пряча от них свое лицо, потому что не хотела, чтобы по замку распространились слухи о том, что я с облегчением улыбалась, услышав об уничтожении церкви. Я не сомневалась в том, что семейство де-Роли, вероломные родственники короля, которые постоянно мутили воду на севере страны, объявит эти действия святотатством. Но даже самые последовательные сторонники короля могли воспринять их как оскорбление.