Дальше этого наш разговор не пошел. Я прекратила его, не желая повторять старые споры.

Дуглас перенял у моего кузена его любимую поговорку: «Нельзя горевать о том, чего не знаешь». Мне кажется, что Гарри перед отъездом заподозрил что-то неладное между мной и моим мужем и нашел нужным дать мне маленький дружеский совет. Он очень тактично вел разговор и ограничился туманными намеками, но я прекрасно поняла своего умудренного в светских делах кузена. Мне кажется, что в это изречение он вложил всю философию, которой он хотел бы научить женщин: нельзя горевать о том, чего не знаешь!»

Приблизительно через неделю Сильвия написала мне, что ее муж в Нью-Йорке. Через неделю, в одно прекрасное утро я отправилась навестить Клэр Лепаж.

Вы спросите, зачем я это сделала? У меня не было никакой определенной цели, ничего, кроме принципиального протеста против философии кузена Гарри.

Меня ввели в будуар Клэр, где царил беспорядок после вчерашнего вечера. Она сидела перед зеркалом в розовом пеньюаре, к которому были приколоты великолепные красные розы; увидев меня, она отбросила волосы, падавшие ей на глаза, и извинилась, что не совсем готова для приема гостей.

– Я только что разговаривала по телефону с Ларри, – объяснила она.

– Ларри? – удивленно повторила я, ибо Клэр всегда уверяла меня, что ван Тьювер был и останется ее единственным отклонением с пути истины.

По-видимому, решила я, она достигла в своей карьере той стадии, когда внешние приличия утрачивают всякое значение.

– Я пришла к выводу, что не умею управлять мужчинами, – сказала она. – Никак не могу долго ладить с ними.

Я заметила про себя, что опыт привел меня к такому же заключению, хотя, по правде говоря, я только один раз в жизни имела с этим дело.

– Скажите мне, – спросила я, – кто этот Ларри?

– Вот его портрет.

Она достала карточку из ящика своего туалета. Я увидела красивого пожилого блондина.

– С виду у него довольно приятная внешность, – заметила я.

– В том-то и беда, что о мужчинах никогда нельзя судить по внешности.

Я обратила внимание на число, проставленное на карточке.

– Это, по-видимому, ваш старый знакомый? Вы никогда не говорили мне о нем.

– Он не любит, когда о нем говорят. У него беспокойная жена.

Я внутренне усмехнулась, но кивнула с пониманием.

– Он биржевой маклер. Его «прижало», как он выражается, и от этого он сделался раздражителен и скуп. В биржевике эти качества, как вы понимаете, особенно неприятны.

Она рассмеялась и продолжала:

– А между тем он очень требователен, хочет, чтобы все делалось ему в угоду, и вечно указывает мне, с кем я могу поддерживать знакомство и где могу бывать. Я всегда говорю, что испытываю на себе все неудобства брака, не пользуясь ни одним из его преимуществ.

Я заговорила об эмансипации женщин, и Клэр, откинувшись на спинку стула и расчесывая свои длинные чудесные волосы, улыбалась мне из-под полуопущенных ресниц.

– Угадайте, к кому он ревнует меня?! – сказала она. И когда я отказалась от такой непосильной задачи, она бросила на меня многозначительный взгляд.

– В море попадаются рыбы покрупнее Ларри.

– И вам удалось поймать одну из них? – спросила я с наивным видом.

– Не стану же я отказываться от своих прежних друзей.

Я перевела разговор, как бы случайно, на свои летние планы, и через несколько минут Клэр сама прервала меня.

– Кстати, Дуглас ван Тьювер в городе.

– Откуда вы знаете это?

– Я видела его.

– В самом деле? Где же?

– Я добилась приглашения Джека Тэйлора. Видите ли, когда Дуглас влюбился в свою прославленную южную красавицу, Джек предсказал, что она очень быстро надоест ему. И теперь он заинтересован в том, чтобы предсказание его оправдалось.

– И что же, есть у него шансы на успех?

– Я сказала ему: «Дуглас, почему вы не зайдете навестить меня?» Он был в шутливом настроении и спросил: «Что вы хотите? Новый автомобиль?» «У меня нет ни старого, ни нового автомобиля, Дуглас, и вы это знаете, – ответила я. – Мне нужны только вы сами. Я всегда любила вас и, кажется, доказала вам это». «Вы доказали мне только, что вы нечто вроде дикой кошки, – сказал он. – Я боюсь вас. А кроме того, я устал от женщин и не доверюсь больше ни одной».

– К такому же заключению относительно мужчин пришли, кажется, и вы, – заметила я.

– В ответ я сказала: «Дуглас, приходите ко мне, и мы вспомним старое. Можете довериться мне. Клянусь вам, что ни одна живая душа не узнает об этом». «Вы утешились без меня с кем-то другим», – возразил он. Но я знала, что это только догадка с его стороны. Он искал, чем бы досадить мне, и сказал: «Вы слишком много пьете. Нельзя доверять людям, которые пьют». «Ведь вы же знаете, – ответила я, – что я не пила так много, когда была с вами. Да и сейчас я пью гораздо меньше, чем вы». «Я провел Бог знает сколько времени на пустынном острове и праздную теперь свое освобождение», – возразил он. «Что же, – сказала я, – позвольте мне помочь вам отпраздновать эту радость».

– Что же он ответил на это?

Клэр кончила расчесывать свои шелковистые волосы и многозначительно улыбнулась мне.

– Я сказала: «Дуглас, вы можете довериться мне. Клянусь, что ни одна живая душа не узнает об этом от меня».

– Это значит, разумеется, что он обещал к вам прийти, – заметила я.

– Я не сказала вам этого, – последовал ответ.

Я знала, что Клэр сама расскажет мне все до конца. Но в эту минуту ее отвлекла другая тема.

– У Сильвии скоро будет ребенок, – заметила она вдруг.

– Ее муж, должно быть, очень рад этому? – сказала я.

– Он просто раздувается от отцовской гордости, как говорит Джек. Он послал за бутылкой какого-то замечательного шампанского, чтобы отпраздновать скорое появление «бэби-миллионера» (так называли в своем время маленького Дугласа). И они выпили три бутылки, чтобы достойно отметить такое событие. Джек говорит, что Дуглас единственный человек в Нью-Йорке, у которого есть такое вино.

– Ваш друг Джек, кажется, большой весельчак, – вставила я.

– Дуглас не всякому позволяет разговаривать с собой. Он держится обычно с большим достоинством, а к своему будущему ребенку относится очень серьезно.

– Дети обыкновенно теснее привязывают мужа к жене, не правда ли?

Я внимательно наблюдала за ней и увидела, как она усмехнулась моей наивности.

– Нет, – сказала она, – по-моему, это не так. Дети в общем только надоедают.

Я не стала оспаривать ее авторитетного заявления. Кому же, как не Клэр, было знать мужчин?

Она не отрывалась от зеркала, укладывая в прическу свои волосы, и вдруг рассмеялась.

– А Ларри весь вечер ждал здесь, пока мы веселились у Джека Тейлора.

– В таком случае неудивительно, что он устроил вам сцену, – сказала я.

– Но он не предупредил меня, что хочет прийти. Неужели же мне сидеть весь вечер одной? Вечно одна и та же история. Я никогда не встречала мужчины, который искренно хотел бы, чтобы у вас были друзья и чтобы вы весело проводили время без него.

– Быть может, – возразила я, – он боится, как бы вы не изменили ему?

Я сказала это в шутку, считая, что такого рода остроты должны нравиться людям типа Клэр и ее друзей. Мне и в голову не приходило, к чему приведет это замечание. Помню, как однажды мой муж привез на ферму много динамита для выкорчевывания пней; представьте себе мой ужас, когда я увидела, что дети беззаботно играют смертоносными палочками! И вот теперь, оглядываясь назад, я нахожу, что обе мы во время этого разговора напоминали моих ребятишек.

– Знаете, – заметила она с серьезным видом, – у Ларри есть один пунктик. Я встречала и прежде ревнивых мужчин, которые дрожали над женщинами, но такого одержимого, как Ларри, никогда.

– А в чем же дело?

– Он начитался каких-то книг о разных болезнях и теперь рассказывает мне всякие ужасы о том, что может случиться со мной и с ним. Как послушаешь его, право, начинает мерещиться, будто все эти микробы ползают по стенам комнаты.

– Но… – начала я.

– Мне надоело слушать его лекции, и я заявила ему: «Ларри, поступайте, как я: старайтесь получить все, что можно получить, и примиритесь с этим. Тогда вам нечего будет беспокоиться».

Я сидела неподвижно, затаив дыхание. Минута показалась мне вечностью. Наконец я сказала:

– Но ведь вы же не хворали ни одной из этих болезней, Клэр?