Екатерина Риз - Зефир в шоколаде

Но до получения наследства оставалось ещё несколько месяцев, и я, закружившись в семейной жизни не много о нём думала. В день свадьбы, уже после церемонии бракосочетания, украдкой наблюдая за Антоном, за тем, как он улыбается гостям и родственникам, я задумалась о том, какой станет наша семейная жизнь. Насколько долгой она будет, и что с собой принесёт. Мы не обговаривали никаких условий совместной жизни, лишь подписали брачный договор, и я, пробежав его глазами, поняла, что выгоден он, в принципе, мне, а не ему, и, наверное, этому тоже следовало радоваться. А я думала о том, как нужно будет себя вести уже завтра. «А поутру они проснулись…», и после именно многоточие, потому что с моей стороны полное непонимание. Что скрывать, я была не на шутку влюблена, но особой роли в данных обстоятельствах это не играло. Правда, это не уберегло меня от глупостей, от намёков и долгих изучающих взглядов на новоиспечённого супруга, в надежде здесь и сейчас понять, что же чувствует он. Конечно, Антон всё это замечал, и смеялся надо мной, и подозреваю, что о моей влюблённости знал доподлинно, но и развеять мои сомнения не спешил. Он лишь целовал, гладил меня по волосам, занимался со мной любовью и одаривал подарками. Надо сказать, что мужем он был замечательным, и от этой замечательности, поверить в том, что мне на самом деле повезло, было всё труднее.

После свадьбы мы уехали в свадебное путешествие, всё, как полагается. Хотя, особым путешествием это не было, мы улетели в Испанию, посетили дом отца на побережье, провели там неделю. Антон разбирался с бумагами и делами, связанными уже с испанской собственностью Давыдовых, я загорала и пыталась учить испанский язык (за неделю прямо преуспела, пятнадцать слов и пара полноценных фраз, подхваченных у прислуги и садовника, не поручусь за их нормативность). Зато вокруг дома цвели апельсиновые деревья, и это было по-настоящему изумительно. Из Испании улетели в Грецию, уже в дом Антона, на Пелопоннесе, и вот там провели десять дней, и это был настоящий медовый месяц. И именно в эти десять дней я окончательно растаяла. Я смотрела на Антона, и понимала, что погибаю, но сделать с этим уже было ничего нельзя. Вспоминала наш уговор при встрече, вспоминала, какими глазами на меня смотрела Алиса, обвиняя в том, что я краду её мужчину, и, предвещая мне болезненное прозрение, но противиться Антону, когда он хочет понравиться кому-то, невозможно, теперь мне об этом доподлинно известно. Он умел соблазнять, он умел давать обещания, и мне оставалось надеяться, что он с такой же щедростью умеет их выполнять. Ни разу мы не говорили о нашей сделке, о будущем, уж тем более о возможном расставании. Всё это убивало мою подозрительность и здравомыслие. Я превратилась в мягкий зефир, из которого он мог лепить, что хотел. А мог и съесть, как не раз обещал, разглядывая меня на скрытом от чужих глаз песчаном кусочке пляжа. А ко мне порой приходили мысли, что это всё не со мной происходит. Ещё недавно я была простой учительницей, человеком, скажем с натяжкой, со средним достатком, и все мои заграничные поездки сводились к одной неделе в год на пляже Турции или Египта, в основном в компании сестёр и подруг. А вот сегодня я замужем, за мужчиной, при взгляде на которого даже мне, его законной супруге, от небывалого восторга зажмуриться хочется. Мы в его доме на побережье Греции, у нас яхта, ночи под звёздным небом, а впереди ещё какое-то наследство. То есть, моя жизнь изменилась, а мне даже некогда сесть и спокойно всё обдумать. Потому что, когда я остаюсь одна, думать о себе я не могу, я думаю об Антоне. Я его люблю. И каждый раз, произнося мысленно эти слова, я сжимаю ладонь, ногти впиваются в кожу, но это совсем не отрезвляет.

Отрезвляла только мама. После того, как отпуск закончился, и мы вернулись в родной город, я поспешила встретиться с мамой и бабушкой. Я представляла, как они ахнут, увидев меня — загорелую, красивую, с новой стрижкой, и, конечно же, со счастливыми глазами. И это на самом деле случилось. В первый раз. Я не знаю, чего мама ждала от моего замужества, возможно, того, что мы с Антоном станем среднестатистической семьёй, осядем дома и задумаемся о детях, но этого не произошло. Последние трагические события в семье Давыдовых и бизнесе требовали тщательного внимания по всем фронтам, и доверять это Марине Леонидовне Антон не собирался, поэтому старался везде успеть сам. Успеть и заручиться поддержкой партнёров по бизнесу и акционеров. А так, как основной приток инвестиций шёл из вне, как выяснилось, Антону пришлось не только поторапливаться, но и летать из города в город, даже из страны в страну, и меня он всегда брал с собой. Я не возражала, мне нравилось путешествовать, тем более путешествовать с ним. Что может быть лучше? Всё это было похоже на продолжение свадебного путешествия. Москва, Питер, Прага, Тель-Авив, Минск. Дома мы бывали наездами, неделя-полторы, и летели ещё куда-нибудь, встретиться ещё с кем-нибудь. Прошёл месяц, потом другой, и в один из своих приездов домой и встрече с родственниками, мама и высказала мне в первый раз своё беспокойство. О том, как неправильно мы с Антоном живём.

— Ни о чём не думаете, — сказала она. — У вас вечный праздник.

— Мама, но Антон работает. И со мной расставаться не хочет. Это что, плохо? Или лучше, если бы он ездил один?

— Не знаю, как лучше. Но иногда лучше меньше, да лучше.

Я нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Деньги, Лера. Деньги ещё никому счастья не принесли. Вспомни хотя бы своего отца. Что, счастлив он был? Всё хотел кусок побольше урвать. Урвал. И надорвался.

Я помолчала, раздумывая, после чего не слишком уверенно проговорила:

— Антон лучше знает, как правильно.

Мама ткнула в меня пальцем.

— У вас нет дома, вот в чём проблема.

— Есть.

— Но вас в него не тянет. Что ты сделала для того, чтобы этот дом стал вашим? Чемодан с вещами привезла?

Надо признать, что меня проняло. Приехав домой (в дом Антона), я огляделась и поняла, что мама, в сущности, права. Что я сделала в этом доме, чтобы считать его своим? Привезла из Греции статуэтку Афродиты? Она была куплена в антикварной лавке, но я подозревала, что к антиквариату сия скульптура не имеет никакого отношения, просто она мне понравилась. А в остальном, я руку ни к чему не приложила. Во-первых, не знала, стоит ли что менять, а во-вторых, не было времени.

Антон, выслушав меня, хмыкнул, а взглянул непонимающе.

— Тебя это беспокоит?

— Мы живём в гостиницах, Антон. Мама права.

— Ты не хочешь больше ездить со мной, предпочитаешь меня ждать? — На его лице расплылась улыбка. — Махать платочком на прощание и не спускать глаз с дороги?

Я присела на постель, затем потянулась к нему, пробежала пальцами по его голой ноге до края шорт.

— Нет, это слишком. Но я бы поменяла занавески и купила ковёр в гостиную, его там явно не достаёт. — Я голову к его животу склонила, прижалась щекой, а Антон положил ладонь на мой затылок.

— Делай, что хочешь. Как тебе нравится.

Я его обняла.

— Будет, чем себя занять до сентября.

Его рука оставила мои волосы в покое, погладила спину.

— А что будет в сентябре?

Я голову приподняла, чтобы Антону в лицо взглянуть. Проговорила удивлённо:

— Работа. Первое сентября, школа, я учитель. — Я даже рассмеялась. — Ассоциаций нет?

Он смотрел мне в глаза, чересчур серьёзно, затем в задумчивости хмыкнул.

— Ты собираешься работать?

Я несколько секунд раздумывала над его странным вопросом.

— Да… — Вышло неуверенно, и Антон вопрошающе брови вздёрнул. А я отчего-то разволновалась и села на кровати, одёрнула футболку, а на мужа взглянула с явным непониманием. — Антон, мы об этом не говорили.

— Разве? Я предложил тебе заняться фондом.

— Да, но… Разве не нужно согласие Марины на это?

— Вообще-то, нет. Нужно согласие акционеров. Я его обеспечу.

— Уйти из школы?

Я отвернулась, запутавшись в собственных сомнениях и раздумьях, а Антон потянулся ко мне, погладил по плечу.

— Снежинка, подумай сама, ну какая у нас с тобой жизнь будет, если ты целыми днями будешь пропадать в школе? Уходить к восьми, приходить в шесть, да ещё с ворохом тетрадей.

У меня на это был один, как мне казалось, обоснованный ответ: я понятия не имею, сколько наша с ним совместная жизнь продлится, чтобы вот так запросто отказываться от своей профессии. Но с другой стороны… с другой стороны, Антон прав. Если я начну оберегать свою будущую жизнь без него, то она, как что-то мне подсказывает, наступит куда раньше. Он будет ездить по командировкам, а я буду сидеть дома и ждать его, как он и говорил недавно, правда, смехом. И что, насколько нас с ним хватит?