— Пьете? Курите?
— Курю.
— Много?
— Полпачки в день.
— Ага, — докторша склонилась к своему листочку и поставила против одной из строчек жирный красный восклицательный знак. — Отец ребенка курит?.. Хотя при такой мамаше это уже не имеет значения. Собираешься рожать, бросай курить. Иначе плод будет развиваться неправильно… Рожать-то будешь?
— Н-не знаю. — Таня обвела глазами кабинет. Белые капроновые шторы, какие раньше висели в детских садах, большой письменный стол с ворохом карточек и направлений на анализы, зловещее, похожее на приспособление для пыток кресло за ширмой и прозрачный шкаф с коробками из-под лекарств и противозачаточных средств на крашеных полочках. И непонятно зачем среди этих коробок — детская пластмассовая лошадка на колесиках. Беззащитная и в тоже время отважная, случайно умудрившаяся прорваться сквозь мощную батарею «Постиноров», «Марвелонов» и внутриматочных спиралей. — Не знаю, — повторила Татьяна еще раз, — нужно подумать.
— А чего тут думать-то? Тебе что, шестнадцать лет? Пора бы уже и мамой становиться.
— Кстати, вы уверены, что я беременна?
Толстая докторша, пораженная невообразимой дерзостью вопроса, даже всплеснула руками.
— Нет, Наташенька, вы слышали? — она обратилась за поддержкой и сочувствием к акушерке. — Эта мадемуазель сомневается. Если бы я не была уверена в своих диагнозах, я бы здесь не сидела, уж поверьте мне! Все ваши одиннадцать-двенадцать недель при вас. Хотите убедиться — сделайте ультразвук.
— Но я же ничего не чувствую: ни тошноты, ни слабости. Ничего!
— Наверное, у вас девочка, — улыбнулась молодая еще акушерка с изрытым оспинами, но все-таки милым лицом. — Говорят, девочка маму жалеет.
Татьяна тоже улыбнулась в ответ и снова принялась отвечать на бесконечные вопросы врача. Из кабинета она вышла с растрепанной кипой направлений на анализы в руках и глубоким сомнением в душе. Родить ребенка сейчас означает поставить крест на едва начавшейся актерской карьере. Академический отпуск, как минимум, на год. Да что там на год! Год кормить и еще девять месяцев носить. Впрочем, уже не девять, а шесть. Значит, уже месяца через три с институтом нужно будет завязывать: не ходить же в самом деле на фехтование или в танцкласс с выпирающим вперед животом!
На улице стало еще холоднее. Татьяна поняла это, выглянув в окно возле регистратуры и увидев нахохлившихся, угрюмых ворон с мокрыми блестящими перьями. Вороны сидели на раскачивающейся ветке тополя и даже не каркали, а лишь безрадостно взирали на проходящих внизу людей. Люди торопились, зябко ежились в своих пальто и куртках и наклоняли головы вниз, чтобы хоть как-то защитить лицо от хлесткого безжалостного ветра. Хорошо чувствовала себя, наверное, только приземистая тетка, очень кстати вырядившаяся в полушубок из нутрии. На голове у нее была китайская кепочка из ангоры с козырьком и потешным шнурочком, завязанным бантиком, а на ногах — молодежные высокие ботинки, плотно облегающие полные икры. Тетка периодически приставала ко всем выходящим из консультации молодым женщинам, раскрывая перед ними объемистый пластиковый пакет и темпераментно размахивая свободной правой рукой. «Наверное, предлагает заранее приобрести какие-нибудь комплекты для новорожденных, — подумала Таня. — Надо будет как-нибудь умудриться обойти ее стороной». У нее почему-то возникала чуть ли не аллергическая реакция при контакте с уличными торговцами, начинающими беседу с бравурно-радостного: «Вам очень повезло. Сегодня компания… (дальше следовало название, обычно иностранное) проводит расширенную распродажу своей продукции. Вашему вниманию предлагаются…» И так далее… Всех этих людей объединяла готовность говорить быстро и вроде бы непринужденно, фальшивая улыбка и холодный страх перед бедностью и неизвестностью в глазах. Тетка погналась за молоденькой девчонкой с округлившейся фигурой. А Таня быстро намотала на шею клетчатое кашне, застегнула на все пуговицы узкое черное пальто и почти бегом вышла из консультации. Она не успела пройти и десяти шагов, когда с ужасом поняла, что торговка возвращается. Ее пакет по-прежнему был таким же полным, а взгляд оставался взглядом охотницы. Татьяна внутренне напряглась и приготовилась ответить что-нибудь вежливое, но достаточно твердое. Но, к ее удивлению, тетка прошла мимо, удостоив ее лишь мимолетным взглядом. «Наверное, я совершенно не похожа на женщину, которая в принципе может быть матерью, — подумала Таня с неожиданной горечью и сама удивилась этому чувству. — Неужели это ребенок на меня так действует? Да, он, собственно, и не ребенок еще, а так, несколько бессмысленно пульсирующих клеточек… И зачем он мне сейчас, когда через месяц, сразу после возвращения Селезнева из Испании, начнутся кинопробы. А там, чем черт не шутит, может, и дадут главную роль? Во всяком случае, режиссер говорит, что шансы у меня неплохие. И начать свою кинокарьеру с таким партнером, как сам Сергей Селезнев, — это просто подарок судьбы. Пусть говорят, что он может играть только движением мышц. Это говорят те, кто не видел его работ в театре». Мысли с будущего ребенка плавно перетекли на кино вообще и учебу в частности. Татьяна быстро шагала по направлению к метро и размышляла о том, что в последний раз пластический этюд у нее получился просто безобразно и над речью надо бы поработать, потому что звук «ж» все равно проскальзывает и свистит. Она незаметно проводила языком по небу, пытаясь найти одну-единственную нужную точку, которая поможет ей справиться с упрямым «ж», когда прямо перед ней остановилась прогулочная коляска. Таня успела подумать, как же все-таки странно устроена жизнь. Иногда события в ней разворачиваются, как в дешевой мелодраме: стоит только подумать о том, чтобы сделать аборт, как вот вам, пожалуйста, — молчаливым укором коляска перед носом. Впрочем, укор не был молчаливым. Довольно крупное дитя, в пестром комбинезоне, отчаянно ругалось на своем детском языке и норовило оторвать голову у резинового зайца.
— Ой, девушка, — затараторила молоденькая мамаша с такой скоростью, словно через пять минут ее жизнь должна была кончиться, а так необходимо успеть сказать что-то важное, — помогите мне, пожалуйста, последите за ребенком. Коляска, конечно, никуда не денется, а вот Настенька испугается. У меня, понимаете, берет ветром сорвало, вон там за ветку зацепился. Нужно быстрее достать, а то он еще дальше улетит.
Татьяна посмотрела в том направлении, куда указывала суматошная мамаша. На довольно низко наклонившейся ветке березы на самом деле висела какая-то сиреневая тряпочка. Ветер раскачивал ветку из стороны в сторону, и беретик, зацепившийся самым краешком, грозил вот-вот сорваться вниз.
— Бегите, конечно, — Таня опустилась на корточки перед коляской и посмотрела девочке в лицо. Малышка не была хорошенькой, щеки ее свисали чуть ли не на воротник, глазки под светлыми бровками казались слишком уж маленькими. Единственным ее достоинством, пожалуй, были нежные и свежие розовые губки. И она, сложив эти губки в трубочку, сначала зафырчала, как автомобиль, а потом довольно метко плюнула Татьяне в лицо. Таня отерлась и зачем-то понюхала кончики пальцев. Ей вдруг показалось, что даже детские слюнки и то пахнут молочком. И еще она поняла, что точно так же пахли бы и слюночки ее дочери, той, которая никогда не сможет плеваться, потому что через пять, ну, самое большее через семь дней ее уже не будет.
Прибежавшая мамаша быстро поблагодарила Татьяну и помчалась, катя впереди себя коляску, дальше по аллее. Маленькие колеса заскрипели, как несмазанные петли двери. Две вороны тяжело взлетели с дерева и тут же грузно опустились обратно. Таня снова пошла своей дорогой. Она была уже почти уверена, что актерский дуэт Самсонова — Селезнев не состоится, и размышляла над тем, как и когда сказать Юре про ребенка…
«О Господи, и надо же было умудриться назначить встречу именно в этом кафе!», — Таня в который раз с ненавистью оглянулась на вход с табличкой «Закрыто». Она уже начинала серьезно замерзать, пальцы не хотели держать очередную сигарету, поэтому от попытки закурить пришлось отказаться. Вдруг подумалось, что это и к лучшему: маленькая девочка там, внутри, не получит лишней дозы никотина. Но если продолжать стоять вот так, на перекрестке семи ветров, то можно основательно простыть, и ребенку это тоже не понравится. Татьяна уже собиралась зайти в гастроном, чтобы погреться (Бог с ним, с Коротецким, приедет — подождет!), когда темно-синий «БМВ» вырулил из-за поворота. Юрий выскочил из машины чуть ли не бегом.