Екатерина Риз - Зефир в шоколаде

— Ты спятила, — уверенно заявила Лена, когда я сообщила ей о решении развестись.

Я потёрла лоб, глянула через плечо на других педагогов, которые совсем неподалёку от нас обсуждали новый учебный план. Я ещё позавидовала им: работа их занимает, как и меня когда-то, а сейчас у меня сплошь семейная драма.

— Он мне врёт, Лена. Каждый день.

— И как ты это поняла?

— Очень просто. Поймала… и поняла. — Я зажмурилась на секунду, затем рукой махнула, отказываясь продолжать этот разговор. — Не хочу сейчас об этом.

Лена спорить не стала, но вздохнула и подбородок рукой подпёрла, уставившись на меня.

— Только дура разведётся с таким, как Антон.

Я решила изумиться её словам, по крайней мере, попытку предприняла.

— Правда?

— Да. Что ты, перевоспитать его не можешь? Ну… хоть что-нибудь сделай. Припугни, в конце концов. Этим самым разводом. Но не разводись!

Я на подругу посмотрела в упор.

— Лена, а ты уверена, что он испугается?

— Конечно, — удивилась она. — Он смотрит на тебя, как кот на сметану, разве что облизываться откровенно перестал после свадьбы.

Я головой покачала.

— Это не любовь.

Мамонтова лишь фыркнула.

— Перестань. Не любовь… Как-то ты слишком быстро заелась, милая моя. Мужик её на руках носит, подарками задаривает, не слезает с неё, смотрит так, что у других баб вокруг тоска в душе просыпается, а она: не любовь!

— Не любовь, — упорствовала я. Захлопнула классный журнал и поднялась. А для Лены повторила, как мне самой казалось, весьма выразительно: — Не верю я ему. Вот что хочешь со мной делай.

Та на спинку стула откинулась, руки на груди сложила, и недовольно проговорила:

— Я, вообще, мужикам не верю, ни одному, а вот живу как-то. — Взглядом меня посверлила, после чего нос наморщила. — Обидно просто. Так всё хорошо начиналось.

Да уж, хорошо. С фиктивного брака и устных договорённостей. Но кто об этом знает? Я все три месяца старалась об этом не думать и даже забыть, а когда вспомнила, выяснилось, что теперь у Антона проявилась резкая форма амнезии. Он требует жену домой и стучит кулаками по столу. Правда, не поясняет, для чего я ему нужна дома. Для порядка и чужого успокоения, или всё-таки ему самому.

Кстати, со вчерашнего утра он мне больше не звонил.

И я боюсь думать о том, что это означает, и где он провёл сегодняшнюю ночь. Предполагаю, что в «Кольце», вряд ли ошибаюсь, но вот с кем и в каком настроении?..

Со стуком положила на свой стол журнал и учебники, сделала глубокий вдох, повернулась к ученикам и хорошо поставленным голосом произнесла:

— Звонок прозвенел, все рассаживаемся и слушаем меня.

Выражение лица у меня было, видимо, под стать творившемуся ужасу в моей душе, потому что дети беспрекословно подчинились, да и вообще, я замечала, как на меня окружающие смотрят. Настороженно, а говорят, явно аккуратно подбирая слова. Я некстати вспомнила, как моя бывшая одноклассница разводилась год назад, на неё смотрели также, включая меня. Мы жили в соседних подъездах, и история её неудачного замужества, волей не волей, стала достоянием всех соседей, и все Алёнку жалели и ей сочувствовали, не задумываясь о том, как её это зримое сочувствие наверняка раздражает.

Вот и меня раздражало, но демонстрировать это было нельзя. Нельзя терять лицо, да и не со всеми можно обсуждать проблемы, и уж точно не всех расстраивать деталями. Например, родителей. Мою маму, и маму Антона. Та, кстати, позвонила сама, и мне оставалось только гадать, как выпытала у сына о его семейных трудностях. Не верилось мне, что муж сам позвонил, чтобы маме пожаловаться. Скорее уж, хранил бы тайну до последнего, считая это личным оскорблением, от меня ему. Ведь как можно было, уйти от Антона Бароева через каких-то три месяца после свадьбы? Как от него, вообще, можно уйти? От такого прекрасного, такого делового, такого неотразимого…

Все эти мысли крутились в моей голове, пока я слушала Зою Павловну, как она сокрушаясь, но в то же время, стараясь быть осторожной в выражениях, пыталась прояснить непростую для нас с Антоном ситуацию. А мне, кроме того, что он мне врёт, нагло и бесцеремонно, сказать было нечего.

— Как же так, Лера? Вы такими счастливыми выглядели. Совсем недавно приезжали.

— Я знаю, Зоя Павловна. Я и чувствовала себя счастливой. — Я отошла к окну, выровняла горшки с геранью на подоконнике, а сама смотрела во двор школы. Дети расходились по домам после окончания последнего урока, в коридорах становилось тихо, зато у меня в голове колокол бил от каждого слова свекрови. Зоя Павловна ни в коем случае не скандалила, не учила меня жизни и даже не настаивала на немедленном примирении с её сыном, она лишь сожалела, и от этого мне ещё больше плакать хотелось. Со вчерашнего дня не ревела, запретила себе, и стойко держалась, а вот услышав голос свекрови, комок в горле встал.

Зоя Павловна вздохнула.

— Антошка, поросёнок… А мы приехали вчера с Аликом, сюрприз вам сделать хотели, и вот, сами сюрприз получили. Лера, неужели всё серьёзно?

Я, не скрываясь, носом шмыгнула, развернулась и присела на край подоконника.

— Он постоянно мне врёт. Постоянно. Всё это бизнес его… будь он неладен. Я не знаю, как с этим бороться. Притворяться, что не замечаю?

— Нет, конечно, это не решение проблемы.

— Вот и я так думаю. А Антон слышать ничего не хочет. Говорит: потерпи, я всё решу, скоро всё закончится. А что закончится, Зоя Павловна? Бизнес его закончится? Я очень сомневаюсь.

— Ты хочешь развестись?

Я далеко не сразу нашлась, что ответить. Молчала, губу кусала, и моё молчание было красноречивее слов, и свекровь, кажется, порадовало. И она даже попросила:

— Не надо торопиться, Лера. Вам нужно поговорить, всё хорошенько обдумать. — И добавила с намёком: — Антоша сам не свой. Он тебя любит.

Я лишь зажмурилась после этих слов. Казалось жуткой несправедливостью, что о любви ко мне мужа говорят все, кроме него самого. Когда эти слова не несли определённого смысла и обязательств, Антон произносил их с лёгкостью, а вот в последнее время запинаться начал.

— Ты не переживай, — продолжила свекровь с проснувшимся воодушевлением. — Я сегодня с ним поговорю… мы с отцом поговорим, Алик ему мозги на место поставит. Вот увидишь, Антон уже завтра будет умолять тебя вернуться.

Я хотела сказать, что он и без того, если не умолял, то настаивал, но убивать в свекрови надежду на благополучный исход не стала. Простились мы тепло, но душевного спокойствия мне это не прибавило. Я посверлила взглядом телефон, призадумавшись о том, почему бы Антону мне прямо сейчас не позвонить. Мне было интересно, как он вчера вечером родителей встретил, и что всё-таки им сказал… о моём отсутствии. Даже представила, как каменело лицо Алика Тимуровича, когда он старшего сына выслушивал, и как ахнула Зоя Павловна. Моя мама вот тоже ахнула, и расстроилась вполне искренне, не смотря на то, что ещё совсем недавно откровенно намекала мне, что с моей семейной жизнью что-то не так. А вот вчера узнала о том, что я от Антона ушла, и расстроилась. Попыталась разузнать, насколько всё плохо, и опять же, не поторопилась ли я. Если все продолжат меня об этом спрашивать, я и правда, решу, что поторопилась, и стану переживать ещё больше.

И Антон не звонит!

Со Станиславом Витальевичем я столкнулась в коридоре. Я направилась в учительскую мимо его кабинета, а он вышел, меня увидел, и в первый момент, кажется, не на шутку растерялся. Но быстро сориентировался и догнал меня в два шага.

— Лера, как дела?

Я обстоятельно кивнула.

— Хорошо. Сегодня просмотрела новый учебник, ты просил.

— Да, в мае.

Оправдания у меня подходящего не было, поэтому я промолчала. А потом остановилась и повернулась к нему. Стас едва не налетел на меня, но тут же поспешно отступил, а вот взглянул с недоумением.

— Стас, у меня есть к тебе разговор.

— Серьёзный?

— Да. Ты решишь, что я абсолютно ненадёжный человек, и моему мнению и решениям доверять нельзя, но я всё-таки спрошу…

— Прозвучало очень серьёзно. — Станислав Витальевич голову чуть склонил, улыбнулся, а стёкла его очков блеснули. Всё вместе это выглядело впечатляюще.

— И это на самом деле серьёзно, — не стала я с ним спорить. А интересующий меня вопрос решила задать в лоб. — Ты замену мне нашёл?