Оксана Алексеева - Зарисованное лето (СИ)

- А про оральный секс-то я тебе забыл рассказать! - весело сказал он.

- Придурок! - посмотрел в потолок, потом закрыл лицо руками. Ну, наконец-то смущение соизволило явиться. Мы оба были голыми. В процессе следующего поцелуя выяснилось, что одежда нам только мешает. А я узнал, что меня возбуждает вид его тела и особенно - ощущение под пальцами мурашек, бегущих по спине, когда я касаюсь языком его шеи. Дальше взаимной мастурбации мы, слава олимпийским богам, не зашли. Думаю, за это стоит благодарить именно Сашку, потому что я не знаю, смог бы остановить его, если бы он начал настаивать. Нет, уверен, что он хотел, просто пожалел меня, утреннего.

Домой я возвращался другим - узнавшим себя с изнанки, перевернувшим внутренний порядок. Другому мне было легко целовать Сашку или касаться его руки. Да и он теперь делал это гораздо чаще. Когда первая граница стерта, остальные уже не кажутся такими уж непреодолимыми.

Зарисовка «О Сашке»

Сашка приехал в Новую Засопку полтора месяца назад

Сашка, мой друг, мой бывший друг

Когда я писал о человеке, который не вписывается в общий стереотип, я имел в виду

У меня появилось новое увлечение - фотография

Есть только один человек, кроме меня, читавший эту тетрадь

Я меняюсь, когда он рядом

Каждому художнику нужен тот, кто разрушит границы в его сознании

Я не знаю, как буду жить... после него.

***

В поселок мы вернулись уже ближе к вечеру и сразу разбрелись по домам. Но на следующее утро Сашка ввалился ко мне, как это бывало всегда, когда я не вваливался к нему.

- Привет, - сказал он, прикрыв за собой дверь. - Ну что, ты как? Смирился? Или задолбаешь теперь своей рефлексией?

- Не задолбаю, - заверил я, натягивая штаны.

- Серьезно? - он подошел к кровати и уселся рядом. - Я просто тебя не узнаю.

- Я сам себя не узнаю, - ответил я, но при этом толкнул его плечом, чтобы убедить, что я не гружусь по поводу произошедшего. Наверное, я просто устал грузиться или, как он сказал, «смирился». - Но, Саш, кто мы теперь? Ты же знаешь, писателю нельзя путаться в терминологии!

Он выдал после непродолжительных раздумий:

- Я бы сказал - пара, но вряд ли ты оценишь мой благородный порыв... Никит, считай меня теперь кем хочешь, только не вздумай отдаляться. Я в свое время этот этап миновал благополучно и очень быстро. Но ты-то у меня особенный... Писа-а-атель, етить твою неловко.

- Посмотрим, - не знаю, на что конкретно из сказанного я предлагал посмотреть. - Надеюсь, напоказ мы ничего выставлять не будем?

Сашка прищурился:

- Я идиот, по-твоему? Тебя отец избил, даже когда еще не за что было бить... Да и остальные... Напоказ можно выставлять, если вообще захочешь, только при условии, что решишь потом со мной уехать.

- Да не поеду я в твою Москву! С чего ты вообще это взял? Какую работу я там найду? Держи свою крышу на месте!

- Ну, значит, и выставлять нечего! Слушай, Никит...

Его перебил мой телефон, трещавший из-под кровати. Он наклонился, чтобы достать, а потом протянул сотовый мне. Я нажал кнопку приема:

- Внимательно!

- Никитос, утречка, брательник! - Серега манеру орать так, что я его из Жирного ряда мог расслышать и без телефона, унаследовал от нашей нетихой матушки.

- Привет.

- Ты что-то совсем потерялся.

- Ну...

- Ты ж в отпуске? Загляни ко мне сегодня. Мы мясо купили, матери отнесешь килограммов пять... И... Никитос, Танюхиного брата тоже захвати. Посмотрю на него.

Я перевел взгляд на Сашку, который, конечно, мог расслышать каждое слово, и ответил:

- Ладно.

В Жирном ряду, само собой разумеется, вся шпана уже знала о Сашкиной ориентации. Но если до него им особого дела не было, то уж мою персону они обсосали до косточек, уверен. Мы не боялись нарваться на кого-то из них - шансы были минимальные. Я вообще сомневаюсь, что пидорасы из тридцать шестой способны выползти на дневное солнце, не рискуя быть спаленными заживо. Но даже если бы и нарвались, то нас это не особо тревожило. Было даже немного жаль, что мы добрались до пятиэтажек без приключений.

Сереге было почти тридцать. Его жена с детьми ушла к подруге, как объяснил нам брат, пригласив войти в квартиру.

- Садитесь, садитесь, пацаны. Чаю? Кофе? Коньячку?

Мы отказались от всего, а Сашка с интересом рассматривал моего брата. Я вспомнил, как он расспрашивал о нем.

- Как Танюха поживает? - Серега обратился сразу к нему.

Сашка неопределенно повел плечами:

- Нормально поживает. Замуж вышла. Ребенка ждет.

- Такая же красавица, как раньше?

- Мне сложно судить, - усмехнулся тот.

- Краса-а-авица! - ответил сам себе Серега. - Такие всегда красавицами остаются. Ну... рад за нее. Вы сильно похожи внешне, - он констатировал очевидное.

- А вы с Никитой нет, - зачем-то сделал вывод Сашка.

- Так я сразу говорил, что он у нас подкидыш! - разразился смехом брат. - Сильно умный уродился! Не иначе, подменили в роддоме!

Он посмеялся собственной шутке, а потом вдруг сник:

- Я поговорить с вами хотел... - мы оба ждали, когда он начнет. - Мать рассказала мне о твоей шуточке, якобы ты гей, и как в бубен от отца прохватил... Ну это ладно. И потом я, значит, узнаю от парней, что ты, - он посмотрел на Сашку, - гей всамнатуральнейший. И это вопрос времени, когда сплетни дойдут до родаков... Я это к чему - мне, в принципе, насрать там на все эти ориентации, своих забот по горло. Но, Никитос... что за хрень?

- Да нет никакой хрени. Никита просто под раздачу попал, заодно со мной, - вмешался Сашка.

Серега продолжал смотреть на меня:

- Это так? Ты, брат, не по мальчикам?

Я чуть не ответил: «А если бы и так?» - так же, как с отцом - посмотреть на его реакцию. Мне почему-то казалось, что брат до такого, как мои родители, не опустится, хотя наверняка я знать не мог. Но мне помешал наш недавний разговор с Сашкой о том, что если я собираюсь оставаться тут, то и незачем портить себе жизнь информацией, которая никого не касается.

- Нет, Серега, я по девочкам.

- Ну и славно. Девочки... они девочки и есть, чего уж там, - брат снова растянулся в улыбке. - Знаешь, а я почти уже убедил себя в этом! Ну, что вы вместе, - он расхохотался.

- С чего вдруг? - спросил Сашка.

И брат снова посерьезнел, глубоко задумавшись.

- Не знаю, Саш, не знаю. Как будто на вас могла перекинуться наша с Танюхой... Прикинь, какая чушь? Знаешь, она всегда для меня будет... как икона, как статуя Будды. Я Наташку свою люблю очень! И детей люблю. Но... кажется, живу только потому, что где-то там живет Танюха.

За несколько дней до окончания моего отпуска мы все-таки решили поехать на Дальние озера, при этом не будучи уверенными, что Сашкина «Тойота» туда способна добраться. Лучшей из моих идей была угнать УАЗик Кирилла, но напарник отчего-то со мной на такое преступление идти не решился. Но нам обоим очень хотелось провести несколько дней наедине. Наверное, это был решающий фактор.

- Опять застряли! Красавица моя, держись! - верещал Сашка тем же тоном, к которому прибегал каждый раз, когда дело касалось машины.

Мне пришлось снова вылезти, найти камень, подставить его под переднее колесо, и потом толкать автомобиль, под завязку загруженный картошкой, тушенкой, палаткой, лодкой, теплыми вещами и прочими «нужностями». До озер мы добирались почти сутки, и, может быть, оба втайне надеялись, что на обратной дороге застрянем безнадежно. Начался август, а значит, наступал период затяжных дождей, а в этом случае дорогу размоет до состояния невменяемости. И тогда мы сможем с легким сердцем остаться там еще на какое-то время, пользуясь этим как оправданием - для начальника на заводе, для родителей и для себя самих.

Мы остановились на ближайшем озере - оно и было самым пригодным для жизни и рыбалки. Вокруг за сотню километров ни души, что создавало ощущение, будто мы переместились в другой мир. Полной отстраненности от старого мешал только Сашкин телефон, который ловил и в этой глуши.