Когда мониторинг температуры салона, систем водоснабжения и водоотведения, проверка аварийно-спасательного оборудования были закончены, и Ксюша занялась подготовкой трапа, а я велком зоной, быстро комбинируя привезенные живые цветы во вполне сносные букеты, меня начало терзало подозрение, что Паше на цветы в широких расписных вазонах будет как-то плевать. Да и прихлебателям его тоже. И плевать им будет на выровненный уровень света, чтобы салон обитый панелями вишнёвого дерева заиграл уютом, и на обработанную кожу кресел и дивана…

— Ксюш, кто с тобой в бригаде? Кого я подменяю? Римму Абубакирову? — заканчивая последний букет, негромко спросила я свою старшую бортпроводницу на этот рейс.

— Да, Римму. И предугадывая следующий твой вопрос — она уже фрилансерила с этим клиентом. — Задумчиво обводя взглядом салон, негромко ответила она стоя у двери. — Правда, деталей не знаю, мы только месяц с Риммой работаем. Ее перевели на наш джет, когда Оксанка в декрет ушла. Но, вроде бы, Римма говорила, что клиент на редкость адекватный. До этого фрилансерила с какой мадам из управления банка, так той как-то захотелось антрекот из оленины. В Мавритании. С учетом того, что это Африка, и из рогатых там только антилопы, у Риммы чуть инфаркт не случился, но она молодец, как-то вырулила, хотя клиентка была ужасно капризная.

Я, удивленно приподняв бровь, покачала головой, и, сверившись с наручными часами, пошла готовить кофе для пилотов перед вылетом. Ксюша окликнула меня раньше назначенного времени, и я, торопливо ополоснув руки и оправив униформу вышла из стаффа, чтобы встретиться дорогих гостей, которых подвозили к трапу на элитном автомобиле. Сколько понтов-то.

Вдох. Выдох. Нацепить маску добродушия и приветливости, растянув губы в дружелюбной улыбке. Не накрашенные губы…Господи, это-то в моих мыслях откуда?

Он вышел из машины первым. Элегантный. Сексуальный. Глаза скрыты солнцезащитными очками. Приталенная рубашка, строгие брюки, через локоть перекинута кожанная куртка, в руках ноутбук и несколько папок.

После него с переднего пассажирского вышел тот самый детина, беззастенчиво домогающийся меня в предыдущем рейсе. Он безостановочно что-то негромко бурчал по телефону, правляя светлый пиджак и перекидывая сумку с ноутбуком за спину. Я отчетливо почувствовала, что улыбка у меня становится весьма натянутой. Последним машину покинул высокий и худой татарин, одетый на манер Женьки, во все эти модные обтягивающие шмотки. Вроде бы я его тоже помнила по тому рейсу, он сидел справа от Паши и с интересом следил за тем, как меня прессует их громила. Как и Паша.

Коваль поднялся на борт последним, сухо кивнул на наше приветствие, ничем не выказав эмоций, правда чуть дольше положенного задержав давящий даже сквозь стекла очков взгляд на моем лице. Уголки губ едва-едва заметно дернулись в пародии на удовлетворенную ухмылку и я вдруг все поняла. Не случайно.

Не случайно в рейс дернули меня. Как неслучайно он подписал с Женькой контракт вчера.

По спине пробежал холодок. Он прошел в салон, сев в кресло лицом к нам и стянув очки, углубился в документы, разложенные на сервированный перед ним стол, не обращая на нас внимания. Качок плюхнулся на диван не прекращая разговаривать по телефону в разных вариациях повторяя: «ну масенька, ну не ругайся, я правда не знаю где его шампунь, ну помой его человеческим, не облезет же», и от этого заискивающего перед собеседником баса, у меня глаза на лоб лезли, пока я дождалась отката трапа и закрывала выход, повторно проверяя работу рычагов.

У меня все потряхивало пальцы от смеси шока и пытающегося прорваться злым рыком возмущения, когда я тщетно пытаясь взять себя в руки, стояла перед все так же погруженным в документы Ковалем, представляясь, уведомляя, кто я для него в этом рейсе и что все вопросы буду непременно решать, а затем отрепетированным движением предоставила ему меню, винную карту, пока Ксюша проделывала те же манипуляции с татарином, развалившемся в кресле позади от Паши и качком, все так же царски лежащим на диване. Фу, ну и манеры.

- Тебя трясет. — Негромко, так, чтобы слышно было только мне, стоящей справа от его кресла в ожидании заказа, заметил он, по прежнему не поднимая на меня глаз, но снова улыбаясь самыми уголками губ, и пуская этим зрелищем жар ненависти в мне в сердце, потому что я снова не понимала, что со мной начинает твориться и как с этим справиться. — Расслабься, киса. Пока не трону. Занят немного.

Сука. Я ощутила, как перекашивает мое лицо, и пользуясь тем, что остальные пассажиры меня не видят, а этот индюк не смотрит, прикрыла глаза, сжав челюсть и загоняя в себя желание двинуть Паше кулаком. Ублюдок. Пока не тронет он меня. Да кто тебе еще позволит, сволочь!

Остальные пассажиры от напитков отказались, и Ксюша ушла в стафф. А этот все держал меня. Моя доброжелательность на лице далась мне вымученно, когда он с тенью издевки спустя пять минут протянул мне меню и карту назад, сказав, что тоже пока ничего не желает.

В стаффе я мучительно сдерживала мат, наблюдая за Ксюшей, четко, без суеты выполняющей свои обязанности и не обращающей взгляда на меня. Далее следовало дать инструктаж пассажирам. Отправилась она, что-то прочитав в моем мрачном лице.

Перелет, в целом, прошел достаточно спокойно. Амбал Захаров вообще делал вид, что меня не замечал, а тощий модный татарин мирно проспал все время. Прибыли в Цюрих ранним утром. Я была на удивление измотана. В основном от того, что ожидала какой-нибудь подлянки от Паши, но он так и рылся в документах и ноутбуке, утратив интерес к моей персоне абсолютно.

После сдачи смены и получения командировочных нас отправили в отель, в который, к моему изумлению, поселились и эти три гада. Правда, на разных этажах. Хоть какое-то успокоение.

Цюрих. Надежный и умиротворенный. Раннее утро в финансовом центре страны было напоено неповторимым ароматом цветущих лип с тонкими нотками горной свежести в озорных и таких приятных порывах ветра.

Спать мне решительно расхотелось, пока я шла от машины развозки по идеальному каменному тротуару на мраморное крыльцо отеля. Остановилась и огляделась. Наш отель находился в трех минутах ходьбы от Банхофштрассе — основной и прекрасной пешеходной улицы Цюриха эклектично и весьма органично сочетающего в себе неоготические налеты средневековья в архитектуре и элементы царственного облика позднего периода эпохи Возрождения.

Буду дурой, если потрачу время на сон. Я попробовала уговорить Ксюшу на прогулку по Бахофштрассе, начинающегося от величавого здания вокзала совсем недалеко отсюда и кончающегося Цюрихским озером. В Швейцарии я была второй раз, и мне отчаянно хотелось обновить впечатления. Но Ксюша отказала.

Освежившись в душе, я натянула на себя джинсы, свитер и подхватив небольшой рюкзак с документами и легкую кожаную куртку, сбежала по лестнице в лобби, мурлыкая под нос любимую песню.

Со стороны обеденной доносился вкусный запах выпечки и кофе. Доброжелательно улыбнувшись швейцару у дверей, я решила немного подкрепиться, заодно время потянется, и я когда я дойду до середины сонной улицы, бутики известных брендов, которые так щедро расположены по обе стороны Банхофштрассе уже откроются. Цены само собой там сумасшедшие, однако и качество ни чета многим европейским филиалам.

Взяв себе ароматный круасан и чашечку эспрессо я села у огромного окна в пустом пока трапезном зале, влюбленным взглядом глядя на просыпающийся город за стеклом. По неширокой идеально ровной улице еще пока редко и неторопливо протекали автомобилями. Прохожих почти не было. Город спал, но уже чутко и поверхностно, как перед самым пробуждением.

Внутри меня было так тихо, так спокойно и приятно. Вкус нежнейшей, тающей на языке выпечки вызвал у меня непрошенную улыбку. Но все испоганил Паша.

Он возник словно из неоткуда, и опустился за мой стол напротив меня, держа в правой руке бокал с кофе. Я неприязненно на него посмотрела, чувствуя, как учащается сердцебиение.

— Киса, ты херовый фрилансер, ты знала? — насмешливо окидывая меня взглядом, произнес он, откидываясь на спинку стула. — Там вам полагается в конце полета спросить о дальнейших моих указаниях. А ты смылась и больше не появлялась.

— Кнопочку надо было нажать для вызова стюардессы. — Не удержала порции яды в своем отчего-то глухом голосе.

— С Риммой мне не приходилось ничего нажимать. — Усмехнулся он. — Исполнительная и активная женщина. С ней приятно работать. И яйца мне взглядом не морозила, в отличие от тебя.