— Ты можешь оставаться в Лондоне, но не появляйся при дворе. Не дерзай обращаться ни к кому при дворе. Это ясно? Ты остров, Гест. Ты останешься один в море под названием Лондон. И если ты выживешь, можешь считать себя счастливчиком. Таким образом, я дарую тебе жизнь, да и то из любезности к моему дяде. Но никогда ни о чем меня не проси!
Ричард откинулся на спинку трона и вытер с губ брызги слюны.
— Такова королевская милость, — произнес рыцарь. Он вытащил свой меч и поднял его. — Именем короля — ступай!
Майлз был в той толпе. Смотрел пустыми глазами на Криспина, а затем послушно повернулся к нему спиной вместе со всеми остальными, ни слова не сказав в его защиту.
Криспин тоже ничего не сказал, только он-то молчал под пытками. Честью обязанный молчать, он так и поступил. Не назвал никого, ничего не зная о судьбе остальных участников заговора. «Как овца веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих»[17].
Майлз стоял там, слившись с толпой, и ничем не заплатил за свое участие в заговоре.
Воспоминания потускнели, отдававшиеся эхом голоса смолкли. Перед глазами снова встала действительность — его жилье, состоящее из одной комнаты. Однако, даже вернувшись в настоящее, Криспин вздрогнул, когда услышал рядом с собой голос — тихий и застенчивый:
— Хозяин.
Криспин повернулся. Джек, плотно завернувшийся в рваный плащ, так что не видно было даже рук, смотрел на Криспина расширившимися, влажными глазами.
— Что тревожит вас, мастер Криспин? Снова ваш сон?
Стало быть, Джек знает.
Криспин провел языком по зубам. Во рту отдавало горечью.
— Иди ложись, Джек.
— Если вы не против, сэр, я постерегу.
Криспин вздохнул. Посмотрел в ночное небо, видневшееся между крышами. Густые облака поредели, разошлись, на небосклоне мерцали звезды.
— Просто я снова думал о том дне.
Джек покачал головой. Объяснять не требовалось. Джек знал, о каком дне он говорит.
— Не могу сказать, будто представляю, что вы чувствовали, когда весь мир словно бы ополчился на вас. Но я знаю, что в этом старом городе было бы гораздо больше жестокости без выходящего на охоту Следопыта. И где был бы я, а? За решеткой, вот где. Да меня, может, уже повесили бы. — Он потер шею. — Нет, пути Господни неисповедимы, и он неспроста поставил вас на ваше место, и хвала за это Господу, вот что я скажу.
Криспин чуть улыбнулся.
— Спасибо тебе за твои слова, Джек.
Мальчишка посмотрел на две стрелы, лежавшие на столе.
— Расскажите, пожалуйста, про капитана лучников.
— Майлз Алейн.
Имя это наполнило рот горечью. Криспин посмотрел на Джека и положил руку ему на плечо.
— То, что я тебе рассказываю, за пределы этой комнаты не выходит. Понятно?
— Да, хозяин. Пусть мне отрежут язык, если я хоть словечко скажу.
Криспин невольно уставился на Джека, пораженный полным неведением мальчика. Пытки не сумели заставить Криспина произнести эти слова, хотя он был близок к этому. Еще несколько дней мучений, и кто знает, чего он наговорил бы.
— Майлз, — хрипло сказал он, — человек, который задумал тот заговор.
Джек не замедлил высказать свое мнение:
— Вот мерзавец!
Криспин согласился.
— Он так и не поплатился за свое преступление. Подстрекаемый другим, пока еще неизвестным мне человеком, он сделал заговорщиками лучших молодых рыцарей Англии. Сделал он это не из соображений чести или по глубокому убеждению, а из алчности и тщеславия.
— А другие рыцари?..
— Все погибли.
— Вы знали, что он остался при дворе?
— Нет. На самом деле, думаю, его там не было. До недавнего времени. По-моему, его назначили месяца два назад, не больше. Бывший капитан умер в подпитии в День святого Суизина. Выпал из окна. Месяц назад был разговор о новом капитане, но имени его я не слышал.
— Откуда вы все это знаете?
— Потому что месяц назад на стрельбище не видно было капитана лучников, вот я и спросил. Видишь, Джек, я все еще хожу упражняться. Иногда.
От возмущения Джек сначала поднял плечи, а потом и сам вскочил. Он стал ходить по тесной комнате, размахивая руками, словно наносил удары врагу. В слабом свете, идущем от очага, он казался возбужденным бесенком.
— И все это время он, весь такой богатый и важный, служит капитаном лучников, а вы живете в Шамблзе! Да я бы своими руками перерезал ему глотку, если бы мог.
— Я ценю твои чувства, Джек, но сделай одолжение, сядь. Твои шаги разбудят Кемпов.
Джек опустился на табурет.
— Вы собираетесь его разоблачить, да, мастер Криспин? Чтобы он получил по заслугам?
— О да, Джек. Собираюсь. Но не только его. Я хочу поймать человека, который его нанял.
Джек снова оглянулся на стрелы.
— Как вы думаете, почему он застрелил того французского курьера? Из-за Тернового венца?
— Нет. У него было достаточно возможностей забрать Венец. Он убил того человека, как пытался убить и меня. Но почему, я пока не знаю.
Какое-то время они оба молчали. И только когда Криспин второй раз вынырнул из сна — в лицо ему бил солнечный свет из окна с открытым ставнем, — он понял, что спал.
Когда он пошевелился, сползло одеяло, которым он был тщательно укрыт до подбородка. Криспин распрямил спину, затекшую в неудобной позе на подоконнике, но в остальном чувствовал себя отдохнувшим. Джек сидел на табурете у огня, на коленях у него лежал котарди Криспина, и мальчик чинил его, ставя на плечо заплатку. Когда Криспин громко зевнул, Джек поднял глаза и улыбнулся:
— Утро доброе, сэр. Тут каша на огне. Подать вам?
Джек привстал, но Криспин знаком велел ему сидеть.
— Джек, почему ты меня не разбудил?
— Не помню, когда вы в последний раз так хорошо спали.
— Я тоже.
Захватив со стола миску со вчерашним ужином, Криспин подошел к очагу и вывалил остывшую еду в огонь. Положил себе густой ячменной каши с репой и горохом и, стоя спиной к огню в одной ночной рубашке, жадно принялся за еду.
Горячо, сытно и даже вкусно.
— Хорошо получилось, — с набитым ртом похвалил он Джека.
Парнишка кивнул и улыбнулся. Потом показал починенный котарди, чтобы Криспин принял работу.
— Тут уже заплатка на заплатке, ставить некуда, мастер Криспин, но зато и дырки от стрелы больше нет.
— Спасибо, Джек. Ты делаешь для меня больше, чем я заслуживаю. Мне действительно жаль, что я не могу платить тебе как следует.
Джек покраснел и, чтобы скрыть это, склонил голову, счищая кровь вокруг заплаты.
— Для такого, как я, вполне достаточно пищи и крона, так что не волнуйтесь.
Криспин доел, надел чистые брэ[18] и чулки и взял из рук Джека нагретый котарди. Надел его и застегнул — начав снизу и до ворота — на все двадцать три пуговицы. Было время, когда нижние тринадцать пуговиц он оставлял незастегнутыми, чтобы садиться в седло, но теперь коня у него не имелось.
Джек подал Криспину пояс с кинжалом, и сыщик обернул его вокруг бедер, застегнул пряжку. По привычке хлопнул по ножнам, взял со стола стрелы и сунул за пояс.
— Куда вы сейчас, хозяин?
— Я должен пойти к мастеру, который изготовляет стрелы, к человеку, который сделал именно эти стрелы. Он скажет мне, для кого их изготовил. Это и обличит Майлза.
— А как же стрельбы? Разве король не приказал ежедневно упражняться в стрельбе из лука?
— Приказал, но придется стрельбам подождать.
Послышались крики. Раздался топот — кто-то бежал по улице, несмотря на раннее утро. Кристин посмотрел на озадаченного Джека. Рыночные колокола еще не звонили. Криспин знал, что до их перезвона магазины должны оставаться закрытыми, но этот крик не запрещал открывать рынки.
Криспин метнулся к окошку, выходящему на улицу, и откинул ставень. По улице внизу пробежал и исчез в соседнем переулке мальчик. Мясники медленно выходили из своих лавок на немощеную улицу.
— Эй! — окликнул Криспин одного из мужчин, стоявшего перед сточной канавой, по которой, завихряясь, текла вчерашняя кровь. — Мастер Дикон!
— А? — Дикон поднял голову, заметил Криспина и показал на него пальцем.
— Что происходит, мастер Дикон? Что за крики?
— Да этот мальчишка, — ответил Дикон, указывая вслед пареньку, — сказал, что на сегодня всякая работа запрещается.