Он бросил взгляд на индейца и добавил:
– Тело оставьте тут. Может, это отобьет охоту разбойничать у других краснокожих.
– Папа, не смей делать этого! – произнесла Кэтлин, схватив отца за руку. – Нельзя вешать человека только за то, что он, возможно, украл лошадь. Даже если он и украл эту кобылу, то не у нас. Ты не имеешь права быть и судьей, и присяжным, и прокурором.
– Черт возьми, Кэтлин, на западе легче бы дышалось, если бы всех индейцев убили и закопали, и ты это знаешь.
О да, она согласна с отцом всем сердцем, но нельзя позволить, чтобы он повесил этого индейца. Она не могла объяснить, почему даже мысль о смерти индейца казалась ей такой невыносимой.
– Убийство этого индейца не вернет Арло и Моргана, – тихо сказала она.
Весь пыл Брендена пропал. Да, смерть индейца не вернет ему сыновей и не залечит рану в сердце. Он взглянул на Кэтлин. Это было все, что у него осталось, и он так любил ее… Он не мог допустить, чтобы она думала о нем плохо. Он всегда был для нее героем. Что он будет делать, если ее восхищение превратится в отвращение?
– Хорошо… Отпустите индейца, – проворчал Бренден, – но заберите лошадь. Я телеграфирую судебному исполнителю в Сан-Антонио и узнаю, не слышал ли он, чтобы кто-то потерял вороную кобылу.
Бренден скрыл усмешку. Вероятность того, что объявится хозяин кобылы, была крайне мала…
Он уже собирался направить свою лошадь к дому, как голос Кэтлин остановил его.
– Он ранен, папа, – произнесла она, озабоченно глядя на отца огромными зелеными глазами. – Нам нельзя забрать у него лошадь и бросить его.
Бренден выругался про себя. Краснокожий причинил больше беспокойства, чем стоила его шкура. Но раз ему принадлежит эта лошадь, Бренден мог позволить себе проявить благородство.
– Заберите и его, – отрезал он. – И пусть не говорят, что я не выполнил своего христианского долга.
ГЛАВА 3
Крадущийся Волк не сопротивлялся, когда мужчина по имени Поли разрезал путы на его руках и снял с шеи петлю. Он взял в руки поводья своей лошади – только так он мог удержаться в седле – и поехал, сидя прямо и напряженно, одной рукой держась за сломанное ребро.
Каждый шаг лошади отдавался волнами боли. В голове шумело, в паху, после удара Уайли, не проходила тупая боль.
Они ехали почти час, когда Крадущийся Волк увидел, наконец, в небольшой долине ранчо Кармайклов.
Дом был построен из местного камня и выцветшего на солнце дерева. Это было длинное и невысокое строение с трубой из красного кирпича и длинной крытой верандой. В нескольких глиняных горшках росли цветы. Крадущийся Волк узнал среди них розы и маргаритки, но остальные – ярко-розовые и голубые – были ему незнакомы.
Прямоугольная постройка слева от дома оказалась бараком для работников, а справа стояли большой красный сарай с покатой крышей и несколько аккуратно огороженных коралей.
Неподалеку виднелись разрозненные группы высоких сосен, но возле самого дома не было деревьев, которые могли бы оказаться укрытием для индейцев и прочих незваных гостей.
Шагах в двадцати от дома весело журчала речушка, лениво пересекающая долину из одного конца в другой и исчезающая из виду за штабелями строительного леса.
Когда они подъехали к дому, Крадущийся Волк увидел дюжину породистых свиней, роющихся в грязи. Крупная желтая гончая подбежала к ним и завиляла хвостом, увидев спрыгнувшего с лошади Брендена.
– Поли, займись лошадьми. Уайли, отведи индейца в дом. Лютер, начинай достраивать ограду к этому коралю. Уайли тебе поможет. Этот проклятый жеребец больше от нас не убежит.
Кэтлин широко улыбнулась отцу, быстро разославшему всех по делам.
– А мне что прикажете, капитан?
– Черт возьми, девочка, ты же знаешь, что можешь делать все, что захочешь.
– Ну, папа, нет же…
Бренден фыркнул:
– Ну, тогда присматривай за этим индейцем. Не думаю, что он сейчас в состоянии причинить нам какую-нибудь неприятность, но мне бы хотелось, чтобы он был на виду, пока мы не решили, что с ним делать. Ты знаешь, что Уайли может в любой момент перерезать ему горло, – тень скользнула по лицу Брендена. – Хотя тут я не стал бы винить его.
– Я присмотрю за ним, папа, – ответила Кэтлин с легкой обидой в голосе. Настаивая на том, что индеец невиновен, она не предполагала, что ей потом придется возиться с ним.
– Я знаю, ты сделаешь это. Если понадоблюсь, я здесь, снаружи. И пришли ко мне Поли, когда он накормит скот.
Крадущийся Волк отказался от помощи Уайли. Стиснув зубы, он сам соскользнул на землю и встал, опираясь о бок лошади и собираясь с силами.
– Я займусь им, Абнер, – отпустила Кэтлин Уайли. – А ты пойди помоги Лютеру.
– Как скажете, мисс Кармайкл, – ответил тот. – Только вы держите ухо востро возле этого краснокожего.
От этого издевательского тона глаза Крадущегося Волка угрожающе сузились. Если бы он чувствовал себя хоть немного лучше, он сумел бы заставить уважать себя, но сейчас даже для вдоха требовалось усилие.
Кэтлин увидела гнев в глазах индейца и подумала, что лучше быть неподалеку, когда Абнер получит от него взбучку. Абнер ей никогда не нравился. Он, словно ласка, вечно шнырял вокруг, а его маленькие близко посаженные бледно-голубые глазки, не отрываясь, смотрели на нее с каким-то нагловато-похотливым выражением. Но работником он был первоклассным, поэтому отец и нанял Уайли, поэтому и не уволил до сих пор.
– Благодарю за предостережение, – сухо произнесла Кэтлин, – но я не думаю, что он сейчас в состоянии причинить мне вред.
Что-то бормоча про себя, Абнер отправился прочь. Кэтлин дотронулась до руки индейца.
– Пойдемте, я помогу вам войти в дом.
– Сам справлюсь.
– Как хотите, – пожала плечами Кэтлин и открыла ему парадную дверь.
Крадущийся Волк оторвался от лошади, держась за сломанные ребра. Упрямо стиснув зубы, он перешел двор и последовал за девушкой в скромную общую комнату со старым голубым диваном и двумя слишком плотно набитыми креслами из кожи. Одну из стен почти полностью занимал камин, а перед очагом был расстелен коврик навахо.
– Снимите рубашку, – отрывисто произнесла Кэтлин. Она сочла своим долгом осмотреть раны пленника. – Я принесу воду и бинт.
Крадущийся Волк присел на край камина и снял с себя рубашку. Каждое движение отдавалось в правом боку сильной болью.
Бросив рубашку на пол, он снова осмотрелся. Над дверью висел на паре крючков винчестер, а на дальней стене – картина. Пегая лошадь скачет по желтой прерии. На каминной полке – несколько сине-белых статуэток, синее фарфоровое блюдо и пара серебряных подсвечников.
Он отвел взгляд от камина, когда из коридора, который, скорее всего, вел на кухню, появилась Кэтлин. Она держала поднос с чашкой воды, ножницами, темно-зеленой бутылкой без ярлыка и свертком белой ткани. Он еще никогда не встречал женщину в брюках и, склонив голову набок, следил взглядом за приближающейся к нему Кэтлин, видел, как покачиваются ее бедра и как вытертые джинсы облегают длинные, словно у жеребенка, ноги.
Кэтлин опустилась на колени рядом с индейцем и поставила поднос на пол. Одним быстрым движением она сняла шляпу и бросила ее в кресло.
У Крадущегося Волка захватило дыхание при виде моря медово-золотистых волос, упавших роскошными волнами на ее лицо и плечи. После шести лет жизни в племени лакота было редким удовольствием видеть женщину, чьи волосы не были черны, как ночь, и прямы, как струи воды.
Она красива. Ее золотистые волосы подчеркивают прекрасный цвет лица, оттеняют глаза, глубокие и зеленые, точно горный поток под лучами летнего солнца. Он заметил, что у нее маленький прямой нос, слегка выгнутые брови, необыкновенно длинные ресницы и рот совершенной формы с полными розовыми губами.
Под пристальным взглядом индейца Кэтлин покраснела, но, занявшись его ранами, думала только о деле. Она привыкла лечить травмы, которые то и дело случались на ранчо. Только в самых необходимых случаях они вызывали доктора из города.
Смыв кровь с его лица, она положила холодный компресс на подбитый глаз, думая, правильно ли она поступила, настояв, чтобы отец оставил индейцу жизнь. Может, все-таки он украл Рэда и вороную? Может, он собирается убить их всех в постелях, а потом скальпировать?
– Проклятие! – вырвалось у Крадущегося Волка, когда тонкие девичьи пальцы надавили на его бок.