Галина Гордиенко - Запах полыни

Двенадцать тысяч!

Она никогда раньше не получала таких денег.

Сауле сглотнула слезы — может, удастся тихо и незаметно посидеть у телефонов? Вот бы этот… Сергей Анатольевич, Вероника так его называла? — уехал на две недели в командировку.

Сауле передернуло, когда директор фирмы снова назвал ее Сашей, но поправлять не решилась — так проще.

Сауле — слишком необычное в этих широтах имя.

Не объяснять же, что бабушка — казашка?

Тем более Татьяна говорила — все здесь считают, что она из деревни Колываново. Дальняя родственница хозяина фирмы, кажется. Или односельчанка его матери? Надо бы уточнить, а то еще спросят…

Сергей встал. Кивнул на пачку чая и напомнил:

— Чай-то свой не забудьте!

Он невольно усмехнулся, наблюдая, как временная секретарша робко приближается к столу. Вдруг вспомнил о ее сдвинутом графике и бодро сказал:

— Да, Саша, эти две недели вам придется приходить на работу к девяти, вы уж не опаздывайте, — и легонько коснулся ее плеча.

Колыванова, протянувшая было руку к своей пачке чая, испуганно вскрикнула, дернулась, и огромная хрустальная ваза под фрукты — кстати, подарок благодарного клиента! — упала на пол и разлетелась на мелкие осколки. Мандарины и яблоки раскатились по кабинету, гроздь бананов тяжело шмякнулась к ногам обомлевшей девицы, переспевшая груша расползалась на дорогом светлом паласе безобразной рыхлой кашицей.

Колыванова ахнула и почти упала на колени, пытаясь перехватить убегающие во все стороны мандарины. Злющий, как дракон, Сергей — еще один неудачный день, да что ж это такое?! — попытался смахнуть с брючины ошметки груши и нечаянно задел чужие очки, те улетели куда-то под стол.

Девица жалобно пискнула, зачем-то прикрывая лицо руками. Сергей раздраженно прикрикнул:

— Только без истерики, пожалуйста! И не дергайтесь, ради бога, Вероника вон чашку из-под кофе еще не унесла, мало битого стекла, считаете?

Он выдернул из-под стола сунувшуюся было туда временную секретаршу. Нашарил под тумбой ее очки и порадовался, что они уцелели, хотя такое уродство неплохо бы и разбить, жаль, не судьба…

С трудом встал, чувствуя, как под подошвой крошится хрусталь. Довольно грубо поставил на ноги Колыванову, собираясь вручить ей очки.

— На сегодня точно пора разбегаться, пока мы кабинет по кирпичику не разнесли! — проворчал он, разворачивая несуразную девицу лицом к себе, и ошеломленно замер, не договорив.

С тощенького, какого-то прозрачного личика на него смотрели самые удивительные глаза, какие он только видел. Синие, странно искристые, неправдоподобно яркие на смуглом скуластом лице. А уж форма…

Понять, какой же формы глаза у временной секретарши, Сергей не успел. Колыванова бесцеремонно выдернула из его рук очки и мгновенно нацепила на нос. Лицо ее залил яркий румянец, она крупно дрожала и спиной отступала к двери.

Сергей растерянно пробормотал:

— Ну, елки, зачем же так…

Колыванова продолжала пятиться, такая же несуразная, угловатая, некрасивая и испуганная до смерти.

Сергей быстро приходил в себя — ну, синие глаза, и что такого? Глаз он не видел синих? Перепугал вон девчонку, точно — дикарка, правильно Вероника сказала, хоть и дура полная…

Сергей поднял апельсин и в сердцах выбросил в окно. Обернулся и зло сказал:

— Порядок в кабинете наведет уборщица, а вы — марш получать инструкции!

Колыванова что-то виновато забормотала.

— Никаких извинений. Я, кстати, терпеть не мог эту дурацкую вазу, а вы так ненавязчиво от нее избавили!

— Н-но…

Сергей взял со стола злополучную пачку чая. Покрутил в руках и бросил девчонке в полной уверенности, что она не поймает.

Он угадал. С удовлетворением проследил, как Колыванова подняла с пола коробку, и прорычал:

— Чтоб завтра к девяти утра сидели у телефонов, забудьте на время о своем свободном графике. И учтите, я подойду только к обеду, у меня совещание в головном офисе. Да! Номер моего сотового — на всякий случай — возьмете у Вероники, вы должны иметь возможность связаться со мной в любую секунду…

Колыванова неуверенно кивнула и тенью выскользнула за дверь. Сергей посмотрел на свой разгромленный кабинет и угрюмо усмехнулся: веселые же предстояли две недели с этой… дикаркой!

Как ее?

Саша, кажется.

— Я увольняюсь… — Сауле жалким клубком свернулась на диване. — Я просто не смогу весь день сидеть в приемной у этих проклятых телефонов.

— Не говори глупости! — Таня в сердцах пнула стул, он пронесся через всю комнату, стукнулся о стену и с грохотом упал.

На шум в комнату заглянул Никита и укоризненно посмотрел на Татьяну. Поднял стул, поставил на место. С жалостью покосился на мать и снова ушел на кухню. Он не любил присутствовать при разборках.

Таня подождала, пока за мальчиком захлопнется дверь, и зло сказала:

— Ты мне надоела! Нельзя всю жизнь прятаться, пойми! Ну, натолкнулась один раз на подонка, что теперь, хоронить себя?

— Я не прячусь.

— А как это называется?! Ты же не работы секретаря боишься, уж мне-то не ври, ты трясешься при мысли, что на людях окажешься! Скажешь, не так?

— Ну…

— Только давай без песен о бедном Китеныше, которого так и норовит выкрасть твой бывший любовник! Прямо-таки спит и видит!

— Он не был моим любовником, — прошептала сквозь стиснутые зубы Сауле и в бессильной злости стукнула кулаком по подушке. — Никогда!!!

— Ну, извини, — тут же пошла на попятный Таня. — Это я так, сгоряча. — И раздраженно воскликнула: — Да забыл он вас давно, забыл, ясно?

— Хорошо бы!..

— А если и не забыл, то уверяю: тебя похитить гораздо легче, чем Китеныша! Он-то так просто себя в обиду не даст, чем хочешь клянусь. Глаза любому выцарапает, пусть и собственному папаше, и сбежит при первом же случае!

Сауле промолчала, лишь вздохнула судорожно. Таня кругами забегала по комнате, ситуация ее просто бесила: в кои-то веки Саулешке выпал шанс получить действительно стоящую работу, почти престижную!

«Ну, чем плохо работать секретарем-референтом в такой классной фирме? — накручивала она себя. — Ведь сто процентов, после Саулешки этот противный тип — жаль, я тогда по физиономии ему не съездила, чтоб не скалился так нагло, — уже не сможет работать с дурочкой Вероникой! Саулешка и с компом на „ты“, и английским почти свободно владеет, и в немецком Анна Генриховна их с Китенышем прилично поднатаскала…»

— Чтоб ты знала, зарплата секретаря в этой фирме, — гневно выкрикнула Таня, — я еще в прошлый раз справки навела — двадцать пять тысяч! Плохо, что ли?

Сауле ничего не ответила. Таня остановилась у дивана и возмущенно выпалила:

— Твой эгоизм лишает Китеныша законных благ!

— Не поняла. — Сауле с трудом села, лицо ее показалось Тане усталым, глаза потухшими, даже светлые волосы как-то потускнели, словно выгорели.

— Китенышу нужна своя комната! Он в школу идет, не забыла?

— Как я могу забыть…

— Будешь получать двадцать пять тысяч, мы снимем хорошую двухкомнатную квартиру. Где-нибудь в районе английской школы, тогда Китенышу не придется каждый день связываться с автобусами.

— А он и не собирается связываться. Он заявил, — Сауле слабо улыбнулась, — что пешком добежит. Уже пробовал и время засек: ровно двадцать пять минут, «если по сторонам не глазеть». Это он так сказал, не я.

Таня фыркнула. Села рядом и обняла Сауле за плечи. Немного помолчала и твердо произнесла:

— Все, кончаем дурью маяться! С завтрашнего дня начинаем новую жизнь.

— Мы пахали, — пробормотала Сауле.

— Я серьезно!

— А если серьезно, ты-то здесь при чем?

— Ну, ты выйдешь на люди — не бойся, в форс-мажорных обстоятельствах я тебя подстрахую! — а я пойду, — глаза Тани нехорошо блеснули, — начищу кое-кому рыло.

Можно, кстати, и сегодня вечером, какой смысл ждать до завтра?

Сауле встревоженно поинтересовалась:

— Ты о чем?

Татьяна помолчала, не зная, стоит ли Навешивать на Сауле чужие проблемы. Сделала еще один круг по комнате и решила — стоит. Может, это отвлечет Саулешку от собственных.

Татьяна поставила перед диваном стул. Села и неохотно бросила: