— Соскучилась? — Антон практически прокричал мне на это на ухо, я поморщилась, уши руками закрыла, показывая, что устала от громкой музыки, и взяла его за руку, когда он направился к выходу, заставляя людей расступаться перед ним. Мы поднялись по ступенькам, у перил остановились, и Антон, пользуясь тем, что рядом никого не было, никто не мешался и не толкался, как внизу, меня обнял. И повторил: — Соскучилась?

— Тебя не было десять минут.

Он прижался губами к моей шее, я ощутила прикосновение его языка, и дрогнула внутри, правда.

— Пятнадцать. — Голову поднял и взглянул на меня удивлённо. — Ты не поняла, что меня не было так долго?

Я улыбнулась. Музыка по-прежнему оглушала, хотя наверху это воспринималось не так, как на танцполе, где под ногами, казалось, даже пол вибрировал; в голове у меня немного шумело от трёх выпитых коктейлей, а в животе бабочки порхали, от прикосновений Антона. Он прижимал меня к себе, довольно-таки тесно, ладони не спеша путешествовали по моей спине, и в глаза мне смотрел, с явным намёком.

— Я была уверена, что ты занят чем-то очень важным, — сказала я.

— Самое важное сегодня — это ты. — Антон убрал волосы с моих плеч, взгляд опустился вниз к моей груди, я выдержала секунд десять, затем закрыла ему глаза ладонью. А он рассмеялся, голову назад отклонил. — Хороший вечер? Тебе нравится?

— Нравится.

— Замечательно. А чего ещё ты хочешь?

Я головой покачала, то ли с ним играя, то ли с самой собой. А он к моим губам наклонился и поцеловал. Просто прижался губами к моим губам, я думала, что поцелуй будет коротким, но рука Антона вдруг оказалась на моей шее, сначала погладила, а потом он ладонью обхватил мой затылок, не позволяя отодвинуться, и я потерялась в его поцелуе. Кажется, даже музыка тише стала. Я его за шею обняла, и с каким-то небывалым восторгом отвечала на его поцелуи. Не знаю, сколько мы так целовались, я совершенно потеряла счёт времени, Антон иногда отрывался от моих губ, начинал целовать мою шею, давая нам обоим возможность немного отдышаться, ставшей колючей щекой о мою щёку тёрся, а у меня пальцы сами собой сжимались, стискивая ткань его футболки. В какой-то момент он меня приподнял от пола, к себе прижал, и почти тут же отпустил. В глаза мне заглянул. Взгляд был решительный и в то же время немного вопрошающий, но в его тоне вопроса не прозвучало.

— Пойдём отсюда.

Если бы я и хотела поспорить или воспротивиться, то в данный момент у меня ни слов, ни дыхания бы на это не хватило. Мы выбрались из клуба какими-то окольными путями, через служебный выход, Антон крепко держал меня за руку, а я губы кусала, пытаясь сдержать смех. Не знаю, почему мне так смешно было, но смех буквально душил.

Он за руку меня дёрнул, обнял и снова поцеловал. Поцелуй был глубокий, дерзкий, но короткий. Видимо для того, чтобы я не забыла, куда и для чего мы идём, чтобы не расслаблялась.

— Перестань смеяться.

— Не могу.

Мы шли торопливым шагом по дорожке, мимо клумб и кустарников, мимо детских аттракционов и выстроившихся в ряд дорогих автомобилей, и наша поспешность напоминала подростковую, оттого я и смеялась. Антон меня за руку тянул, а я за ним едва поспевала.

— Антон Александрович, куда вы меня тащите?

— В твоё светлое будущее.

Я рот от удивления приоткрыла. Даже не знала, как реагировать на столь решительное заявление. Но решила уточнить:

— А конкретнее?

— В гостиницу.

— Боже мой… И вы собираетесь весь путь проделать в такой поспешности? А что скажут ваши служащие?

Он кашлянул в сторонку, скрывая смешок.

— Наверняка решат, что я спятил.

— А это так?

— Лера, — он кинул на меня весёлый взгляд, — ты сейчас договоришься.

Я вздохнула, потом пожаловалась:

— Я за тобой не успеваю, знаешь, как трудно ходить, а тем более бегать на таких каблуках?

— Если я пойду медленнее, ты передумаешь. До гостиницы осталось шагов тридцать, сосредоточься на цифрах, ты же их любишь.

— Считать?

— Считай.

— Раз, два, три… восемь…

— Не хитри.

Мы бегом поднялись по ступенькам крыльца, Антон отмахнулся от девушки за стойкой администратора, которая намеревалась обратиться к нему с вопросом, мы успели войти в лифт, прежде чем двери закрылись, и тогда уже выдохнули. И рассмеялись. Он притянул меня к себе и поцеловал. Я глаза не закрыла, поняла, что он тоже на меня смотрит, в его глазах чертовщинка, и мне захотелось вцепиться в него и закричать что-нибудь до ужаса глупое, но радостное. А Антон после поцелуя в лицо моё вглядывался секунду, потом тихо спросил:

— Ты точно уверена?

Я губы облизала, сердце взволнованно колотилось, но говорить я постаралась с оттенком уверенности.

— Я сюда бегом бежала.

На его губах расплылась улыбка.

— Я запомню эти слова.

Но всё-таки, где-то в глубине души, я была уверена, что делают глупость. Не ошибку, нет, но глупость. Когда я не властна над собой, когда я предчувствую проблемы, но отказать искушению не могу. А Антон и стал для меня искушением. С тех самых пор, как мы познакомились, я смотрела на него, и моё сердце замирало. Он целовал меня, а я таяла. Он убеждал меня в чём-то, а я верила, хоть и понимала, что верить ему всегда и во всём не стоит. Он был откровенным искушением, уверена, что для всех женщин. Как шоколадка Баунти в рекламе. И как только мы оказались в его номере, в тишине и темноте, его поцелуи изменились. Они перестали быть соблазняющими и провокационными, теперь он целовал меня со знанием дела и настраивая, как музыкальный инструмент, под себя. И не было никакой прелюдии, долгих ласк и неторопливого узнавания друг друга, всё случилось стремительно, но я этой стремительности не заметила. Я настолько потерялась в ощущениях и времени, что попросту растаяла у него в руках. Его руки меня, как горячий воск мяли и лепили, и я только жалела, что в темноте не смогу увидеть наши тела рядом. Такие разные, но, скорее всего, это лишь мои фантазии, рождённые его смелыми прикосновениями, потому что я, без сомнения, смутилась, если бы пришлось смотреть ему в глаза при первой близости. А сейчас темнота, горячий воздух, и его кожа, такая же горячая, ставшая чуть влажной под моими ладонями. Мы без конца целовались, я впивалась ногтями в его спину, одежда летела куда-то в стороны, я стонала ему в губы, и если бы пару недель назад мне сказали, что всё это про меня, я бы ни за что не поверила. Меня всегда хвалили за сдержанность и благоразумие, а сегодня — с ним — я их растеряла.

Постель, на которую мы упали, в первый момент показалась прохладной. Я трясущимися от небывалого возбуждения руками стаскивала с Антона футболку, он одновременно пытался вылезти из джинсов, а когда, разделавшись с одеждой, буквально рухнул на постель, практически на меня, у меня дыхание пропало. Лихорадка и небывалый жар, и его прикосновения, неожиданно ставшие на удивление нежными. Он замер надо мной, голову опустил, прижимаясь лбом к моему лбу, дышал тяжело, будто пытался уговорить себя на недолгую паузу, но я сама потянулась к его губам и поцеловала. Обхватила его ногами, выгнулась ему навстречу, и его выдержке пришёл конец. Уж не знаю, для чего он себя на неё настраивал, но когда отбросил её в сторону, даже зарычал негромко, и нам обоим стало хорошо. Одно движение, один сильный толчок, и мы снова замерли, сплетённые руками и ногами на постели, и только дыхание Антона щекотало мою щёку. А я просто лежала, уставившись в тёмный потолок и кусала нижнюю губу. Потом его за плечо укусила. Он выдохнул, но явно не от облегчения, спина была напряжённая, потом голову повернул и снова меня поцеловал. Я на поцелуй ответила, пальцы запутались в его волосах, а Антон меня немного приподнял, подстраивая под своё тело, руками подхватил, и я голову назад откинула, напрочь позабыв о поцелуях. На следующие несколько минут я ему своё тело подарила, я ему его отдала, навеки веков и в услужение… Как ещё сказать и описать моё состояние, я не знаю. Но Антон знал, и мне оставалось только закрыть глаза и подстраиваться под него, под его движения и темп. Его ладонь гуляла по моему телу, от шеи к животу и обратно, иногда поднималась к лицу, пальцы касались губ, я один раз даже укусила его, а Антон рассмеялся и тогда наклонился, чтобы меня поцеловать. В эти минуты я его любила. Любила то, что он делал с моим телом, любила то, как он прикасался и целовал, любила, как он отводил мои руки, решительно и неуклонно, когда я стремилась что-то сделать, как мне казалось, для него, а ему это мешало. Зато я приняла его и обняла, когда он подошёл к краю и его затрясло. Я гладила его по спине, гладила его затылок, и дышала с ним вместе, на разрыв, но вряд ли понимала, что и для чего я делаю, хотя и запомнила очень чётко именно эту минуту, минуту его удовольствия. Все остальные воспоминания и пережитые эмоции помнились, как в липком тумане, жаром и нехваткой воздуха. Моё тело вздрагивало и горело под его телом, пальцы не слушались, но я продолжала прикасаться к Антону, никак не могла остановиться.