Тут Наташа придумала кое-что. Она сказала:
— Я вам тоже пришлю приглашение, Анне.
Та покраснела:
— Но с какой стати? Кто я? Никто.
— Вы — моя приятельница и дочь великого художника. Приемная дочь барона. Недостаточно? — спросила суховато Наташа, давая понять, что это вовсе не взятка, а истинное положение вещей, при котором она, мадам посол, не только может, но и должна пригласить Анне на прием.
— Да-а, — протянула растерянно Аннелоре, думая о том, что для приема у нее нет платья и купить что-то приличное, подобающее случаю, она не сможет, ей просто не хватит денег…
Наташа мгновенно поняла ее растерянность и суховато, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала:
— Если ваши вечерние платья несколько устарели, то в моем гардеробе найдется что-нибудь подходящее. Посмотрим. Хорошо? — и она улыбнулась, понимая, что сухой тон уже неуместен. Наташа вдруг в порыве какой-то тоски и радости наклонилась и легко поцеловала Анне в щеку, в мелкие поперечно-продольные морщинки. Та внимательно взглянула на Наташу и вдруг сказала:
— Все будет хорошо, вот увидите.
Что «хорошо» — Анне не сказала, а Наташа не спросила, но каждая поняла по-своему, и у каждой откликнулось что-то мистическое в душе: все будет хорошо. Как? С чем и кем?
Ничего. Тишина. Но — «хорошо».
На следующее утро после этого тяжелого разговора Наташа медленно шла по бульвару, глядя на приготовления к Рождеству и думая о том, что хорошо бы очутиться сейчас в Москве, на даче, забыть обо всем, может быть, даже примириться с Алеком, наплевав на Инку, и доживать свои годы там, среди снегов. Куда она денется в Рождество? Неужели будет сидеть здесь? С бароном? Да не нужен он ей! Домой! Как же ей захотелось домой, до дурноты, до головокружения… Она даже присела на скамейку и закурила. И не видела господина в сером ратиновом пальто и серой шляпе, довольно низко надвинутой. Господин как бы сначала не узнал ее, но подойдя поближе, убедился, что она — это она, и, усмехнувшись, пошел прочь.
Это был господин сыщик Проскурников собственной персоной, который вел дело об убийстве Марины.
МАРЬИНО ПОКАЯНИЕ
Марья Павловна никак не могла прийти в себя после посещения Санька и Катюхи. Она металась по квартире, пила кофе, присаживалась, вскакивала. Она вдруг решила, что судьба заставляет ее принять решение и что именно ей дано как-то сгладить грехи других. Почему именно ей — она не представляла. Саньку она поверила однозначно — да, он отец, да, он искал, думал о сыне и наконец нашел его!
Наташа, рассказывая ей свою драматическую историю, конечно же исходила только из своей беды, называя Санька подонком, грязным тупым подонком… Конечно, Санек туповат, а откуда ему быть другим, если он живет в Супоневе, где ничего, кроме самогона да фермы, не видит…
И тут Марья представила их встречу — Сандрика и Санька!
Сандрик, красивый, умный, злой и пьяница Санек в своем рубище, с этой несчастной «сестрой».
Их разговор… Никакого разговора. Сандрик развернется и уйдет. Причем — навсегда из ее жизни, он поймет, что это она подстроила, а она отрицать не будет. Что ей делать? Брать грех на душу и не дать им встретиться? Это несложно: Сандрик уехал за границу, навечно. И все! Вопрос снят! Дать еще денег, приглашать в гости…
Нет. Слава богу, в ней еще осталась порядочность.
Ничего! Сандрик от одного свидания не заболеет! А там — как хочет, пусть решает сам. Без нее.
Алиса на даче изнывала от скуки. Она привыкла быть на виду, вершить судьбы, властвовать и знать все — обо всех и обо всем. А теперь? Игорь, закончив свою посольскую деятельность (ушли!), стал совершеннейшим занудой. Она ведь знает, что дачу он не любит, но тут, как назло, назло ей и всему миру, упорно не желает переезжать в Москву!
Алек со своим пьянством, его толстая Инка, с которой поговорить не о чем, Наташка в Европе, вызывающая дикую, необузданную зависть. Внучка Лизка, шестнадцатилетняя нахалка.
…Откуда она вообще такая? Тощая, вертлявая, с огромной копной черных, круто вьющихся волос. Только глаза у нее ничего — две раскосые маслины, немного вроде бы похожие на ее, Алисины, глаза… Правда, Инка — баба безобидная… На самом деле Инка обслуживала всю семейку, как раба. И жарила, и парила, и стирала, и убирала! Алиса пальцем не шевелила, даже свое белье не стирала, так, бросала в корзину, ну, а Инка все запихивала в стиралку, и Алиса притворно удивлялась — как? Ты уже успела выстирать? Но туповата…
…Что в ней нашел Алек после своей шикарной Наташки? Но та была (и есть!) стервоза из стервоз. Хотя если бы Алек пришел к Алисе и сказал, что прогоняет Инку и возвращается к Наташе, Алиса была бы счастлива! В общем, на даче тоска, и Алиса даже опустилась: целыми днями бродила по даче в халате, который выглядел уже довольно-таки потрепанным, и думала, чем бы ей заняться…
Но как-то вечером произошло нечто интересненькое.
Алек приехал из Москвы выпивши и, как всегда последнее время, спросил:
— Мне никто не звонил?
— Никто, — ответила Алиса, каждый раз удивляясь его вопросу, — кто ему должен звонить? Как-то все его приятели пробились, пригрелись, пристроились. Один он после такой заявки — Европа, посольство! — работает охранником в какой-то занюханной фирме…
Алек после ее ответа сразу сник и пошел к буфету выпить рюмку перед обедом, который уже разогревала Инка. Вот кто остался верен своей любви! Она обожала Алека до сих пор и старалась для него изо всех сил. Она ведь и шмотки Алисины из-за Алека стирала!
У них уже не было ночей первого их периода, так, вялое перепихивание, но не из-за нее — она-то всегда горела и всегда была готова — из-за него… Он потерял всякий интерес к сексу.
Инка готова была плакать и плакала ночью, когда он, отвалившись от нее, засыпал. Неужто всегда будет так? Ведь основное в их жизни — секс. Из-за него Алек сбежал к ней от Наташки, а теперь? Их ничего не связывает, кроме Лизки… И это все после тех страстей! Если бы она их не знала, было бы лучше…
И все свои нерастраченные силы Инка бросила на домашние дела.
Она разготавливала для мужа (а получалось — для всех!) разносолы, покупала красивую бутылочку в бар, лепила пирожки, взбивала мороженое… Но все это съедалось скучно, без криков: «Как вкусно! Спасибо!»
Алек завалился в маленькой комнате на диван.
Но тут же вошла маман. Он посмотрел на нее — сдала мамочка! Тусклый взгляд, неприбранные волосы…
…Как-то все они потухли. Загасли, как свечи.
Мать уселась напротив него в кресло и стала поливать Инку.
И Алек вдруг разозлился, особенно когда мать, закатив глаза, заявила:
— Конечно, куда этой замарашке до Наташи! Вот это женщина! Красота, ум, манеры, воспитание, умение себя подать! Не то что Инка — завалилась с женатым мужиком в первый же вечер в постель и родила!
Алиса ждала, что сын ее поддержит, потому что видела, как он поравнодушнел к Инке, но он вдруг вскинулся на диване и прошипел:
— А ты знаешь, мамочка, что у твоей Наташи есть внебрачный сын? Старше Гарьки! И зовут его Сандрик! Как это тебе?
Алиса сидела с раскрытым ртом и не знала, что ответить на этот бред. Она так и прошептала:
— Но это же бред, Алек, ты бредишь! Тебе нельзя столько пить — в этом Инна права!
Алек вскочил и заходил-забегал по комнате.
— Нет, дорогая мамочка, не бред! Она сама мне сказала. Так получилось, пришлось ей сказать. Ну, не важно — почему. Сама!
Алиса, все еще думая, что это бред, спросила:
— Но когда?!
— По телефону! Я все жду от нее звонка или письма! А она затаилась! Испугалась! Пусть мы уже не муж и жена! Но раньше! Раньше! Она меня обманывала столько лет, и как ловко! И мамаша ее, и папаша! Поймали меня и тебя, всех нас, как маленьких! Уделали!
— Не ругайся, Алек, — только и смогла сказать Алиса. Она все еще не воспринимала адекватно реальность и слова, — я не люблю, когда ты ругаешься…
— А я не люблю, когда меня накалывают, поняла? И не надо крыть Инку, она девка хорошая. Я к ней остыл, это да, и все из-за этой стервы, Наташки!
И вдруг Алиса поняла, что все — правда.
— Но почему ты ничего мне не сказал? — выкрикнула она.
И Алек ответил: