– Сегодня там будет очень много народу. Его читатели, его коллеги.
Сотни людей соберутся в одном месте, чтобы отпраздновать жизнь Кента Рассела.
– Это будет настоящий цирк, – простонал я. – Они будут оплакивать его, пребывая в абсолютной печали и трагично закатывая глаза в неверии. Они начнут рассказывать свои истории, делиться болью: «Только не Кент, не может быть. Благодаря этому великому человеку я занялся писательством. Только из-за него я уже пять лет не притрагивался к спиртному. Не могу поверить, что он ушел. Кент Теодор Рассел – мужчина, отец, герой. Нобелевский лауреат. Мертвец». Мир будет скорбеть.
– А ты? – спросила Джейн. – Что ты будешь делать?
– Я? – Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Я закончу свою рукопись.
– Тебе грустно, что он ушел? – спросила Джейн, потирая свой живот.
Ее вопрос на мгновение задержался у меня в голове, прежде чем я ответил:
– Нет.
Я хотел по нему скучать. Я хотел его любить. Я хотел его ненавидеть.
Я хотел его забыть.
Но я ничего не чувствовал. Мне потребовались годы, чтобы научиться ничего не чувствовать к отцу, стереть всю боль, которую он причинил мне и тем, кого я любил больше всего на свете. Единственный способ избавиться от боли – это запереть ее на замок и забыть все его дурные дела, забыть свои мечты о заботливом отце.
Заперев боль, я разучился чувствовать себя полноценным человеком.
Джейн не возражала против моей запертой души, потому что она тоже ничего не чувствовала.
– Ты ответил слишком быстро, – сказала она.
– Самый быстрый ответ всегда самый честный.
– Я скучаю по нему, – низким голосом сказала Джейн, пытаясь выразить свою боль по поводу потери моего отца. Можно сказать, что Кент Рассел стал лучшим другом миллионов благодаря своим книгам, вдохновляющим речам, искусно сконструированной личности и бренду, которые он продавал миру. Я бы тоже скучал по нему, если бы не знал, кем он был на самом деле.
– Ты скучаешь по нему, потому что никогда его не знала. Прекрати хандрить из-за человека, который не стоит твоего времени.
– Нет, – резко ответила она с болью в голосе. Ее глаза наполнились слезами – в который раз за последние несколько дней. – Не смей этого делать, Грэм. Не обесценивай мою боль. Для меня твой отец был хорошим человеком. Он был добр ко мне, когда ты был холоден, и заступался за тебя каждый раз, когда я хотела уйти, так что не надо говорить, чтобы я перестала хандрить. Ты не можешь решать, что мне чувствовать, – сказала она, и я ощутил, как все ее тело сотрясается от слез.
Я склонил голову, смущенный ее внезапной вспышкой, но затем мой взгляд упал на ее живот.
Гормональный взрыв.
– Ого, – ошеломленно пробормотал я.
Джейн резко выпрямилась.
– Что такое? – спросила она немного испуганно.
– Я думаю, у тебя просто случился эмоциональный срыв из-за смерти моего отца.
Она глубоко вздохнула и застонала.
– О боже, что со мной такое? Эти гормоны превратили меня в размазню. Я ненавижу все, что связано с беременностью. Клянусь, после этого я сделаю стерилизацию, – поднявшись, она вытерла слезы и сделала более глубокий вдох. – Ты можешь сделать мне сегодня хотя бы одно одолжение?
– Какое?
– Можешь притвориться, что тебе грустно? Если люди увидят, что ты улыбаешься на похоронах, – пойдут ненужные разговоры.
Я одарил ее преувеличенно хмурым взглядом.
Она закатила глаза.
– Хорошо, а теперь повторяй за мной: мой отец был по-настоящему любим и нам будет его очень не хватать.
– Мой отец был настоящим ублюдком, и никто не будет по нему скучать.
Она похлопала меня по груди.
– У тебя почти получилось. А теперь иди одевайся.
Ворча себе под нос, я поднялся с кресла.
– О! Ты заказывал цветы для церемонии? – крикнула Джейн.
Я стянул свою белую футболку через голову и бросил ее на пол ванной.
– Пять тысяч долларов за бесполезные растения для похорон, которые отправятся на помойку всего через несколько часов.
– Людям понравится, – сказала Джейн.
– Люди – идиоты, – ответил я, вставая под обжигающе горячую струю душа. Я изо всех сил старался придумать, какую речь произнести в честь человека, который был героем для многих, но дьяволом для меня. Я пытался откопать воспоминания о любви и заботе, о том, как я им гордился, но ничего не вышло. Ничего. Никаких настоящих чувств.
Мое сердце – которое он превратил в камень – оставалось совершенно пустым.
Глава 2
– Здесь покоится Мари Джой Палмер, дарительница любви, мира и счастья. Как жаль, что она покинула этот мир. Ее уход стал неожиданностью и принес всем невыразимую боль.
Я посмотрела на неподвижное тело Мари и вытерла шею маленьким полотенцем. Раннее утреннее солнце светило в окна, и я изо всех сил старалась перевести дыхание.
– Трагичная смерть от горячей йоги, – тяжело дыша, вздохнула Мари.
Я рассмеялась.
– Тебе придется встать, Мари. Тренеру нужно подготовиться к следующему занятию. – Я протянула руку истекающей потом сестре. – Пошли отсюда.
– Иди без меня, – театрально сказала она, размахивая невидимым флагом. – Я сдаюсь.
– Ну уж нет. – Я схватила Мари за руки и потянула на себя, несмотря на ее сопротивление. – Ты прошла курс химиотерапии, Мари. Горячая йога тебе нипочем.
– Я не понимаю, – заскулила она. – Я думала, что йога должна приносить покой и умиротворение, а не ведра пота и всклокоченные волосы.
Я ухмыльнулась, глядя на ее вьющиеся волосы, собранные в узел на макушке. Она была в ремиссии уже почти два года. С тех пор мы старались жить на всю катушку и даже открыли цветочный магазин.
Мы быстро приняли душ и вышли на улицу, где нас тут же ослепило жаркое летнее солнце.
– Какого черта мы решили приехать на велосипедах? – застонала Мари. – И как мы вообще оказались на горячей йоге в шесть часов утра?
– Потому что мы заботимся о своем здоровье и хотим быть в самой лучшей форме, – усмехнулась я. – К тому же наша машина в мастерской.
Она закатила глаза.
– Значит, теперь мы живем той жизнью, где перед работой едут в кафе на велосипеде и заказывают круассаны?
– Ага! – отозвалась я, отстегивая велосипед от шеста и запрыгивая на него.
– И под круассанами ты подразумеваешь?..
– Смузи из зеленой капусты? Да, так и есть.
Она снова застонала, но на этот раз еще громче.
– Ты нравилась мне куда больше, когда не заботилась о своем здоровье и вся твоя диета состояла из тако и конфет.
Я улыбнулась и начала крутить педали.
– Давай наперегонки!
Само собой, я первая оказалась у входа в «Зеленые мечты». Мари зашла в кафе через несколько минут и всем телом навалилась на прилавок.
– Серьезно, Люси, мне нравится обычная йога, но горячая йога? – она замолчала, сделав несколько глубоких вдохов. – Горячая йога может вернуться в ад, откуда она и пришла, и умереть долгой мучительной смертью.
К нам подошла улыбчивая девушка.
– Доброе утро, дамы! Что я могу для вас сделать?
– Текилу, пожалуйста, – сказала Мари, поднимая голову от стойки. – Можете налить ее в картонный стаканчик, если хотите. Тогда я смогу пить по дороге на работу.
Официантка растерянно уставилась на мою сестру, и я усмехнулась.
– Мы возьмем два зеленых сока из автомата и два ролла с картошкой и яйцом.
– Звучит неплохо. Какую лепешку предпочитаете: из цельной пшеницы, шпината или льняного семени? – спросила девушка.
– О, пицца с фаршированной корочкой подойдет как нельзя лучше, – ответила Мари. – С чипсами и сырным соусом.
– Из льняного семени, – засмеялась я. – Мы выбираем лепешку из льняного семени.
Когда нам принесли еду, мы заняли столик, и Мари набросилась на нее, как будто прибыла из голодного края.
– Итак, – начала она, набив щеки как бурундук. – Как поживает Ричард?
– Он в порядке, – кивнула я. – Постоянно занят, но у него все хорошо. Из-за его последней работы наша квартира выглядит так, будто по ней пронесся шторм, но он молодец. С тех пор как Ричард узнал, что через несколько месяцев у него будет выставка, он постоянно паникует и пытается поймать вдохновение. Кажется, он не спал уже несколько ночей, но для него это нормально.
– Мужчины странные, и я не могу поверить, что ты живешь с одним из них.