Но, не смотря на то, что лёд, по моим собственным словам, тронулся и Стас, наконец, решил сделать шаг, хоть в какую-то сторону, и как я понимаю, готов признать свою вину в нашей произошедшей недавно ссоре, думала я весь день об Антоне. Думала о вчерашнем вечере, о нашем разговоре, а вот мысли о нём самом старательно от себя гнала. Мало того, что они были нежелательны в общем и целом, так ещё и не к месту, я весь день была на глазах учеников. Один класс сменял другой, я озвучивала подготовленную программу, писала формулы на доске, и лишь однажды сбилась с мысли и даже зажмурилась на секунду, когда перед глазами встал образ Антона в одних шортах этим утром. Стояла к классу спиной, и это меня спасло, потому что почувствовала предательский жар, который наверняка проступил на щеках алыми пятнами. А в голове всё крутилась и крутилась песня, под которую мы подъехали к школе, что-то про ненужное свидание, если я что-то соображаю во французском.
К счастью, вечер у меня был занят. И думая о предстоящем свидании, я отвлеклась от мыслей о похоронах, об отце, о неудачном знакомстве с сестрой и даже об Антоне не вспоминала. Да и некогда было. Домой приехала и первым делом ванну себе налила, в которой и провела блаженные полчаса, приходя в себя и смывая с себя все ненужные мне мысли и воспоминания. Только продолжала напевать под нос, и время от времени себя одёргивала. Стас обещал заехать в семь, и я не спеша выпила чаю, выбрала подходящее платье, макияж сделала, и к его приезду выглядела, если не отдохнувшей, то посвежевшей. И он остался доволен. Я вышла ему навстречу, и Станислав Витальевич улыбнулся.
— Румянец появился, — похвалил он меня. Стас тоже переоделся, сменил костюм на бледно-лиловую рубашку и светлые брюки.
Я кокетливо коснулась своих щёк и мило улыбнулась.
— Я старалась. — И тут же добавила, поддразнивая: — Румяна никогда не подводят.
— Не придумывай, это не румяна. — Он машину обошёл, подошёл ко мне и поцеловал. — Голодная?
— Если честно, то ужасно. Я со вчерашнего дня нормально не ела.
Стас меня за плечи обнял, увлекая к машине.
— Бедная моя…
— Голодная, — со смехом подсказала я.
— Да, голодная. Поехали, я заказал нам столик. — Он открыл мне дверь, я села в машину и вдохнула знакомый аромат хвойного освежителя. В машине Антона пахло его одеколоном, островато-цитрусовым, а не ёлочкой за двадцать рублей. Подумала об этом и разозлилась на себя. Почему я вообще о нём думаю? И от этой самой злости Стасу улыбнулась с большим воодушевлением, чем ощущала.
Небольшой итальянский ресторанчик, в котором мы любили бывать, нельзя было даже сравнить с «Золотым идолом», не по кухне, не по респектабельности, но я его любила. Спокойное семейное заведение, зал на полтора десятка столиков, вино за приемлемые деньги, а не за те, что я успела увидеть в меню «Золотого идола». Мы заняли приготовленный для нас столик, одновременно улыбнулись знакомой официантке, и заказ сделали, не заглянув в меню. Оставшись со Стасом один на один, я удовлетворённо вздохнула. Правда, следующим вопросом Стас моё удовлетворение и спокойствие пошатнул.
— Кто это был?
— Когда?
— Вчера и сегодня. Кто тебя привёз утром?
— Ах, это… — Стас смотрел на меня спокойно, и я решила не создавать панику на пустом месте и говорить всю правду. Ну, или близко к правде. Как можно ближе. — Это Антон. Он… работал с моим отцом. Он сопровождал меня на похоронах, за что я ему очень благодарна. Не знаю, как бы я справилась с этим одна.
Только не спрашивай меня, у него ли я ночевала, не спрашивай!
Я очень деловито принялась расправлять салфетку на коленях.
— А он кто?
— В смысле?
Стас сделал неопределённый жест рукой.
— Он русский?
Я с облегчением улыбнулась.
— О да, ещё какой русский.
— Понятно. Но я, признаться, удивился, увидев его рядом с тобой. И ты с ним уехала.
Я руку через стол протянула и коснулась его руки.
— Стас, я была не в себе в тот день.
— Я заметил. И я беспокоился о тебе.
Я улыбнулась.
— Мне приятно.
Он перевернул мою руку, провёл пальцем по открытой ладони.
— Расскажи мне про отца. Не помню, чтобы ты хоть что-то о нём рассказывала.
Я помолчала, с мыслями собиралась, хотя на самом деле, в этот момент решала, стоит ли со Стасом откровенничать. Я столько лет молчала, никому не признавалась, чья я дочь, давно к этому привыкла, и не имела особого желания что-либо менять, но это ведь Стас, и раз я сама жду от него поступков и искренности, то, наверное, мне следует поступать также, говорить ему всё без утайки. Я ведь жду от наших отношений большего? А что может быть больше и серьёзнее доверия?
Стас продолжал гладить мою ладонь, и я следила за его действиями. Потом сказала:
— Ты слышал про Бориса Давыдова?
Он моргнул, взгляд стал удивлённым, но Стас кивнул.
— Конечно… Ты его дочь? — Тон поистине удивлённый.
— Да, — призналась я. — Они с мамой развелись очень давно, я его почти не помню. Но он был моим отцом, и Антон… он буквально уговорил меня пойти на похороны. За что я ему благодарна, если честно. Если бы я не пошла, жалела бы об этом. Но я там никого не знала, у отца была другая семья, жена и дочь, и мне казалось неуместным там показаться, но я рада, что преодолела себя.
— Надо же… Ты никогда мне не говорила про него.
— Я никому не говорила, Стас. В нашей семье не принято о нём говорить. Мама считала его предателем. — Я сделала попытку улыбнуться, чтобы совсем уж не сгущать краски. — Но я решила, что прийти на похороны моя обязанность.
— Может быть, может быть. И что теперь?
— Что?
— Ты познакомилась с его семьёй.
Я едва заметно поморщилась. И призналась:
— Если честно, мне совсем не хочется об этом говорить. Ещё и сегодня вечером. Давай просто поужинаем?
Принесли салат, и я с воодушевлением отвлеклась на него. Но чувствовала взгляды Стаса, которые тот на меня кидал, ему на самом деле было любопытно. И чтобы как-то сбить его с мыслей о моём отце, я спросила:
— Ты всё ещё злишься на меня?
Он удивлённо распахнул глаза.
— За что?
Его недоумённый тон меня кольнул. Я с трудом сдержала вздох, ткнула вилкой в поджаренную креветку, а ответить постаралась нейтральным тоном.
— Мы поссорились, Стас. Ты уже забыл?
Он негромко кашлянул.
— Это было неделю назад, Лера. После столько всего случилось. Я не думал, что на фоне последних событий, ты захочешь ещё и об этом разговаривать.
— Надо же мне на что-то отвлечься?
— На нашу ссору?
Я плечом пожала. Креветки в тарелке кончились, и я отложила вилку.
— Я не хочу с тобой ругаться, Стас. Но иногда ты не оставляешь мне выбора. Я себя преступницей чувствую, целуясь с тобой по углам.
Он неожиданно улыбнулся.
— Ну, по каким углам, Лера? Ни по каким углам мы не целуемся.
— Да, ты прав. Мы даже по углам не целуемся, только за закрытой дверью твоей или моей квартиры.
Он рот салфеткой вытер, пристроил одну руку на столе и на его запястье сверкнул циферблат часов, а вот пальцы нервно побарабанили по скатерти.
— Ты хочешь, чтобы о нас говорили?
— Стас, о нас и без того все говорят. Секрет Полишинеля.
— Возможно, ты права.
Он всегда соглашался, стараясь уйти от конфликта. Я незаметно сжала под столом руку в кулак. Возможно, я права! Это означало только одно: даже если я права, обсуждать это он не желает. Но вопреки моим мыслям и ожиданиям, Стас протянул ко мне руку. Я немного помедлила, но потом вложила свои пальцы в его ладонь, он их сжал, очень осторожно, чем снова растопил моё сердце. Это и было особенностью отношений со Стасом — порой он меня злил своей внешней неприступностью, но затем делал что-то, отчего я тут же оттаивала. Вот как сейчас.
— Лера, ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
Вообще-то, я не знала, но говорить об этом вслух показалось мне признанием собственной слабости, и я лишь улыбнулась, скрывая за этой улыбкой настоящие чувства. А Стас продолжил:
— И ты, наверное, права, я перестраховываюсь. Но я обещаю тебе, что исправлюсь. Договорились?
— Что ты имеешь в виду под «исправлюсь»?