В. Гридасова - Запретный мужчина

— Мне надо бы поехать в Испанию, — говорил Карлос, — необходимо завершить кое-какие сделки. Но как-то неловко оставлять сейчас Эстелу, которая столько для нас всех сделала, одну…

— Тебя беспокоят только сделки? — лукаво усмехнулась Амалия.

Карлос ответил ей такой же ласково насмешливой улыбкой.

— От тебя ничего не утаишь. Ну да, я хочу повидать Валерию.

Амалия кивнула в сторону телефона.

— А не поговорить ли вам прямо сейчас? Я, как тактичная мать, могу удалиться, сославшись на какое-нибудь неотложное дело.

— Например? — взяв ее лицо в ладони, спросил Карлос.

— Ну, пойду посмотрю, не переложит ли на радостях Онейда цукатов в торт…

— Это действительно очень важное и неотложное дело, — подхватил Карлос.

— А главное — предлог-то какой хороший, чтобы выйти из гостиной, — добавила Амалия, удаляясь.

— Между прочим, я не против, если цукатов окажется много, — уже набирая номер телефона, крикнул ей вслед Карлос.

Услышав в трубке голос Валерии, он вдруг почему-то растерялся, как мальчишка, и некоторое время не мог вымолвить ни слова.

Валерия уже было решила, что кто-то ошибся номером, и хотела повесить трубку, как услышала наконец голос Карлоса:

— Это я.

Валерия немедленно отреагировала.

— А это я.

— Знаю, что ты, — вдруг одновременно произнесли они и рассмеялись.

— Ты рассчитывал устроить мне сюрприз? — отсмеявшись, сказала Валерия.

— А мое возвращение на волю может стать для тебя сюрпризом? — тут же отозвался Карлос.

— Да, если бы дядя Лео не известил меня заранее об этом счастливом событии. Так что я в курсе всех ваших дел. Скажу тебе больше — до меня доносится аромат большого праздничного пирога с орехами и марципанами.

— С цукатами, — уточнил Карлос.

— Хотелось бы отведать кусочек, — высказала пожелание Валерия.

— Непременно привезу его тебе, — пообещал Карлос. — Он успеет остыть, но не зачерствеет к тому времени, как я увижу тебя.

— Прошу тебя, не задерживайся. Я не хочу поломать об этот кусочек свои зубы. И цукатов, пожалуйста, побольше…

— Мне еще раз пересчитать цукаты или я уже могу войти к тебе? — из кухни выглянула Амалия. — Тактично ли будет задать вопрос: как прошел разговор с Валерией?

— Оживленно, — отозвался Карлос.

— Молодец она! — вынуждена была признать Амалия. — Ведь ей сейчас нелегко, у нее отец в больнице. Она не говорила о нем?

— Нет, ни слова… Сердце?

— Инсульт, — вздохнула Амалия. — Словом, ты, конечно, летишь сразу после ужина? А я?

— Мама, — Карлос потянул ее за руку и усадил рядом с собой, — понимаешь, Эстелу сейчас нельзя оставлять одну. Кто-то должен присмотреть за детьми, пока не вернутся Ирена с Херманом.

— Папа, — в гостиной вдруг возник Хермансито, — ты что, уже уезжаешь?

Карлос и ему указал на место рядом с собой.

— Знаешь, мне сейчас очень надо вернуться в Мадрид. Но я чувствую, что мы с тобой недолго будем в разлуке.

— У тебя в Испании дела или… — Хермансито опустил глаза.

— Кажется, я поведу себя со своим сыном так же, как с прокурором Темесом, — рассмеялся Карлос, — он задавал мне свои вопросы, а я ему в ответ: не знаю, не знаю, не знаю…

— Ты не знаешь, любишь ли Валерию? — не принял игры Хермансито.

Карлос в миг сделался серьезным.

— Не знаю, дорогой мой. Увижу ее — возможно, что-то пойму… А пока не пора ли нам всех звать к ужину?..

…Такси, привезшие Клаудию и Карлоса к зданию аэропорта, подъехали почти одновременно.

Клаудия первая заметила Карлоса, принимающего из рук водителя свой чемодан, и подошла к нему.

— Только не говори, Карлос, что я нарочно преследую тебя, — Клаудия приблизилась к нему и, прежде чем он успел повернуть голову, чмокнула его в щеку.

— Только не говори, Клаудия, что судьба специально сводит нас, — суховато отозвался Карлос.

— Нет, но скажу, что нас здесь свела как бы общая цель, хотя маршруты у нас, безусловно, разные…

— Неужели? — изумился Карлос. — Так я могу надеяться, что мы не окажемся в одном самолете?..

— В том случае, если ты летишь в Мадрид, как я полагаю, а не в Майами вместе со мной, — шутливый тон удался Клаудии.

Карлос успокоился.

— У меня в запасе около получаса. Могу посадить тебя на самолет, — предложил он.

— Это чудесно. Я улечу с сознанием, что ты проводил меня… Впрочем, конечно, ты сделаешь это с чувством облегчения, не так ли?

Карлос взял у нее из рук дорожную сумку.

— Мне бы хотелось, чтобы ты сделала окончательный выбор, Клаудия. Чтобы ты перестала метаться.

— Нам туда, — махнула рукой Клаудия, указывая на стойку, возле которой собрались пассажиры на рейс Каракас — Майами. — Метаться, Карлос, хорошо до тридцати лет, когда еще есть силы, есть неукротимая фантазия, горячие надежды.

— Надежды остаются, — возразил Карлос, — просто они взрослеют и изменяются вместе с нами.

— Постараюсь думать так же, — проговорила Клаудия. — Мне пора. Не сердись на моего отца. И не поминай меня лихом. Будь счастлив, запретный мужчина!

— Будь счастлива, сумасбродная женщина! Пришли как-нибудь весточку из Майами… Кланяйся мужу…

— Непременно, — пообещала Клаудия, растворяясь в толпе пассажиров.

Не успел Карлос проводить ее глазами, как его окликнули. Это был Даниэль.

— И как это мы не разминулись в воздухе над Атлантикой?! — заговорил он. — Валерия считает, ты уже висишь где-то над океаном. Она очень переживает за какой-то кусок пирога, который может зачерстветь.

Карлос обрадованно хлопнул его по плечу.

— Черта с два, зачерствеет! Долетит целехонький!..

— А мне-то оставили этот замечательный пирог? — забеспокоился Даниэль.

— Об этом, парень, спроси Милагритос… Она вчера крошки в рот не положила, — торжественно объявил Карлос.

— Тогда бегу за своей порцией! — засмеялся Даниэль.

— А Валерия уже, наверное, выехала в аэропорт за своей, — предположил Карлос, тревожно поглядывая на часы. — Приятного аппетита, Даниэль!

— Счастливого пути, Карлос!

…Местом последнего упокоения сестры Вероника выбрала старинное кладбище в нескольких километрах от Рима.

По левую его сторону простиралась небольшая миртовая роща, в которой, согласно древнеримской мифологии, обитали дриады, дарующие исцеление страстным душам.

Процессия медленно прошла вдоль центральной аллеи, обсаженной кипарисами и узколистными эвкалиптами, ведущей к древним усыпальницам и склепам, где покоились останки некогда могущественных родов, предки которых в стародавние времена основали Вечный город.

Слово «вечность» витало в воздухе этого города мертвых. На одной из усыпальниц сидел каменный ангел, закрыв лицо каменными крыльями. Тот или та, над чьей могилой застыло изваяние, давно уже превратились в горстку праха, но из каменных складок одеяния ангела еще не выветрилось отчаяние, в которое было повергнуто семейство, воздвигшее это надгробие над любимым существом.

Веронике хотелось похоронить сестру вблизи этого ангела, чтобы эвкалиптовое дерево осеняло своей тенью и его крошащиеся от времени крылья, и надгробие сестры.

Она уже решила, каким будет это надгробие. Белая мраморная плита, на которой будет высечена черная лилия, символ несбывшейся мечты. Это был образ, запомнившийся ей из какой-то древней явайской сказки: белая лилия влюбилась в белого лебедя, но он улетел от нее, и она почернела от горя.

Вероника запрокинула голову. По небу, несомые весенним ветром, стремительно летели на закат облака. Туда, за черту заката, они несли золотистый дождь, пронзенные чистыми, длинными лучами предвечернего солнца.

Могильщики, облокотясь на свои лопаты, стояли в стороне, без любопытства поглядывая на лица живых, которые собрались, чтобы закопать в землю мертвую, — каждый из этих людей, думали могильщики, втайне уверен, что он-то бессмертен, тогда как на самом деле бессмертны одни могильщики, отправляющие умерших в путешествие, из которого нет возврата.

Живые один за другим стали бросать в разверстую могилу цветы, которыми был обложен гроб.

— Прощайтесь, — тихо произнес распорядитель похорон, глубокий, но еще бодрый старец, похожий на Харона.