Энни не знала, что сердце Джека терзают весьма сходные чувства. Он видел, с каким обожанием смотрит на его невесту Манипу, и мечтал только об одном: скорей уехать из маорийской деревни в город, забрав Энни. Он не доверял вождю и боялся, что тот придумает какую-нибудь каверзу, чтобы не отпустить его любимую. С одной стороны, Джек знал, что Манипу благородный и прямой мужчина, с другой стороны, там, где в дело вмешалась любовь, от человека можно ожидать чего угодно. Особенно, если этот человек обладает неограниченной властью в своем племени.
Джек, нервничал всякий раз, когда Манипу подходил к Энни, сгорал от ревности, вспоминая, сколько времени его девушка провела наедине с вождем. Он знал, что маориец страстный и нетерпеливый мужчина, поэтому воображение, рисовало Джеку ужасный разврат, в котором Энни и Манипу были главными героями. Он никогда не спрашивал невесту о том, что происходило между ней и вождем, понимая, что у нее не было выбора, но жестоко мучился, думая об этом. Джек надеялся, что, когда они с Энни поженятся, эти мучительные картины поблекнут, станут прошлым, которое не властно над их браком. До этих пор ему оставалось ждать, ревниво охраняя свою возлюбленную, пока Манипу разрешит уехать из деревни. А тот, как нарочно, изобретал все новые предлоги, чтобы задержать их отъезд. Сегодня этот праздник, завтра он пригласил их с Патриком на охоту, причем в такой форме, что отказать, не оскорбив маорийца, было невозможно. Если Джек срочно не придумает какую-нибудь серьезную причину их скорого отъезда, их визит грозит привести к печальным результатам.
Возможно, Манипу только для вида согласился отпустить Энни, чтобы завоевать ее симпатию и доверие. Находиться в деревне сейчас — все равно что сидеть на пороховой бочке с зажженным фитилем.
Манипу увидел приближающихся к общему костру Джека и Энни, и в сердце его зажегся черный огонь ненависти. Как этот бледнолицый смеет так использовать его гостеприимство! На лице у Энни, как в книге, было написано, что сейчас она занималась любовью. Как он может, даже не женившись на девушке, обладать ею прямо у него, Манипу, под носом! Неужели он думает, что имеет дело с кроткой овечкой, которая идет туда, куда ее поведут? Нет, вождь маорийцев — это сильный свирепый медведь, и кажется, он придумал способ, чтобы доказать это Джеку.
Громко хлопнув в ладоши, вождь крикнул, обращаясь к своему народу:
— Кто из вас хочет показать свою воинскую доблесть нашим белым гостям?
— Три самых лучших воина шагнули из темноты в круг, освещаемый костром. Каждый из них был исполинского роста и отличался свирепостью в бою. Джек понял, что забава грозит кончиться смертью одного из участников, и попробовал вывернуться:
— Благодарю, вождь, но я уже видел твоих воинов в бою: они сильны, как барсы, и бесстрашны, как медведи!
Манипу понял уловку Джека и, подняв брови, невозмутимо ответил:
— Ты видел их в бою с англичанами, но у тебя не было случая убедиться в этом лично! Может быть, ты боишься ранить кого-нибудь? Не опасайся, бой будет на шестах с закругленным концом, это безопасно!
Энни не понимала, что говорит вождь, так как он говорил по-новозеландски, но поняла, что дело плохо по встревоженному лицу Джека.
Джек чувствовал, что избежать драки не удастся, тем более что туземцы очень любили такие забавы и сейчас собирались в кучки, делая ставки на того или другого участника. Это было очень опасно, так как Джек, который не раз был зрителем таких сражений, видел, что иногда бойца уносят с арены без глаза, с переломанным носом, а иногда и с пробитым горлом.
Туземцы владели техникой боя с шестами виртуозно, чего он не мог сказать о себе, ни тем более о Патрике. Между тем отказаться было невозможно, но надо было выгородить хотя бы Патрика, который был хорошим охотником, но никогда не участвовал в боях. Поэтому Джек крикнул в ответ:
— Мой друг очень миролюбив, и он никогда даже не видел боев с шестами, поэтому участвовать в драке буду только я!
Манипу довольно улыбнулся. Он рассчитывал на такой ответ Джека, так как ему вовсе не хотелось калечить брата своей невесты и настраивать ее против себя. Пусть она просто увидит, как неловок ее жених в бою, а может быть, его ранят, и таким образом задержатся и Энни, и Олава, и Патрик.
Джек тоже вышел на освещенный круг. Он снял рубашку и его смуглый, точно вылепленный из мышц торс блестел при свете костра. Он взял шест и замер, точно статуя в ожидании первого противника. Его соперник был огромен, как Голиаф. Широкоскулое лицо с большим приплюснутым носом и круглыми, точно разваренными, губами дышало свирепостью, бугры мышц поражали своими размерами.
Энни побледнела как полотно, когда поняла, что сейчас произойдет. Она кинулась к Манипу, чтобы уговорить его отменить драку, но ее перехватила рука Олавы.
— Не вздумай мешать, — гневно проговорила она. — Ты опозоришь Джека. С мужчиной, который прячется за юбки своей женщины, никто в нашем племени разговаривать не станет. Он уже не будет гостем в деревне, он будет рабом.
Энни выдернула свою руку и высокомерно посмотрела на Олаву.
— Я не собиралась ничему мешать. Просто хотела подойти поближе.
С болью в сердце девушка смотрела на своего любимого, которому предстояло сейчас нелегкое испытание, в котором она ничем не может помочь. Энни мысленно молила Бога спасти ее жениха, защитить его от опасности, укрыть своей невидимой защитой. Сердце ее стучало как сумасшедшее, на лбу выступила испарина.
Соперники закружились по площадке глядя друг на друга, каждую секунду ожидая нападения противника. Со стороны могло показаться, что они исполняют какой-то странный ритуальный танец.
Джек не особенно опасался первого противника, видя, что, несмотря на свою огромную силу, он неуклюж. «Измотать его движением, закружить, утомить — вот основная моя задача, в этом бою», — решил про себя Джек. Через несколько минут туземец начал нервничать, делать резкие выпады с шестом, от которого Джек ловко уворачивался. Если бы хоть один удар пришелся по нему, то, учитывая мощь маорийца, в лучшем случае, европейцу грозила опасность переломанных костей. Наконец, наступил момент, которого ждал Джек: маориец подставил живот, подняв обе руки вверх и делая выпад в сторону Джека, который ловко увернулся и изо всей силы ткнул туземца шестом в живот. Тот сложился пополам и упал на землю, задыхаясь. Толпа восторженно взревела, приветствуя Джека. Он стоял опираясь на шест, пытаясь отдышаться, восстановить дыхание и приготовиться к следующему бою.
На этот раз противник Джека был среднего роста, и худой, казалось, что у него совсем не было жира, — так отчетливо под кожей играли сплетения мышц. У него был длинный хвост, перехваченный кожаной завязкой, и пронзительные умные черные глаза, которые, казалось, видели соперника насквозь.
«Вот сейчас все очень серьезно, — подумал Джек, разглядывая противника. — Он сильный и выносливый, а я уже устал после первого боя. Самый безобидный вариант с ним — это самому подставить плече. Конечно, я недели две не смогу управляться с рукой, но, по крайней мере, останусь жив».
На площадке снова разгорелась схватка. На Джеке не осталось ни одной сухой нитки, так вымотал его туземец бесконечными выпадами, что европеец едва успевал увернуться или отбить удар своим шестом. Бой проходил в таком бешеном темпе, что зрители совсем обезумели от восторга. Они кричали, прыгали на месте, махали руками. На этот раз симпатии толпы явно были на стороне маорийца. Только три человека всем сердцем желали победы Джеку: Энни, Олава и Патрик. Глядя на сражение, горячий ирландец, забыв об осторожности, кричал уже весьма опасные вещи, вроде: «Давай, дружище, влепи этому дикарю, чтоб он больше не поднялся!»
Патрик не видел гневно сощуренных глаз Маниду и его широко раздувающихся ноздрей. «Благодари своего Бога, бледнолицый недоумок, что ты брат Энни, а иначе я бы засунул твои слова в твою поганую глотку! Называешь нас дикарями, а сам ведешь себя в гостях столь неучтиво, что достоин смерти!» — Манипу нервничал. Он очень надеялся на второго воина, которого звали Унга-Ра, что означало по-новозеландски «Быстрый Барс». Этот боец неизменно побеждал на всех соревнованиях, а на шестах он был непревзойденный мастер, который обучал этому искусству новичков, юношей, которые вошли в тот возраст, когда им разрешали участвовать в сражениях. И вот теперь он столько времени не может поразить неопытного в боях на шестах европейца!