— Давай картошку, — скомандовал Никита — а то нам с Егоркой армейская каша надоела. Дома и картошка слаще городских конфет.
Мать быстро ставила на стол нехитрую снедь. Обжигаясь горячей картошкой, Никита перекидывал ее с руки на руку, весело поглядывая на друга.
— Что-то ты, дружище, невеселый? Заботы одолели? Мать, а там нету у тебя «колыванихиной»? — переключился он на хозяйку. — Вон Егор не отказался бы от рюмашки.
— Сынок, да Бог с тобой, c утра… — укорила его мать.
— Пошутил я, — усмехнулся Никита.
— Да и то сказать, — встрял и отец, — делов вон невпроворот, не до выпивки.
Никита и Егор, переглянувшись, улыбнулись: отец долго теперь будет перечислять дела, которые, если и можно переделать, так не иначе, как за год. Настроение у Егора приподнялось: хоть здесь не заставляют жениться. Остывшая картошка уже не так обжигала ладони, капуста, заправленная каплей постного масла, весело хрустела на зубах.
— Вот и говорю вам, — продолжал отец, — волков постреляли бы. Вон у Сидоркиных солому на катухе разрыли, да овец порезали. Утром пришел Николай скотину убирать, а они, сердешные, лежат холодные уже. Всех и утащить не смогли. Вы вечером не к Августине шли бы, а затаились бы в стоге сена, глядишь, и попугали бы серых.
После завтрака Егор и Никита курили на улице самосад, весело беседуя о своих секретах.
— А давай посидим в засаде вечерком. Поохотимся, — предложил Никита. — Бердан у нас есть. Пуганем волков, может и поотстанут, а то сладу нету с ними.
Егору не хотелось мерзнуть в ожидании волков. Тянуло на хутор, к Даше. Недавно зародившееся чувство не давало покоя, занимало все мысли. Утренний разговор с отцом отодвинулся вглубь сознания: ведь он не мальчишка, чтобы подчиняться безропотно, Егор сможет постоять за себя. Если не удастся переубедить отца — уйдет из дома, пойдет батрачить. Но от Даши не откажется. Посидеть c другом в засаде он все-таки согласился. Все легче, чем слушать рассуждения отца о выгоде женитьбы на Параньке, да видеть мать, украдкой вытирающую слезы. Она, не согласная с мужем, перечить ему боялась, а сына было жалко. Егор понимал, что дома спокойствия теперь не видать.
— Давай вечерком у Дятловых в соломе посидим, — предложил Никита.
— Почему у них?
— Эх, охотник! — Никита недовольно посмотрел на друга, — волки, они ушлые, в одно место два раза не полезут. А Дятловы на другом конце живут. Вот и прикинь, куда серые пойдут.
Егор озадаченно посмотрел на друга:
— Думаешь, ты умней их?
— Ты поговори, поговори! — Никита толкнул друга в плечо, — вот добуду волчью шкуру! Разговоров на посиделках будет! — он мечтательно улыбался.
Молва, что сорная трава — появляется, где хочет, и ничего с ней нельзя поделать. Живет себе сколько хочет, то затихая, то разрастаясь. А главное — нельзя от нее нигде укрыться. Не зря говорят, что стоит чихнуть на одном конце деревни, на другом здоровья желают. Егор и Даша пытались скрыть свою зарождающуюся любовь от любопытных глаз. Но их отсутствие на посиделках было отмечено всем молодым обществом деревни. На хуторе тоже глаза есть. И вот уже около колодца кумушки перетирают очередные молодые косточки.
— Ну надо же, — удивлялась Любка Поставничева, вездесущая молодка, пересказывая свежую новость, — Егор под утро с хутора пришел. Видел его дед Демьян, вот не стоять мне на этом месте, — бойко стрекотала она. Женщины, пришедшие за водой, окружили ее, всем была интересна свежая новость. От кого мог Егор возвращаться?
— Ошибся, может, дед? На хуторе под его возраст никого и нет. Там замужние все, — сомневалась немолодая Верка Павлова.
— Как же нету? — догадалась Таисия, — а у Даниловых девка. Помоложе его, конечно, но пары лучше не найти, они друг другу подходят.
— И то, бабы, — с завистью в голосе перебила ее засидевшаяся в девках Фекла, — Дашка вон красавица какая, ей в нашей деревне женихов под стать нету, окромя Егора.
Бабы единогласно согласились с ее мнением: да, словно созданы друг для друга. Уж такие пригожие оба!
Сплетня эта, зародившись, понеслась гулять по деревне. Никакие силы не могли теперь остановить ее. В сознании деревенских жителей эта пара была одобрена и теперь была неразлучной.
— Видимо, свадьбу ожидать к масленице, — говорили в деревне. А какие могут быть препятствия, если их Господь друг для друга создал? Может Катерина и будет ухватами греметь недовольная, дак разве Мишка пойдет против дочери? А уж Аграфена с Дмитрием только рады будут породниться с хуторскими. Дашка в дом придет не с пустыми руками. В деревне быстро решили судьбу молодых людей.
Никита и Егор лежали, закопавшись в солому, в ожидании волчьей стаи. В том, что животных режет стая, они не сомневались. Разве можно так нагло уложить с десяток овец? Прошло уже порядочно времени, начали мерзнуть руки и ноги, а волки не появлялись.
— Видимо, на хутор подались, — решил неугомонный Никита. Ему наскучило бесполезное сидение в засаде. Он перевернулся и попытался сесть. Глаза его сразу заметили на крыше сарая здорового волка. Тот успел разрыть в соломе на крыше сарая небольшую дыру и теперь, опустив морду, принюхивался к запаху, доносившемуся из сарая, не опасаясь, что может быть застигнут. Ненаказанный за прежние дерзкие нападения на сараи, он и здесь ожидал легкой добычи. Никита замер, боясь спугнуть зверя. Безветренная ночь давала некоторое преимущество охотникам. Одинокий волк не мог уловить запах человека. Никита схватил бердан и прицелился. Его движение долетело до чуткого волчьего уха. Никита, наконец, нажал на курок. В это мгновение волк темной тенью метнулся вниз. Выстрел гулким эхом пронесся по степи. Вслед прогремел второй, послышалось громкое ругательство. Еще несколько выстрелов раздались вслед ускользнувшему хищнику. Но тот словно провалился в кромешной тьме. Друзья не видели его убегающим. На свежем снегу не осталось следов. Никита распекал своего друга: ладно я повернулся, а ты как пропустил его? Куда он с крыши сиганул? Егор растерянно молчал, он тоже не мог объяснить появление серого, а уж тем более его внезапного исчезновения.
— Не иначе проделки Агафьи, — решил Никита, — про нее все говорят, что она колдунья.
— Да брось ты, что она в волчицу обернулась что ли? — усомнился Егор.
— А ты не заметил? Там волчица стояла на катухе, — не унимался Никита, — Агафье раз плюнуть, хоть в кошку, хоть в волка обернется. Ты, прямо, как новорожденный, не слыхал про нее, — возмущался Никита.
Егор с детства помнил рассказы о тетке Агафье. И, как все деревенские жители, он верил и не верил в колдовские ее способности. С одной стороны — раз говорят, значит знают про нее, но ведь за руку не поймал никто?
И все же, вылезая из соломы, он не мог не задеть друга:
— Вот на посиделках разговору будет! — улыбнулся Егор, — такую шкуру упустили!
— Из-за тебя все! — не сдавался Никита.
Напрасно Даша выходила за околицу в ожидании Егора. Тот, не особенно огорченный неудачной охотой, укладывался на печку. Идти на хутор было поздно, завтра он все объяснит Даше и они вместе посмеются над незадачливыми охотниками. Даша, лежа на узкой девичьей кровати, придумывала причины, по которым он не смог прийти. Так и не придумав ничего, что могло бы оправдать Егора, она забылась тревожным сном.
Бабка Авдотья возвращалась от сына Петра, куда ушла еще вчерашним вечером. Скоро праздник, надо навести в доме сына порядок женской рукой. С Лизки что возьмешь? Кругом пыль, да нестираное белье. Бабка весь вечер стирала в хате сына, просить об этом сноху Катерину или внучку она не стала. Сама еще в состоянии помочь сыну. Катерина и так хмурится, стоит только заговорить о Петре. Авдотья была довольна. Перестирала, прибралась, полы вымыла так, что блестят. Теперь не стыдно будет Петру, если кто христославить забежит. Она дошла почти до калитки, когда окликнула ее Мария, мать Харитона, видимо только пришедшая из деревни.
— Авдотья Алексеевна, доброго здоровья, откуда спозаранку?
— У Петра ночевала. Доброго и тебе здоровьица, — поздоровалась бабка Авдотья. — Заботы у нас с тобой похожие. Тоже пришла помочь Харитону?
— А как же, надо детишек искупать. В хате тоже прибраться. Мужик, он и есть мужик, сам и щей не сварит. А детишкам горячего надо. Я было прихворнула, а нынче оклемалась вот немного, приковыляла. Никак не уговорю его жениться. За детьми догляд был бы, — вздыхала Мария. Но другая мысль, вдруг пришедшая на ум, заставила ее хитро улыбнуться.