— А вы к свадьбе не готовитесь еще?
— О чем ты? Кого нам женить? Ребята не доросли еще, — удивилась бабка.
— Алексеевна, неуж не знаешь? Дашка ваша с Егором гуляет. Вся деревня говорит. Ой, так до хутора пока дойдет, — подмигнула Мария, — Побегу я, вон внуки окно облепили, ждут, — заспешила соседка.
— Иди-иди, — поджала губы бабка Авдотья. В избу она вошла, не поздоровавшись. Молча раздевалась у порога. Стряпавшей у стола Катерине и сидевшему у печи деду Василию стало ясно: поругалась бабка с сыном. Должна была теперь бабка влезть на печь, да и просидеть там молча целый день. Никакие уговоры невестки, или мужа не могли заставить бабку слезть с печи даже пообедать. Никто первым не решился с ней заговорить. Как говорил в таких случаях дед Василий: перегорит, зола будет. Позже сама Авдотья расскажет, чем не угодил старший сын.
Но сегодня вопреки ожиданию, бабка Авдотья уселась на сундук около двери и не произнеся ни слова уставилась в пространство перед собой. Зная ее строптивый норов, дед кряхтя подкидывал в печь поленца и искоса поглядывал на благоверную. Однако долго молчать бабка не смогла, ее так и распирало от принесенной новости. С улицы вошли Михаил и старший внук Лука, управлявшие скотину.
— Зорька вот-вот отелиться должна, пить не стала, — сообщил ничего не подозревавший Михаил.
— Рано вроде, — в сомнении произнес дед Василий, — да и морозы вон какие, не ровен час, замерзнет телок. Смотреть надо. Ночью по очереди ходить будем.
Бабка, не выдержав невнимания со стороны родни, недовольно фыркнула: полон дом людей, а уследить не может никто. Вступить с ней в препирательство решился только дед. Решив, что жена достаточно перегорела и теперь можно выведать причину недовольства, он спокойно произнес:
— Как же уследишь? Стоять возле нее, что ли? По очереди и будем наведываться в сарай.
Из боковушки вышла заспанная Даша, c печки выглядывали младшие братья. Всем было интересно ежегодное рождение теленка. Его заворачивали в старый тулуп и приносили в хату, иначе он мог бы замерзнуть в сарае. Каждый год корова приносила приплод, и каждый год с нетерпением вся семья ожидала его. Беспомощность новорожденного приводила в восторг детей. Все вместе они учили его пить молозиво, поочередно окуная упрямую голову в ведерко. Вот и теперь они прислушивались к разговору взрослых. Скоро будет новая потеха. Но бабка, решив, что обделена вниманием, не выдержала:
— Только о хозяйстве и думаете, о детях подумали бы!
Домочадцы удивленно переглянулись: не иначе от Лизки безумием заразилась. Дети все дома, здоровы, слава Богу. Но бабка не унималась:
— Ты вот, Катерина, все соринки на полу ищешь, на дочь бы внимание обратила. Выросла она, жених вон объявился у нее, а вы со своей коровой, — укорила бабка сноху и сына. Все взоры обратились к Даше, заставив ее покраснеть.
— И кто же? — Катерина строго смотрела на дочь, требуя немедленного ответа. Братья примолкли, могло достаться и им. Не доглядели единственную сестру. Мать могла решить, что им незачем ходить в деревню, если сестра не нуждается в опеке. Лука и Иван переглянулись в недоумении: кому, как не им, знать об ухажере? Дашка, оказывается, скрытная какая! Катерина покраснела от негодования, дочь не сказала ничего о парне! Михаил в растерянности смотрел на дочь — выросла, женихается уже.
Даша готова была разрыдаться под строгими взглядами. Ну почему надо отчитываться перед всеми? Вон подружка Глашка начала встречаться с парнем, так родители души в нем не чают. И никто не сказал ничего поперек. Всегда это было, повстречаются, потом поженятся. Ну почему ей, Даше, надо объяснять, кто ее избранник. Почему в семье считают, что без ихнего общего одобрения она не может встречаться с парнем? Бабка Авдотья и сама могла бы рассказать о нем. Несомненно, знает все подробности. Вон как многозначительно молчала. И не надо было бы вот так стоять перед всей семьей. Даша, сдерживая слезы, подняла глаза:
— Егор это. Словно вас никогда парни не провожали, — она посмотрела на мать. От отчаяния она готова была наговорить лишнего, такого, на что никогда раньше не решилась бы. Присмиревшие домочадцы переваривали сообщенное. Все понимали, что рано или поздно появился бы у дочери жених. Но, как-то неожиданно. Да и парень старше ее лет на пять.
Обстановку разрядил дед Василий:
— Егор парень серьезный…
Катерина тут же вскинулась:
— Так и что, что серьезный? В нищету не отдам дочь, что у них есть? Вон девки у них еще не все отданы замуж. С золовками жить, нахлебаешься попреков. Будет дочь всем угождать. Богаче жених найдется. Мало их в округе что ли?
Слезы сами потекли из глаз, сколько Даша не пыталась сдерживаться. Она вытирала их ладонью, но горькие струйки превращались в ручейки, наплывая тяжелыми каплями. Что ни говори, а судьбу ее решали именно здесь. Можно, конечно, пойти против родителей, уйти из дома. Но Даша и представить себе не могла жизни без родительского благословения. Да и как жить под косыми взглядами сельчан? О том, что можно уехать из деревни, у нее не закралось даже малейшей мысли. Михаил, тяжело вздохнув, произнес:
— Что это мы сразу накинулись на дочь? Ведь не замуж она собралась за него, в самом деле. Пусть гуляют, чем она хуже других? А там видно будет, я свою дочь принуждать не буду. За кого хочет за того и пойдет, — подытожил он. Даша бросилась на шею отцу: папка я знала, что ты за меня заступишься. Как хорошо, что ты меня понимаешь.
— Ну конечно, только он тебя и понимает, — ворчала Катерина, расставляя по местам ухваты. Она была очень недовольна мужем, поддержавшим дочь. Позволь ей встречаться с парнем, а дальше что? Родителей ни во что ставить не будут, сыновья тоже слабину почувствуют.
— Хватит вам! — не выдержал дед Василий, — на стол накрывайте. Нашли об чем переживать!
Катерина умолкла. Примолкла и бабка Авдотья. Даша кинулась к печи, достала большую жаровню с запеченной в постном масле золотистой картошкой, быстро разложила ложки, нарезала хлеб. Дед Василий прочитал молитву и, окрестив себя широким крестом, опустил ложку в жаровню. За столом воцарилась относительная тишина. Братья потихоньку толкали друг друга под столом ногами, отвлекая внимание от самой зажаренной картофелины. Санька, объевшись, расстегнул пуговицу на штанах, в ожидании киселя. Наконец и кисель был выпит под всеобщее молчание. Дед отложил ложку в сторону. Это был знак для нетерпеливо ожидающего Саньки. Он вскочил, чтобы продолжить дрессировать кота. Штаны чуть не свалились с него. Бабка Авдотья, глядя на него, покачала головой: «и-и-х! Терентий богатый залез на небеса, ширинка разорвата, виднеется колбаса!» В отличии от набожного мужа, бабка, имела веселый нрав и позволяла себе иногда вольности.
Дед строго взглянул на жену:
— Авдотья!!!..При детях!
Катерина, догадавшись о чем говорит свекровь, окликнула Саньку:
— Поди ко мне!
Санька недовольно вернулся. Катерина застегнула пуговицу:
— Вечно ты спешишь!
Лука не мог сдержать улыбки:
— Эх, Санек, говорили тебе — потеряешь!
— Чего тогда делать будешь? — улыбнулся и Иван.
— Мамань! — завопил Санька, — опять они надсмехаются!
— Лихоманка вас забери, — замахнулась Катерина на сидящего рядом Ивана. Тот нехотя увернулся от тяжелой материнской руки. Даша вздохнула свободнее. Негласно семья признала Егора. Оставалось выяснить, по какой причине он не пришел вчера вечером?
Постепенно Даша придумала множество оправданий для Егора. И наконец решила: не пришел вчера, придет сегодня. Она была уверенна в этом. Вечером он все объяснит, видно была на то веская причина, не мог он не прийти. День пролетал незаметно, Даша молниеносно выполняла бесконечные распоряжения матери. А та все сыпала и сыпала указания и приказания, словно придумывала их целую неделю. Даша и сама понимала; к празднику ожидались в гости материны сестры со своими семействами. И конечно, ей хотелось, чтобы все блестело и сияло. В бесконечной суете Даша все таки выбрала время забежать к соседям. Она беспокоилась о детях. Но обнаружив там Харитонову мать, застеснявшись, встала у порога:
— Тетка Мария, я только проведать Анютку с Ваняткой хотела.
— Они на улицу пошли. С бугра катаются, — устало ответила Мария, отскребавшая пригоревший чугунок, — Все закопченное, — жаловалась она. — Хозяйку надо Харитону.