Шелли Такер
Запретное прикосновение
То было сущее мученье -
Любить друг друга лишь тайком.
Следя всечасно, чтоб ни в ком
Не зародилось подозренье, Любя — терпеть, любя — молчать…
И как влюбленным не страдать
Коль счастье надобно скрывать?[1]
Пролог
Шалон, близ французской границы. 1302 год
Огонь тянулся к ночному небу; он пожирал ближний лес, точно ненасытный чудовищный дракон. Предательский ветер вздымал пламя все выше; казалось, оно вот-вот поглотит и звезды, и луну. Его яростные языки взметались над крутыми скалистыми уступами горы, завывали над стенами из камня и несли с собой горячую золу и искры; они золотым дождем осыпали внутренний двор замка, по которому шла сейчас дочь его владельца, принцесса Кьяра.
В развевающемся бархатном плаще она проталкивалась сквозь толпу слуг и крестьян из ближних деревень, вооруженных серпами и вилами. Тлеющие угольки, кружась в воздухе, обжигали ей лицо и руки, однако она почти не чувствовала боли. С внешней стороны массивной каменной стены, окружавшей замок, раздавался немолчный металлический лязг мечей и копий, боевых молотов и щитов.
Сражение шло к концу, это было ясно всем. Враг побеждал.
Каждый удар меча словно проходил через ее сердце — так она его ощущала. Война, тянувшаяся семь лет, подошла вплотную к ее жилищу, и недалек тот час, когда тюринги[2] ворвутся в него, ибо воины Шалона уже не в силах удерживать натиск не знающих жалости наемных солдат принца Дамона; их число раз в пять превышает число ратников, находящихся в распоряжении ее отца.
«Милостивый Боже! Прошу, охрани их, не оставь своей благодатью…»
Глаза у нее слезились, в горле пересохло, но она упрямо бежала вперед — мимо складов и амбаров с полыхающими соломенными крышами; мимо конюшен и коровников, откуда неслись мычание, ржание, где запыхавшиеся скотницы и конюхи пытались спасти хотя бы самых ценных из этих животных. Обогнув центральную башню, она повернула к главным воротам, испытав леденящий душу страх и всеми силами стараясь превозмочь его.
У ворот царила невообразимая суматоха, шум стоял оглушительный. Она оказалась в самом центре этой сутолоки. Охранники и лучники толпились на парапетах и возле них, поднимались и спускались по штурмовым лестницам с оружием, факелами, котлами с кипящей смолой. Их командиры беспрерывно выкрикивали приказания.
Горевший неподалеку сосновый лес освещал все вокруг; клубы дыма, что тянулись из него, походили на дыхание, исторгавшееся из разверстой пасти дракона.
Принцесса Кьяра пыталась найти в этой толпе только одного человека, различить его среди многих других, закованных в броню, одетых в кольчугу. И что-то сродни панике охватило ее, когда она поняла, что не может этого сделать.
— Святая кровь! — раздался позади нее знакомый голос. — Что ты здесь делаешь, хотел бы я знать?
Резко повернувшись, Кьяра увидела на одной из невысоких башен подъемного моста своего брата и вздохнула с облегчением. Он наклонился к ней, усталый, встревоженный, и прокричал не слишком любезным тоном:
— Я же сказал тебе, чтобы ты оставалась в замке!
— Я все время была там, — ответила она. — Но потом увидела: кругом полыхает пламя, и подумала… Я должна…
— Должна ослушаться меня и влезть чуть не в самую гущу битвы, да? — Он нагнулся к ней еще ниже. — Значит, ты не хочешь следовать моим советам?
Кьяра была немного напугана его резкостью: никогда раньше он с ней так не говорил. Вообще-то Кристофу было всего двадцать три года, на четыре больше, чем ей самой, но он всегда держался с ней покровительственно, как человек, умудренный жизненным опытом. Правда, сейчас он и выглядел таким — в шлеме, в кольчуге, лицо напряженное и, пожалуй, свирепое. Как у совершенно взрослого воина.
— Я всегда слушаюсь тебя, Кристоф, — поторопилась сказать она. — Но не могла же я оставаться в комнатах, среди книг и других мирных предметов, когда вокруг такое… И все вышли на защиту замка. Я пришла спросить тебя, не могу ли я хоть чем-то…
— Только тем, — оборвал брат ее речи, — что вернешься к себе. И немедленно!
Он хотел подтолкнуть ее, и она невольно отпрянула.
— Но ведь я могла бы хоть кому-то быть полезной? — упрямо повторила девушка. — Не пристало мне торчать в четырех стенах и ничего не делать, когда мы теряем наши владения, наших людей…
— О Господи, Кьяра, мне следовало запереть тебя в замке! Как я не сообразил? Ведь…
Несколько вражеских стрел, пролетевших над их головами и шлепнувшихся в грязь где-то позади, не дали ему договорить. Кристоф спрыгнул с парапета, схватил сестру за плечи и повлек под защиту крепостной стены, из-за которой по-прежнему неслись воинственные крики и болезненные стоны раненых и умирающих.
— Глупая девчонка! Видишь теперь, куда пришла? — Он постарался прикрыть ее своим телом от стрел и прочих напастей. — Это не игра! Здесь не место для женщин. Отправляйся туда, где будешь в безопасности!
Кьяра была не в состоянии ему возразить — сердце билось так сильно, что у нее перехватило дыхание. Она как зачарованная смотрела туда, где только что упали стрелы. Две из них воткнулись в землю и торчали оттуда, словно из человеческой плоти.
— Тебя могло убить! — крикнул ей брат.
Она ничего не ответила. Минуту спустя раздался страшный треск из-за крепостной стены. Они поняли, что это такое: десятки древних сосен — целый лес, в котором сестра и брат так любили гулять с детства, — валились одна за другой на землю под напором огня, словно хрупкие надломленные ветви, превращаясь в груды золы. Еще один заслон на пути врага рухнул.
— Кристоф, — прошептала в отчаянии Кьяра, — все кончено.
Он нахмурился, предпочитая молчание неискренним словам утешения. Оба понимали, что так оно и есть.
Забыв о всяких правилах этикета, он на глазах у своих подданных крепко обнял сестру, а та спрятала лицо у него на груди и дала волю слезам, не обращая внимания на то, что звенья его кольчуги больно впиваются в лоб и щеку.
На какое-то мгновение их осталось только двое — посреди незатихающей битвы, бушующего огня, бесконечного отчаяния и безысходности. Они были не принц и принцесса, но просто брат и сестра — испуганные молодые люди, пытающиеся обрести в своей привязанности друг к другу хоть какое-то утешение.
— О Боже, Кристоф, — произнесла Кьяра, захлебываясь от слез, — ведь он там… Наш отец… За стенами, в самой гуще боя. Возможно, его уже… Нет, не могу думать об этом!
— И не надо, мой милый воробушек, — тихо ответил он. — Ты же знаешь отца. У нас в Шалоне еще не рождался такой смелый и мудрый воин. Никогда он не дастся в руки врагу… Сумеет найти выход из самого безнадежного положения. Потому и не разрешил мне…
Кристоф не окончил фразы, однако Кьяра догадалась, что тот намеревался сказать. Вчера вечером она была свидетельницей жаркого спора между ним и отцом по поводу того, кто должен выйти с отрядом рыцарей за стены замка, чтобы атаковать наступающих. Отец решительно пресек попытки Кристофа взять это на себя и приказал оставаться там, где тот будет в большей безопасности.
Отец говорил, что не хочет, не имеет права рисковать жизнью наследника престола.
— Нет, это еще не конец, — возбужденно повторил Кристоф прямо в ухо сестре, крепко прижав ее к себе. — Наши предки не напрасно построили этот замок в самом центре горы, на высокой скале… За три сотни лет еще никому не удалось взять штурмом его стены. И никогда не удастся!
— Но никто и не подходил так близко, — прошептала в ответ Кьяра. — Разве это не правда?
Словно для того чтобы подтвердить ее слова, шум битвы на горном склоне сделался еще сильнее. Явственнее стали воинственные крики, стоны и проклятия.
Несколько командиров дворцовой гвардии подбежали к Кристофу за дальнейшими распоряжениями, и он, бережно отстранив сестру, обернулся к ним. Она же отвернулась к стене и стала поспешно стирать с лица следы недавних слез, памятуя, что негоже им с братом проявлять слабость и тем более выказывать страх или просто неуверенность в присутствии подданных.
Кристоф заговорил с ними, и голос его звучал твердо и спокойно.
— Я хочу, чтобы вы, — сказал он, — обогнули замок и всех людей, кто находится сейчас там, впустили внутрь. Тех же из них, кто в состоянии держать в руках оружие, пришлите сюда ко мне… А ты, — приказал он одному из подошедших, — проводи принцессу в ее покои и удостоверься…