— Ты приехала, — проговорил он. — Я рад.
— Мне дали понять, что выбора у меня нет, — напомнила я. Поднялась, посмотрела на него и сдержанно улыбнулась.
— Выбор есть всегда, Лера, — сказал он, приглядываясь ко мне, а своей фразой разбередив мою и без того растревоженную со вчерашнего дня душу. А Станислав Витальевич тем временем кивнул. — Но я рад, что ты приняла такое решение. Нам необходима твоя… помощь и понимание.
— Понимание, — фыркнула Лена, когда господин директор из учительской вышел. — Слышала, ему необходимо твоё понимание.
Я на подругу взглянула со значением.
— Знаешь, моего понимания сейчас хватает только на собственные проблемы. А Станислав Витальевич из этого круга выпал.
— Ну и правильно.
Я улыбнулась. Потом села за свой стол — всё ещё мой или уже чужой? — придвинула к себе методички, но уже через минуту мне это наскучило, и я вздохнула. Посмотрела на Лену, которая сидела за соседним столом и что-то сосредоточенно писала в блокноте. А я работать не хотела. Я хотела домой, готовить мужу ужин. С ума сойти.
Конечно же, я не выдержала и позвонила ему. Как бы не отмахивалась, а просто отбросить мысль о том, что он уехал вместе с Алисой, не могла. И дело не в том, что опасалась чего-то, не могла даже допустить мысль, что у Антона может с ней что-то быть, моей фантазии на это не хватало, наверное, как раз из-за поведения Алисы, её детской непосредственности, которой младшая сестра сама за собой не чувствовала. Но в то же время знала, что Алиса может пойти на многое ради своей цели, а в данный момент ей нужен был не только мой муж, но ещё и его деньги, а это уже серьёзно.
Я позвонила раз, потом второй. Телефон у Антона не отзывался, точнее, отзывался, но противным механическим голосом. И это злило. Через час мне стало вовсе не до работы, я уже со счёта сбилась, сколько раз я набрала его номер. А он был отключён! А помнится, что только позавчера Антон обещал мне этого больше не делать.
— Я еду домой, — сообщила я через час. Отодвинула от себя методички, захлопнула блокнот и сунула его в ящик стола.
Лена обернулась на меня, посмотрела удивлённо.
— Что случилось?
Я лишь головой качнула.
— Мне нужно домой. Ты… прикроешь меня?
— Конечно. Беги.
И я именно побежала. Бегом, не оглядываясь, из школы. Разве раньше я могла себе такое представить?
Вместо того, чтобы поехать домой, свернула на шоссе и направилась в «Чёртово колесо». Ни разу ещё не бывала там одна, только в сопровождении Антона, а тут просто гнало что-то, как вчера на кладбище. И ощущение похожее: спешу к неприятностям.
— Антон Александрович здесь? — спросила я девушек на стойке информации.
На меня посмотрели с лёгким недоумением, оглядели с интересом и переглянулись между собой. А я стукнула ладонью по полированной поверхности стойки, привлекая их внимание.
— Девушки, мой муж здесь?
Они обе открыли рот и так замерли на пару секунд, затем так же дружно улыбнулись.
— Нет.
— Да.
Снова переглянулись, на этот раз с претензией друг к другу. Я же заинтересованно вздёрнула брови, ожидая точной информации.
— Он был здесь.
— Мы не знаем, уехал или нет.
— Понятно. — Я оглядела холл гостиницы, не зная, что предпринять. Девушки смотрели на меня с одинаковым беспристрастием. Одна блондинка, другая брюнетка, и на двоих абсолютно одинаковое выражение лица и степень услужливости на нём. Тут поневоле взбесишься.
От стойки я отошла и направилась к лифту. Решила проверить, нет ли Антона в его номере, который он, непонятно почему, именовал кабинетом. У них с моим отцом на двоих была эта странная забава. Завести себе по номеру «люкс» с огромными кроватями, поставить в соседней комнате письменный стол, и назвать это рабочей атмосферой.
Конечно, в кабинете я его не застала. Постояла перед запертой дверью, покрутила ручку, и мысленно плюнула с досады. Потом вспомнила, что у меня есть ключ от кабинета отца, которым я ещё ни разу не воспользовалась. Да и сейчас особого желания не имела, на душе как-то тоскливо стало, как только я оказалась перед дверью, но и просто уйти, уехать из «Колеса», так сказать, не солоно хлебавши, показалось унижением. Бегаю за мужем, который отключает телефон и всеми силами демонстрирует свою занятость, которому не до жены.
Открыла дверь, распахнула её, и немного помедлила на пороге. Ещё не вошла, а уже оглядывала комнату. За углом по коридору послышались чьи-то шаги, и я всё-таки вошла, захлопнула за собой дверь. На меня навалилась тишина и пустота, напомнившая мне кладбищенскую. Картины со стен смотрели на меня, вещи на полках шкафах будто манили, приковывая мой взгляд, а из-за закрытых окон и выключенного кондиционера воздух казался спёртым. Я прошла мимо письменного стола, распахнула балконную дверь и сделала несколько глубоких вдохов. А после некоторого внутреннего сопротивления вернулась к столу и села в кресло. Стол был в идеальном порядке. Что даже странно. Дышать в номере было нечем, а вот на столе ни пылинки. Я рукой по полированной поверхности провела, потом пробежала глазами по тексту документа, что лежал прямо посередине. Оказалось, что и не документ вовсе, а список дел на неделю вперёд. Неделю, которая давным-давно прошла, и без него.
Ступор прошёл, и следующие минуты я занималась тем, что выдвигала ящики стола, изучая содержимое. Ничего интересного, никакой документации, видимо, всё важное забрали после смерти отца. Остались какие-то мелочи, канцелярские принадлежности, едва начатая записная книжка и переполненная визитница, записки и несколько мятных леденцов. Ими и пахло, стоило открыть любой ящик, и всё это казалось невероятно печальным. На дне одного из ящиков я нашла потрёпанный конверт с фотографиями. Отец, Марина и Алиса, на каком-то мероприятии. В отпуске. На природе, Алиса ещё совсем маленькая, от силы лет восемь. Все кажутся счастливыми и весёлыми, и даже Марина улыбается, обнимая мужа. Красивая, молодая женщина, прильнувшая к своему мужу. Судя по фотографии, с тех времён прошло лет пятнадцать, а Марина совсем не изменилась, правда. Разница лишь в её взгляде, который теперь стал непреклонным. А вот возраст на ней совсем не отразился. Почти, если только самую малость. Интересно, что же отца не устроило в красивой молодой жене? Что их рассорило и изменило? Деньги? Он много работал, слишком много зарабатывал, и деньгами пытался компенсировать жене и дочери недостаток внимания?
Я фотографии на столе разложила, благо он большой был, смотрела на них, потом отодвинула от себя. Чувство было такое, что я подглядываю за чужой жизнью. Каждый раз, как я оказываюсь рядом с семьёй отца, у меня возникает такое чувство. Я лишняя, и всё порчу. Наверное, он это понимал, поэтому мы не встретились ни разу за двадцать лет.
Антон бы сейчас сказал: опять самобичевание.
Я покаянно опустила голову, затем достала телефон и снова набрала номер мужа. В сотый раз за последние пару часов. Самой не по себе за подобную навязчивость, но что делать? Он не ответил, и я разозлилась. На стол навалилась, закрыла глаза, чтобы не видеть снимков, а когда открыла их, между стопкой журналов, пресс-папье и непонятной мраморной чаши с песком непонятного назначения, я увидела мобильный телефон, подозрительно похожий на телефон Антона. Он был большой, но плоский, и на краю стола я его не сразу приметила. Дотянулась рукой, покрутила, рассматривая, потом поняла, что тот выключен, и нажала на кнопку, ожидая отклика экрана. Это точно был телефон моего мужа. Вот и моя фотография на экране, я в бикини в волнах Средиземного моря. Приятно, но что телефон Антона делает в кабинете моего отца, совсем непонятно. А я звоню… Кстати, стереть напрочь все мои двадцать четыре пропущенных вызова. Зачем Антону об этом знать?
Вот только проблема: телефон оказался запаролен. Что за бред, вообще? Я поводила пальцем по экрану, разозлилась и сунула телефон в сумку. Боже мой, мой муж самый скрытный человек на свете!
Дома Антон появился к ужину, нисколько не опоздал, и, наверное, это нужно было оценить по достоинству, к тому же, он с цветами явился. С большим букетом пионов. А я вместо того, чтобы порадоваться, продемонстрировала ему свою находку.
— Я нашла твой телефон.
— Правда? Дома?
— Нет, в кабинете отца.
Антон замер передо мной с букетом, осмысливая. Я ещё подумала, что в этот момент нужно было его сфотографировать, выглядел он вполне торжественно, портило впечатление выражение лица — озадаченное.