Александра Лимова - Земля-воздух

И становилось все хуже, потому что меня просто било от каждого его движения языка, просто разрывало. Я не могла с собой совладать и вроде несильно цепанула, по крайней мере, он вздрогнул и ощутимо шлепнул меня по ягодице явно не от удовольствия. Я уткнулась лбом в его бедро, понимая, что не могу, просто не вывожу. Пыталась подвести его к краю рукой, но пальцы немели и их сводило судорогой от накатывающего все ближе до сознания эха слепяще-паралитического наслаждения. Мышцы тела напряглись в попытке приблизить это, усилить. Кажется, всхлипнула, вжимаясь лицом в кожу его ноги. И все. Накрыло. Жестко и страшно. Сначала разорвало, а потом утопило. В голове дикий гул, оргазм разнесся молниеносно, по каждой клеточке, по каждому нервному волокну, заставляя их взорваться и кануть в хаос.

Когда пелена чуть схлынула, я осознала, что лежу на спине, что он быстро садится между моих ног и хитро улыбнувшись склонятся, чтобы вновь провести языком, заставить горло сжаться, а голосовые связки издать странный хрипящий звук в ответ на быстрое движение его бедер, разносящих, множащих творившееся в моем судорожно подёргивающемся теле сумасшествие. Я взвыла, когда возросла интенсивность движений, пригоняя обратно только было ушедшую волну наслаждения. Я выгнулась, что-то бессвязно умоляюще зашептала, откидывая голову и зажмуривая глаза.

Это все иррационально. Не поддается логическому объяснению. Но я чувствовала, чувствовала возврат. Его хриплый, рваный вздох и последний особо сильный толчок, снова столкнувший меня в бездну. Подбросило вперед, снова забило и снова сожгла, а прах развеяло по ураганному ветру, бушвавшему в венах и выворачивающему мышцы. Не почувствовала разлившегося липкого тепла на коже живота. Ощутила только его обжигающий протяжный выдох куда-то в шею и достаточно болезненный укус в плечо.

Поняла, что пальцы сводит судорогой от силы, с которой я впилась в его плечи, пока меня медленно отпускало. С трудом разжала и безвольно рухнула на спину слабо подрагивая и ощущая ленивую тяжелую негу медленно разливающуюся по телу из слабо пульсирующего живота.

— Киса-киса… — усталый шепот в затылок. — Второй раз за один раз?.. Да ты же мое чудо…

Мои губы растянулись в слабом подобии улыбки. Да уж, Коваль, воистину чудо. Только не я. А эта хренотень которую ты вытворяешь в постели со мной. Так, чтоб аж сдохнуть готова от удовольствия.

— Пить будешь? — негромко спросил он.

Я очень слабо кивнула, не в силах пошевелить онемевшим языком, да и телом, нзаполнившемся чугонной тяжестью.

— А дождешься? — слабый укус в плечо, пустивший мурашки. — В Швейцарии, когда с бутылкой вернулся, ты уже храпом стену сносила.

Козел. Я фыркнула, с трудом переворачиваясь и глядя в черные в полумраке зеленые глаза. Затягивающие, с ноткой иронии, пускающих темное, неописуемое удовольствие по телу и зуд в губы.

— Ходил долго, решила вздремнуть. — Сиплым шепотом ответила я, глядя на его излюбленную полуулыбку.

Он хохотнул и несильно куснул меня за нос, напомнив о запоздалой боли в плече, от его зубов. Огладила пальцами то место, невесело хмыкнула и взяла протянутую бутылку, когда он вернулся и плюхнулся на спину рядом со мной.

— След останется, Паш. — Отставив бутылку на тумбочку, я с трудом натянула на себя одеяло. — Нахрена кусать-то?

— Да я вообще готов был тебя сожрать. — Хмыкнул, притягивая спиной к себе. — Но сдержался. Так, метку оставил. Приятно, знаешь ли, видеть на тебе свои следы.

— Так ты же не оставлял?

— В самолете, когда белье снял, переусердствовал. Там на правой ягодице у тебя царапина от ногтя. Сука, это сейчас завело до безумия.

— Ты еще меня побей, чудище. — Фыркнула я, отпихивая его руку, пытающуюся стиснуть мою грудь через одеяло.

— Ну тебя вряд ли.

Я поняла, о чем сейчас пойдет речь. Но о Женьке говорить мне не хотелось. Вообще. Не сейчас. И не здесь. Но Ковалю было на это похер. Он высказал мне значительно охлажденным тоном, что завтра с утра я звоню Женьке и бросаю его. Навеяло ассоциации с Диего, и я хотела было хихикнуть, но вовремя вспомнила, кто был инициатором того, что меня впервые в жизни бросили. Внутри воспрянула оскобленная гордость. И пошло-поехало. Ругались мы недолго, но увлеченно и со вкусом. Меня заставило оторопеть его хододное утверждение, что тогда он сам со всем разберется, и это после моей десятиминутной оды, что он козел, который мне тут проверочки устраивал (парировал довольно легко и уже известными словами), и пятнадцати минутах объяснения, что я не могу бросить Женьку по телефону. Что это по скотски. Что лучше с глазу на глаз по прилету… Да, до меня не сразу дошло, что я и не подумала о том, чтобы отказаться от разрыва отношений с Женькой, а начала пускаться в пространственные рассуждения, почему не могу сделать это по телефону. И это неприятно удивило. Женька, конечно, трепло. Но это мой Женька. Я знаю его столько лет и… Господи, да кому я это говорю вообще?

Коваль мрачнел с каждым моим сказанным словом, а под конец минералку на его тумбочке сменил виски и нехороший такой взгляд однозначно мне заявил, что ночь будет долгой.

— Слушай, кис, а давай-ка сыграем по твоим правилам. Я завтра позвоню какой-нибудь шлюхе, одной из тех, что в неисчисляемых количествах кружат голодными стервятницами вокруг меня и моего кошелька, буду трепаться с ней по телефону, а по прилету скажу ей аривидерчи. Ты как, нормальная воспримешь, м?

Я оторопело молчала. Сразу пред глазами вспыхнул тот вечер, когда он целовал эскорт-девицу на моих глазах. И как меня разрывало.

Нет, я не восприму это нормально. Но ситуация неравноценная — кто для меня Женька, и кто для него шлюха. Однако я поняла, что в лоб с Ковалем бодаться бесполезно. Поэтому мучительно соображала, что делать. Он ждал, глядя на меня прохладно и с нажимом, взбалтывая в бокале виски. Подавив в себе бессмысленное желание вскинуться и наорать на него, негромко произнесла, что прошу его. Просто прошу. Паша не ожидал. Плеск жидкости в бокале прекратился. Он испытывающее смотрел мне в глаза, стремясь выцепить хоть что-то, что позволит ему военные действия, чтобы меня прождолжать загонять. Но не было ничего такого в моих глазах, усталость и уверенность, что я должна поступить так, а не иначе.

— Твой полупокер гнида, а ты его сраную душеньку боишься разбередить бросив по телефону? — последняя попытка вывести меня из себя и сыграв на эмоциях обезоружить, вынудив признать его правоту.

— Если он такой, не значит что и я должна вести себя, как гнида. — С трудом, с большим и очень скрепучим трудом сдержалась от резкости слов, выдавив из себя то единственное, что могло усмирить его ебучее изощренное умение играть на чужих эмоциях.

Он постукивал ногтем по стеклу, глядя на меня с нехорошим таким блеском в глазах, наводя ассоциации с нашей первой встречей, где я его посчитала за ту еще сволочь. Но прокатило. Он одним глотком допил виски и отставил бокал на тумбочку, укладываясь на спину.

Сдержала облегченный вздох, когда он потянул меня на себя, вынуждая лечь головой ему на плечо.

— Послушай меня, кис, — переплел наши пальцы и сжал до ощущения на грани боли. — Не играй. Просто не играй со мной. У меня забрало падает, если меня наебать пытаются. Особенно если это люди, которых я считаю своими. И в этой ситуации, если ты попытаешься… на двух стульях усидеть, я просто не знаю… что случится, понимаешь?

Сглотнула, снова неимоверным усилием подавив вспыхнувшее возмущение. Это не вызов и не предупреждение. Не шантаж и не угроза. Это констатация факта. Жесткая, дерущая нутро первобытным страхом констатация факта. Кивнула. Он прикрыл глаза, загоняя в себя прорывающееся в резкости черт лица звериное выражение, которое отчетливо прозвучало в сказанных им словах. И утвердило, что я дура, и явно не знаю, на что подписываюсь. Но отказаться не могу. Уже не могу.

Ну а утром мы ехали в соседний город, чтобы испытать мою нервную систему на прочность. На атракционах я в Испании еще не была, но кое-что о них слышала. В частности то, что компания Феррари обосновала здесь свой парк с самой высокой оркой во всей Европе. С их творением в Абу-Даби я была знакома, и когда ужас после поездки на безумных скоростях и виражах сошел, мне даже понравилось. Хотелось посмотреть на что способны еще итальянские инженеры.

Мы уже прилично отдалились от города, ехав по красивому серпатину, когда Паша, удрученно выдохнув, произнес: