Ланкастер выпустил руку Криспина и отошел назад.
— Какого черта ты делаешь при дворе?
Криспин едва не усмехнулся, но ему было слишком горько, чтобы смеяться.
— Клянусь честью — как бы вы ни оценивали то, что было когда-то моей честью, — я не пытался убить его величество. Более того, я помешал это сделать. Убийца до сих пор на свободе.
Ланкастер опустил плечи, но в его осанке проступала тревога, по-прежнему сковывавшая тело.
— Слишком многое свидетельствует об обратном.
— Свидетельствует?
— Раны Господни, Криспин! — обрушился на него Ланкастер. — Тебе запрещено появляться при дворе, и в руке у тебя был этот проклятый лук! Ты думаешь, этого никто не заметил?
Криспин запустил грязные пальцы во влажные от пота волосы.
— Я понимаю, это выглядит неважно…
— Неважно? Убийственно!
— Теперь уже ничего не поделаешь. Моя задача — покинуть дворец. Живым.
— Тебе придется потягаться с королевской стражей.
— У меня нет намерения сдаваться страже. Если только вы не собираетесь отдать меня ей.
— Я пока не решил, потому что не понял, почему ты здесь, в моей комнате. От меня требуется спасти тебя? Сколько еще раз я должен тебя спасать?
Криспин попытался улыбнуться:
— «До седмижды семидесяти раз»*.
— Не дерзи.
— Ваша светлость, если вы меня выдадите, меня скорее всего станут пытать.
Ланкастер со вздохом повернулся к очагу. Устремил туда сердитый взгляд.
— Я это знаю.
Криспин подошел к очагу и встал позади Ланкастера.
— Но вы знаете, что мне не в чем сознаваться.
— Да, и это мне известно.
— А затем я умру.
— Да.
Криспин непочтительно фыркнул.
— Простите меня, ваша светлость, но пока что ваша логика мне недоступна.
— Нельзя, чтобы меня видели с тобой. Особенно сегодня. Если ты не понял, тебя обвиняют в государственной измене и убийстве. Я заступился за тебя однажды, когда ты был виновен, но теперь — нет.
Криспин встал по другую сторону очага и уставился на огонь.
— Ясно, — безжизненно произнес он. — Разумеется, на этот раз я не виновен. — Он оскалился. — Убийца — Майлз Алейн. Вас это удивляет?
Ланкастер не издал ни звука, поэтому Криспин посмотрел на него. На лице герцога сохранялось гневное выражение. Губы в обрамлении темной бороды и усов были плотно сжаты. Густые брови нависали над глазами, как угрожающие когти нечистой силы.
— Странно, — проговорил он. — Не удивляет. Действительно.
— Могу даже больше сказать, — произнес Криспин.
Он достал из кошеля и бросил на пол обломки стрел.
Ланкастер посмотрел на них. Некогда гладкие перья теперь поломались и погнулись.
— Что это?
— Части стрел, которые участвовали в нескольких преступлениях. Одна из них из трупа французского курьера. Другой хотели убить меня, а последней — ни в чем не повинную судомойку. Не сомневаюсь, что, если вытащить из трона стрелу, которой пытались убить короля, она окажется такой же.
— И что? Что общего между этими событиями?
— Ничего. За исключением стрел. Они принадлежат вам.
Ланкастер поднял на Криспина глаза. Ни досады, ни возмущения, как ожидал Криспин. Более того, поведение герцога ничем не напоминало Криспину того человека, которого он знал. Ланкастер лишь заморгал, отвел глаза и снова стал смотреть на огонь. Дрожащий желтый свет падал на его изборожденное морщинами лицо и бархатный котарди.
— Что у тебя на уме, Криспин?
Криспин внезапно почувствовал себя измученным. Огонь в крови, который гнал его вверх по гобелену и помог выпрыгнуть в окно, иссяк. Криспин полностью обессилел.
— Что у меня на уме? — Он вытер пот с лица и опустил руку. — Господи Боже! Каких только ужасов нет у меня на уме… Позволено ли мне будет задать вопрос?
— Ты поостерегись, знаешь ли. В течение только нынешнего вечера ты был застигнут с орудием убийства в руках и приставлял нож к моей шее. Что дальше?
— Милорд, я знаю, что время может изменить человека. Изменить его так, как никто и не ожидает.
— Да, — медленно согласился Ланкастер. — Пожалуй, может. Обстоятельства тоже могут изменить человека.
— Сделать его другим. Изменить его устремления.
— Да.
Криспин тяжело вздохнул.
— И поэтому я спрашиваю вас, ваша светлость, почему в последние несколько дней ваши стрелы использовались для столь гнусных целей?
— Чем ты докажешь, что это мои стрелы?
И правда, чем? Мастер, сделавший эти стрелы, теперь мертв. И кому понадобилось заставить его замолчать? Кому, кроме человека, скрывающего какие-то темные дела?
— Доказательство умерло вместе с мастером Пилом. Но он опознал при мне эти стрелы. Совершенно недвусмысленно.
Ланкастер повернулся к нему. По темным глазам герцога ничего нельзя было сказать. В них не проскользнуло ни искорки, ни усмешки. Его губы слегка дрогнули, потом раскрылись.
— Ты смеешь обвинять меня, Гест? В самом деле? — с угрозой спросил он.
Криспина даже затошнило.
— Я знаю только то, что знаю, ваша светлость. Что эти стрелы ваши. Что семь лет назад неизвестный человек нанял Майлза Алейна, чтобы составить заговор против короля, и что, вероятно, этот же человек нанял его и сегодня. Что этими стрелами убивали и пытались убить. И что Эдвард Пил мертв.
— Если это все, что тебе известно, тогда разумнее будет молчать об этом деле.
— Ваша светлость…
— Ты смерти ищешь, что ли? — Ланкастер сжал рукоять кинжала, но оставил его в ножнах. — Ты желаешь, чтобы тебя зарезали здесь и сейчас, в моей комнате? Кто меня обвинит? В смерти убийцы? Человека, который на глазах всего двора был застигнут с мерзким орудием убийства? Да я буду героем. Что может меня остановить, мастер Гест?
Криспин расправил плечи.
— Ничто. Можете поступать по своему усмотрению, милорд. Я в вашей власти. Я только хочу знать, противники ли мы. Мне бы не хотелось. Вы знаете мои чувства.
— А тебе мои неизвестны! Убирайся отсюда, пока я не взялся за меч.
— Однажды я принес вам клятву. Я поклялся, что буду верен вам до смерти, и никогда не нарушал этой клятвы. Но знайте, я не отступлюсь. Я разоблачу убийцу — и его помощников — и очищу свое доброе имя. А для этого мне нужно выбраться из дворца. Я знаю, что вы мне не поможете, но позвольте мне хотя бы уйти, не поднимайте тревогу.
— Я дам тебе четверть часа.
Криспин стоял, прислонившись к стене и в изумлении взирая на этого человека. Ему хотелось напомнить Ланкастеру, как он служил ему — домашним пажом все детские годы, оруженосцем, когда стал подростком, как герцог посвятил его в рыцари, ударив по плечу своим мечом, когда Криспину исполнилось восемнадцать лет.
Но он не мог. И не потому, что в горле встал ком. Он просто ничего этого не скажет. Глядя в пол, Криспин стиснул зубы.
Ланкастер закрыл глаза и уткнулся в кулак, водя им по губам. После долгого молчания сказал:
— Тебе ни за что не перебраться через стену. Там пятнадцать футов высоты. Есть выход, о котором мало кто знает. Потайной выход.
Криспин поднял глаза.
— Им по-прежнему иногда пользуются. Он может охраняться.
— Где он?
Ланкастер объяснил, как его найти и как избежать встречи со стражей. Криспин понял.
— Ты сможешь туда добраться?
— Да.
— Тогда иди.
Криспин повернулся к двери.
Ланкастер сделал шаг и, поколебавшись, остановился.
— Надеюсь, ты сможешь доказать свою невиновность. Это потребует огромных усилий.
— Я собственноручно брошу убийцу к ногам короля.
Ланкастер поднял бровь.
— Ну-ну. Нелегко тебе придется. Ты к этому готов?
Криспин кивнул, но на герцога не взглянул. Не мог себе этого позволить.
— Чего бы это ни стоило.
Криспин открыл окно и выглянул наружу, на залитый дождем внутренний дворик. Протиснулся в окно и спрыгнул, из-под ног на грязную траву полетели брызги. Криспин помедлил, скорчившись и причиняя тем самым боль вправленному плечу. Путь был как будто бы свободен, и Криспин устремился к кустам, росшим вдоль дворцовых стен, — ему требовалось попасть в западный угол. Ланкастер сказал, что там в садовой стене есть потайная дверь, которая открывается в длинный проход, ведущий к пристани.