Короче, как был холопский строй, так и остался. И все тридцать вертикальных слоев так и остались холопскими: для того, кто ниже, – барин, для того, кто выше, – раб. А самый верхний – который вроде бы ни для кого не холоп – так он в свою очередь вечный заложник. Потому что при любой перетряске будет отвечать за все.
Единственная возможность для верхушки современного социума жить по-человечески – это смириться с нормальной, раз в сколько-то лет, добровольной сдачей власти. Только тогда высшие начальники смогут жить без страха и до, и после властвования. Да и во время властвования тоже. Но, видать, рефлексы не позволяют. Каждый следующий, схвативший закон и общество за горло, надеется, что уж его-то обойдет участь предыдущего.
Не обойдет…
На этот раз Ольга летела в Волжск не одна, а в компании Петра и Елены. Те откровенно наслаждались очарованием бизнес-класса: они и в обычной жизни здорово подотстали от своего бывшего кумира. Впрочем, как посмотреть – в отличие от их любимого Борика ребята не сидели в тюрьме.
Утром свидетели уже были на допросе у Владимира Евграфовича.
Опытный следователь смотрел на них с плохо скрываемой усмешкой, но старательно записывал детали: про пересчет купюр в пачках, про серенькую сумку, про «лично слышал». Думается, Колышкин знал цену этим свидетельствам. Однако – одновременно с понятным недоверием – старый волк вполне допускал, что все могло бы быть именно так, как рассказывали москвичи. Так сказать, исторически достоверная реконструкция событий.
Шеметова с интересом наблюдала за ним, испытывая безусловное уважение к Владимиру Евграфовичу как к профессионалу.
Она уже была наслышана о его подвигах.
Именно Колышкин, вместе с дружественными операми, раскрутил шайку местных черных риелторов, отправивших на тот свет более десятка одиноких пожилых людей. Это только доказанные эпизоды. А сколько осталось нераскрытых… Единственное, в чем были виноваты жертвы, – они владели враз ставшей дорогой недвижимостью. Шайка оперировала так долго, поскольку была очень хорошо прикрыта. Имелся свой нотариус, свой риелтор, два собственных киллера, водители и даже куратор из силовых структур. На суде он клялся, что ничего не знал о крышуемом бизнесе. Хотя, конечно, знал. Просто отстегиваемые нелюдями деньги напрочь закрывали алчные глаза.
Проблема в том деле была не только в его сложности и запутанности. Сразу два участника – нотариус и один из киллеров – были родственниками очень высокопоставленных людей. На следователя и оперативную группу оказывалось невероятное давление, апофеозом которого стали три выстрела из переделанного в боевой травмата. Практически в упор.
Колышкин, к счастью, особо не пострадал – только ребра снесло, – поскольку давно уже носил под своей знаменитой трехцветной рубахой тонкий кевларовый бронежилет.
Отлежал меньше недели в больнице. Не прекращая и там пасти своих мерзких клиентов. Потом вышел на работу. Спокойный.
Сутулый. Нисколько не похожий на импозантных детективов из голливудских боевиков.
Все так же бесстрастно подводил главных фигурантов дела к заслуженному ими финалу, деловито выстукивая на старинной пишущей машинке обвинительное заключение.
Приговор черным риелторам давно оглашен.
Оба киллера и глава группы, нотариус – теперь уже бывший, понятно, – уехали бессрочно на остров Огненный в Вологодскую область. Родственники не помогли, более того, сами потеряли свои посты. Ну, а вечным зэкам ходить ныне в позиции КУ до самой смерти. Хотя ходят они не так много. В основном сидят в своих камерах, по двое-трое, коротают один бессмысленный день за другим, уже не понимая, зачем им были нужны все эти квартиры, машины, деньги…
Говорят, многие из них, отсидев с десяток лет и даже избавившись от некоторых хворей – там относительно неплохое медицинское обеспечение, – слезно просят потом прекратить их муки и привести смертный приговор в исполнение.
А Владимира Евграфовича по-прежнему ценило, но не любило начальство.
Да и за что любить? Конфликтный он человек. Не от мира сего. Как сыч, охотится по ночам со своей огромной машинкой за зачумленными крысами.
Он, кстати, пристрастием к ночному образу жизни и Шеметову поверг в сильное изумление. После первого визита она успела забыть про странные привычки следователя.
Так вот, когда Ольга попросила Владимира Евграфовича выделить ей время для серьезного разговора, тот немедленно дал согласие.
В два часа ночи, перед следственным управлением. Очень походило на знаменитое «в полночь, возле амбара».
Почувствовав смущение адвоката, смутился сам, покраснел даже. Тут же вновь напомнив, мол, народ не выдерживает стука его машинки, поэтому работать Колышкин предпочитает ночами.
Впрочем, Шеметова и сама уже проявила в памяти когда-то услышанный факт. Она согласилась. И сейчас идет для решительного разговора.
– Доброй… ночи, Владимир Евграфович, – поприветствовала Ольга, слегка запнувшись вначале.
– Для меня это день, – ухмыльнулся тот.
– Тогда доброго дня, – не стала спорить она. – Ну и как вам мои свидетели?
– Никак, – коротко ответил следователь.
– Я уверена, что деньги Митяшеву были переданы, – убежденно сказала Шеметова.
– Может быть, – не стал спорить Колышкин.
– Ну, а вы сами-то как считаете? – спросила Ольга.
Вообще-то не дело адвоката допрашивать следователя. Но в два часа ночи – можно.
– Пока не знаю. Думаю, – ответил Владимир Евграфович.
– А можно вместе подумаем? – улыбнулась Шеметова.
– Давление на следствие? – осведомился Колышкин.
Но как-то не всерьез. Не видел он в адвокатессе плохого человека.
– Не давление, а помощь. Чем могу. Вот, например, справочек мне в местном реестре нарыли, – она положила на стол три бумаги.
Следователь молча взял одну, потом другую. Третью смотрел дольше всех.
– Андрей Юрьевич еще умереть не успел, а первая квартира уже куплена, – мягко сказала Ольга. – Обычно, когда глава семьи болен, не до таких покупок.
– Да, – без каких-либо эмоций ответил следователь. Ответил ли?
– Следующие две квартиры куплены наследниками покойного в течение полугода после его смерти, – продолжила гнуть свою линию девушка. – Как будто опасались, что чужие деньги отберут.
– Могли накопить, – бесцветным голосом предположил Колышкин.
– Не могли, Владимир Евграфович, не могли. Они не смогли его даже в Москву в онкоцентр отправить, хотя справки наводили. А тут три квартиры. Не считая машин.
Еще две справки легли на стол следака. Тот повертел их в руках, равнодушно положил обратно.
– Ладно, – сказал он. – Допустим, Незванову хотели вернуть бабки. Так не вернули же.
– Есть такое дело, – согласилась Шеметова.
– Значит, вы со мной согласны? – удивился тот.
– Абсолютно, – снова согласилась адвокат. – Вашего вице-губернатора, с его точки зрения, практически обокрали.
– Вот-вот, – теперь уже согласился с ней Колышкин. – Нехорошо получается.
– Но это уже не вина моего подзащитного, – упрямо гнула свое Ольга.
– Конечно, он белый и пушистый, – кивнул следователь. – Только подпись свою на договоре поставил. А Незванов остался без акций и без денег.
– Можно откровенно? – спросила Шеметова.
– Пожалуйста. – Он удобно откинулся на спинку своего старого протертого кресла.
– У меня, как защитника Бориса Семенова, есть только два пути. Первый – доказать, что Семенов не виноват в мошенничестве. Если он действительно передал деньги для Незванова Митяшеву, то виноват Андрей Юрьевич, а не Борис Викторович.
– Покойник всегда виноват, – буркнул Колышкин. – И во всем.
– Итак, первый путь, – мягко гнула свое Шеметова. – Есть два свидетеля, которые показывают, что мой подзащитный деньги отдал.
– Почему только два? – удивился следователь. – Я думал, у вас их будет больше.
– Можно найти и больше, – согласилась она. – Люди потихоньку вспоминают, может, кто-то и добавится.
– Вот-вот, – кратко прокомментировал тот.
– То есть свидетели подтверждают выдачу денег Митяшеву. Справки о покупке недвижимости и автомобилей подтверждают то же самое. В любом случае, если Борис пытался отдать деньги, пусть и через посредника, то это уже не мошенничество, так как исчезает умысел.
– Или свидетели лгут, – усмехнулся Владимир Евграфович.
– Свидетели, конечно, бывает, и лгут, – допустила Ольга. – Но справки точно не лгут. Да и Борис точно не мошенник. Они тогда такие деньги зарабатывали, что заплатить за те акции было просто финансовым чихом. Вывод однозначен: это эксцесс, а не мошенничество.