Анна Смолякова - Зеркало для двоих

— Ну и что ты посоветуешь мне теперь делать? — она называла Симону на «ты» уже без видимого усилия.

— Ничего, — та пожимала плечами. — Были же у тебя какие-то планы до моего визита, так что живи, как наметила. Только сворачивай потихоньку свою легенду про Селезнева… Надо же, я и не думала, что твоего Палаткина на самом деле зовут Сергей. Бывают же такие совпадения!

Самое странное, что теперь Симона не казалась ей особенно страшной. Может быть, в этом было виновато освещение, но лицо ее даже приобрело своеобразную прелесть. Хотя слово «прелесть» не подходило к этим непривычным, слишком уж далеким от классики чертам, а имя Таня все еще не хотело удобно ложиться на язык.

Когда в разговоре повисла первая же неловкая пауза, Симона достала из сумочки блокнот и написала на листочке номер своего телефона.

— Возьми, позвонишь, если будет необходимость, — она протянула листок Юльке. — Сверхъестественной помощи не обещаю, но, по крайней мере, я смогу сообщить тебе кое-какую информацию о настоящем Селезневе. Я думаю, некоторое время для тебя это будет важно.

Сразу после этого она встала и направилась в прихожую. Юля не стала ее удерживать, понимая, что ее артистического таланта не хватит на то, чтобы изобразить искреннее сожаление по поводу ухода гостьи. В голове у нее царил полный хаос, и все-таки уже у самой двери она не выдержала и спросила:

— Таня, почему ты это делаешь? Ты ведь, кажется, должна ненавидеть меня?.. И еще… Почему ты ничего не сказала Коротецкому раньше?

Симона на секунду задержалась на пороге и пожала плечами…

Сегодня погода просто превзошла самое себя. Конечно, от холодного октябрьского вечера можно было ожидать мерзкого дождя и слякоти. Но чтобы к этому добавился еще и пронизывающий ветер! Селезнев, в общем-то, не относился к разряду мерзляков, но даже он успел пару раз зябко передернуть плечами, пока дошел от машины до подъезда. В окнах спальни горел свет, и он понял, что Лариса дома. Хотя куда бы она могла деться в такую погоду?

Как только он открыл дверь, то сразу почувствовал сладковатый запах ее сигарет, расползшийся по всей квартире. Лариска, при всей ее изысканности, курила неимоверную гадость, пахнущую почему-то подгнившими сухофруктами, как старая добрая «Вега».

— Лариса, — негромко позвал он от порога. Ему не ответили. Но Сергей был уверен, что она его слышит и просто не желает выходить из своего обычного для дождливой погоды легкого транса. Даже на звук его шагов она не обернулась, а лишь слегка дернула изумительным мраморным плечом, то ли неосознанно, то ли давая понять, что его присутствие все-таки замечено.

Лариса сидела на краешке кровати, поджав под себя ноги и уставившись в окно. На коленях у нее стояла пепельница со множеством окурков, а в длинных тонких пальцах с миндалевидными ногтями подрагивала очередная сигарета. Сергею никогда не удавалось поймать хоть на мгновение ее взгляд, когда она вот так смотрела в окно. Кто знает, может быть, ее светло-карие, почти желтые глаза в этот миг были просто отрешенными и распахнутыми, а может быть, в них появлялось что-то такое, что Лариса предпочитала прятать от окружающих? Во всяком случае, каждый раз она торопливо смаргивала, словно пытаясь избавиться от невидимой соринки, и ему доставался лишь мгновенный взлет черных с золотыми искорками ресниц.

Но сегодня она не спешила вернуться в реальный мир и продолжала сидеть неподвижно, лишь изредка стряхивая с сигареты длинный серый столбик пепла. Ее волнистые светлые волосы казались более тусклыми, чем обычно, особенно на фоне неимоверно яркого алого платья из тонкого трикотажа, которое заменяло ей домашний халат. Лариска вообще терпеть не могла все эти халатики, фартучки и тренировочные брючки, в которые запихивают себя большинство домохозяек. По квартире она ходила исключительно в коротком, облегающем и декольтированном, причем в основном без нижнего белья. И Сергею нравилось как бы нечаянно дотрагиваться до ее упругой груди, не замурованной в накрахмаленное кружево и начинающей призывно покачиваться при любом мимолетном прикосновении, нравилось забираться рукой под платье, когда она склонялась к кухонному столу. Иногда Лариса на это реагировала более чем благосклонно, а иногда начинала пищать, как самая обычная, не особенно сексуальная женщина. Да, в общем-то, она и была обычной женщиной со своими капризами и причудами и извечным желанием нравиться. И, как самая обычная баба, чтобы привести свое и без того безупречное лицо и прическу в порядок, она могла проторчать в ванной часа два. И сейчас, глядя на ее поникшие, как бы обессилевшие волосы, Сергей понял, что Лариса затосковала.

— Тебе грустно? — спросил он, присаживаясь на другой край кровати и раздумывая над тем, пощекотать или нет выглядывающую из-под ее попки маленькую розовую пятку.

— Да. Ты же знаешь, я плохо переношу дождь, — отозвалась она тихо и печально. — А в Италии, наверное, сейчас солнышко, и море теплое, и виноградники еще зеленеют…

— И гондольеры плавают по венецианским каналам, — привычно подхватил Селезнев. — Ты же знаешь, киска, мы не могли поехать. И уже тысячу раз с тобой об этом говорили.

— Но почему?

— Я же объяснял тебе. В театре только-только открылся сезон. Я не мог уехать, когда начинается работа над постановкой «Дон Жуана».

— Тебе что, дали роль? — Лариса развернулась и села к нему лицом, положив подбородок на колени и обвив их руками. Сергей опустил глаза. С «Дон Жуаном» что-то темнили, и он, поначалу твердо рассчитывающий получить заглавную роль, в конце концов начал сомневаться. Главный режиссер отмалчивался или деликатно уводил разговор в другую сторону, а он все упрямо не хотел верить, что дело в его последних, без сомнения успешных и, может быть, слишком кассовых фильмах.

— Нет, роли мне не дали. Но ведь ее еще не дали никому.

— Господи, за то время, пока твой ископаемый режиссер разберется со своими гениальными замыслами, мы могли бы уже съездить туда и обратно, — Лариса улыбнулась примирительно и небрежно потрепала его по волосам. Ее пальцы были твердыми и холодными, а ладошка едва уловимо пахла «Аллюром». Сергей перехватил ее руку возле тонкого запястья и быстро прижал к своим губам. Ей, как всегда, оказалось достаточно легкого намека. Лариска скользнула спиной по покрывалу, уже слегка раздвигая колени, но лишь слегка, чтобы светлый пушистый холмик показался всего на одно мгновение, и выгнулась, как потягивающаяся кошка, обвивая его шею руками и привлекая к себе.

— Ну, почему, почему мы тогда сказали всем, что уезжаем? — по-детски канючила она, подаваясь вперед бедрами, и с совсем не детской иронией наблюдая за тем, как Сергей дрожащими пальцами пытается справиться с ремнем на джинсах.

— Я же… говорил… тебе, — в паузах между словами он пытался полноценно вдохнуть, — что хочу хотя бы… немного… пожить спокойно, подумать, а не отбиваться от дурацких предложений… И вообще, — он с силой прижал к себе ее бедра и скользнул руками вверх, к лопаткам, отрывая Ларису от кровати и глядя в ее янтарные глаза, — я хочу просто побыть с тобой.

Сегодня ее потянуло на экзотику, и белоснежному постельному белью она предпочла шершавый пуфик возле телефона. Пуфик был довольно старинным, с маленькими хлипкими колесиками. И только теперь, глядя на игру света и тени на чуть выступающем, восхитительно округлом Ларискином животике и слушая, как мягко стукаются о стену ее лопатки в такт визгу плохо смазанных роликов, Сергей подумал, что ее идея купить этого мастодонта был не такой уж и плохой. В самый ответственный момент зазвенел телефон. Селезнев неловко дернулся, но горячие, напряженные ноги, лежащие на его плечах, так требовательно и в то же время просяще стиснули его шею, что он мгновенно позабыл и про чуть ли не подскакивающую трубку, и про навязчивое дребезжание, бесцеремонно царапающее уши…

Когда все закончилось, Лариса, как ни в чем не бывало мурлыкая под нос какую-то развеселую песенку, направилась в душ. Сергей проводил взглядом ее восхитительно женственную фигурку с двумя чудесными ямочками на пояснице, задвинул пуфик на место и пошел в спальню. Сегодня ему предстояло сообщить ей одну новость, которой она не должна была особенно обрадоваться. Портить настроение ни ей, ни себе не хотелось, поэтому Селезнев решил оттянуть неприятный момент. Когда Лариса вернулась из ванной, он, не вставая с кровати, кинул ей красное платье и как бы между прочим поинтересовался: